сторону и с трудом молвил, – Олаф, останься.
Обвёл взглядом присутствующих.
– Анисим, подушки… повыше. Мне … сказать.
Анисим кинулся поправлять подушки, а мы все приблизились к постели ожидая.
Некоторое время отец Окимий отдыхал, потом открыл глаза и, чуть приподнявшись, заговорил:
– Я вас собрал…Перед соборованием… Мне… объявить… Завещание…
Речь его была сбивчивой, говорил он с трудом, и мы склонились над его изголовьем.
– Завещаю Олафу … в миру Олег Иван… продол… дело моё… в науке … и в монасты… ему быть… настоятелем… мой наказ… прошу исполнить… завеща… храни…, – отец Окимий хрипло вздохнул и затих, голова его упала на подушку.
Поражённые мы молчали. Первым пришёл в себя отец Фивий.
– Похоже, отец Окимий бредит. Надо срочно готовиться к соборованию. Прошу оставить меня с ним наедине. Времени мало.
Мы вышли.
– Пойдём к Люсеньке, там подождём, – предложил Харитон.
Я кивнул.
– Олег, что за завещание? Ты в курсе? – спросил он.
– Зови меня Олафом, пожалуйста, – попросил я и добавил, – нет, ничего не слышал о завещании. Отец Окимий никогда не заговаривал о нём, – я замолчал, не зная, нужно ли уточнять, но всё-таки продолжил, – настоятель взял с меня обещание, что я останусь в монастыре и продолжу исследования, и когда закончу, доложу о результатах в Синод. Он хотел уже теперь сообщить о промежуточных результатах, я даже подготовил презентацию, но не успел. Видимо, теперь это должен буду сделать я.
– Это да. Конечно. Но ты слышал, что он сказал сейчас? – Харитон остановился и повернулся ко мне.
– А что он сказал-то? Только подтвердил: я должен продолжить его дело, и чтобы будущий настоятель посодействовал мне в этом. Уверен, что и в завещании, если такое есть, будет тоже.
– А я вот не уверен! – воскликнул Харитон, – Совсем не уверен! Я уверен, что в завещании настоятель указал тебя не только своим преемником по научной работе, но и завещал тебе настоятельство монастырём.
Я сердито нахмурился, отвернулся от него и зашагал дальше. Харитон нагнал меня:
– Что молчишь?
– Да чего говорить? Ерунду какую-то несёшь. Ну, какой из меня настоятель? Я и послушание то, как монах, веду в обсерватории, а не на службах в храме. Да и потом, с каких это пор настоятельство по завещанию передаётся? Я, конечно, еще не знаю всех правил, но волей-неволей вынужден с ними знакомиться и изучать. И знаю, что это дело Синода назначать настоятеля монастыря.
– Синода-то Синода, но я уверен, что завещание в этом назначении может сыграть главную роль. Ты должен найти завещание.
– Я?! Я то причём? Уверен, что завещание находится там, где ему и должно быть, в столе настоятеля, в его кабинете. Зачем ему его прятать-то? Вот Фивий, как его зам, пусть и позаботится. А я знаю, что обещал отцу Окимию, и это выполню.
– Ты что не понимаешь, что если настоятелем станет Фивий, то он тут же прикроет обсерваторию? Он только об этом и мечтает. А сколько он жалоб писал на отца Окимия в Синод? Жаловался, что отец Окимий совсем забросил служение Богу и занимается только наукой как обычный мирянин. Только через эти жалобы и выпросил себе должность его заместителя. Вот теперь-то он развернётся. Если настоятель придерживал его фанатическое рвение, то больше сделать это будет некому. Ты этого хочешь?
– Я хочу спокойно заниматься наукой и всё. Оставь меня в покое! – разозлился я.
Люсенька, завидев нас, замахала рукой, торопя. Мы прибавили шаг и скоро уже сидели у неё в холе на диванчике, а она разливала душистый чай.
Девушка с красными глазами и красным носом тоже пила с нами чай. Было так смурно на душе, что даже разговаривать не хотелось.
– Люсенька, – спросил Харитон, ставя чашку на столик, – а ты не знаешь, где может быть завещание отца Окимия? Он о нём сейчас упоминал, но не успел сказать, где оно, потерял сознание.
Люсенька пожала плечами:
– Даже и не знаю, где и подумать, – она нахмурила лоб, – скорее всего где-то в кабинете. Больше негде. Если хотите, можем пойти туда, посмотреть. Если отец Окимий велел.
– Пойдём, Люсенька! – обрадовался Харитон. И выжидающе посмотрел на меня:
– Пойдёшь?
– Нет, – отрезал я.
Мне было мерзко бегать и искать завещание настоятеля, который и не умер. И надеяться, что там что-то такое хорошее для меня написано. "Гадость какая-то. Человек жив! И, может, поправится", – но горькие сомнения тоской сжимали душу.
– Не пойду я никуда. Отец Окимий жив, а вы уже за завещание.
– Мы?! – от возмущения у Харитона даже перехватило дыхание, и он какое-то время хватал ртом воздух, не произнося ни слова, наконец, заорал: – Да ты что?! Не слышал что ли? Он сам сказал про завещание, и велел сделать всё так, как он в нём наказал! Ты против его воли?!
– Совсем рехнулся. Настоятель бредил. Да и куда оно денется завещание-то? Что ты так спешишь?
– Вот дурак-то, – в сердцах обругал меня Харитон, и повернулся к Люсеньке:
– Люсенька, скажи, как ты думаешь, когда отец Фивий станет настоятелем монастыря, он разрешит Олафу тут работать? Вот как ты думаешь?
Девушка с сомнением сморщила носик:
– Ну откуда мне-то знать. Хотя отец Фивий скорее всего закроет обсерваторию. Уж очень он не любит её, да и вообще науки всякие. На проповедях часто говорит, что главное не наука, а молитва, божья книга и послушание.
– Вот! – обернулся ко мне Харитон. – Даже Люсенька это понимает, а ты не можешь понять. Он не только обсерваторию, но и мою лабораторию закроет. А мне, в отличие от некоторых, – он выразительно посмотрел на меня, – бежать некуда. На мне больница и больные.
Я пожал плечами:
– Что за ерунда, кто будет против медицинских исследований? Даже если обсерваторию закроют, то медицина же прикладная наука и её польза очевидна даже Фивию.
Харитон махнул на меня и сказал:
– Ну его к чёрту, Люсенька, пойдём с тобой.
– Ой! Как вы нехорошо говорите!
– Прости. Не буду. Пойдёшь со мной в кабинет искать завещание? Так отец Окимий велел.
Люсенька кивнула, и они ушли, а я остался ожидать окончания соборования.
Вернулись они очень быстро. Харитон недовольно плюхнулся рядом со мной на диванчик и проворчал:
– Закрыт кабинет.
Люсенька развела руками:
– Я даже не знала, что его можно закрыть, ключей никогда у меня не было, да и не закрывался он никогда.
– Ясно дело. Успели уже.
– Кто успел? – спросила Лизонька.
– Как кто? Фивий же, – ответил Харитон, ударяя кулаком по подлокотнику дивана.
– Да, не мог он отойти! Соборует же он!
– Зачем сам? Анисима отправил. У того всяко все ключи есть.
