Пола улыбнулась. Казалось, взошло солнышко, как это бывало всякий раз, когда она добивалась своего.
– Это называется эффектным выходом на сцену, Хьюго, – поддразнивая, сказала она.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Одевшись, чтобы идти на вечеринку, Пола зашла в детскую, чтобы пожелать Гарриет спокойной ночи.
Малышка с влажными после ванны волосами и порозовевшим личиком уже лежала в постели, но еще не спала. Пола присела на краешек кровати, притянув к себе дочку так, что ее головка прижалась к зеленому шелку платья, задрапированного на небольшой груди Полы в виде тоги, так что оставалось открытым одно плечо.
– Хорошо пахнет! – пробормотала Гарриет, сморщив от удовольствия носик.
Пола улыбнулась. Близость упругого маленького тельца вызвала у нее прилив материнского чувства, хотя она знала, что это чувство вряд ли возникло бы, не будь у нее уверенности, что она сможет передать Гарриет няне, как только у нее изменится настроение.
– Мамочка идет на вечеринку. Тебе нравится мое платье?
– Красивое! – одобрила Гарриет, прижимаясь к ней покрепче.
Пола вдруг испугалась, что Гарриет может обслюнявить платье или оставить на нем пятна от пальцев.
– Тебе пора спать, Гарриет, – сказала она, высвобождаясь из детских ручонок. – Мамочке нужно идти. – Она всегда говорила, как англичане, «мамочка», а не как американцы – «мама».
Гарриет не желала ее отпускать, но тут решительно вмешалась няня.
– Ну же, Гарриет, будь послушной девочкой, отпусти маму.
– Нет! – завопила Гарриет.
– Да! – твердо сказала няня.
Пола едва поборола в себе кошмарный страх: ей показалось, что она попалась в ловушку из толстеньких ручек и липких пухлых губок. Она поспешно направилась к выходу из детской.
– Не очень-то полезно возбуждать ее в такой час, – неодобрительно сказала няня, провожая Полу до двери. – В это время она должна быть в постели. Большинство детей ее возраста сейчас уже спят.
– Но она ведь не большинство детей, не так ли? – сказала Пола.
Когда она закрывала за собой дверь, ей показалось, что она услышала, как няня проворчала: «Какая же вы мать, госпожа Варна! Приходите сюда, когда вам захочется покрасоваться, и только беспокоите ребенка».
Пола похолодела. За последнее время она не слышала, чтобы люди шептались за ее спиной, и думала, что, возможно, это совсем прекратилось. А теперь вот эти слова няни. Пола резко распахнула дверь, ожидая застигнуть прислугу врасплох, когда та, притаившись за дверью, злобно шепчет ей вслед, но, к своему удивлению, увидела, как няня возится у кроватки Гарриет, поудобнее укладывая ребенка.
«Какова хитрюга, – подумала Пола, – она, должно быть, молнией бросилась от двери. Наверное, догадалась, что я услышала ее слова».
Почувствовав себя весьма неуютно, она спустилась по лестнице вниз, чтобы подождать там Хьюго. Войдя в зимний сад, она остановилась, как вкопанная, увидев на фоне застекленной двери силуэт высокого мужчины в смокинге.
– Грег! – воскликнула она чуть охрипшим от волнения и неожиданности голосом. – Что ты здесь делаешь?
Он повернулся, глядя на нее своей ленивой улыбкой.
– Извини, что напугал тебя, Пола. Меня впустила служанка Я зашел, чтобы предложить вам поехать на вечеринку вместе.
Она вдруг потеряла дар речи. Как это ему удается проделывать с ней такое – одним своим присутствием он превращает ее из уверенной в себе женщины в застенчивого подростка!
– Наверное, тебе одиноко, ведь твоя подружка уехала в Париж? – не подумав сказала Пола и тут же пожалела о сказанном.
– Я бываю одинок, только если сам захочу этого, – сказал Грег, насмешливо поглядывая на нее. – Мне показалось, что ты, возможно, будешь рада меня видеть.
– Да, да, конечно. Но мы с Хьюго задержимся. Он обедает у своей матери… у нее сегодня день рождения.
– Я знаю. Я заходил сегодня к Хьюго в салон. Его улыбка приводила Полу в замешательство.
– Понятно. В таком случае, зачем?.. – она замолчала и покраснела, потому что уже поняла, зачем он пришел.
– Я пришел, чтобы увидеться с тобой, Пола. Мне почти никогда не удается побыть с тобой наедине.
У нее подгибались колени. Она дрожала. Он, конечно, не раз и раньше играл в эти игры, но они еще никогда не оставались с глазу на глаз в доме, где не было никого, кроме служанки, няни да ребенка. Грег знал, что не застанет Хьюго, – он только что сам признался в этом. Может быть, на этот раз…
– Не хочешь ли чего-нибудь выпить? – спросила она охрипшим от волнения голосом, надеясь лишь на то, что он не заметит, как она нервничает, как дрожит от страха и возбуждения.
– Выпить? Пожалуй, почему бы не выпить. С удовольствием.
Он провожал ее взглядом, пока она пересекала комнату, направляясь к бару. Пола вдруг испугалась, что не сможет наполнить стаканы, не расплескав напиток.
– Налей себе сам. А мне сделай джин с тоником.
Наблюдая, как Грег наполняет стаканы, она подумала, что он великолепно выглядит в смокинге. Пола сделала несколько торопливых глотков, крепко сжимая стакан в руках, словно боясь уронить.
– Ты сегодня чудесно выглядишь, Пола, – сказал он, остановив на ней оценивающий, проникающий в душу и дразнящий взгляд. – Правда, ты всегда выглядишь прекрасно. Кажется, я уже говорил, что считаю тебя самой обворожительной женщиной?
– Грег… – она умолкла, совершенно лишившись дара речи.
– Самой обворожительной! – повторит он. Поставив стакан на широкую каминную доску, он улыбнулся ей ленивой завораживающей улыбкой. – Подойди ко мне, Пола, – сказал он.
Какое-то мгновение она стояла не двигаясь, глядя ему в глаза, не в силах поверить, что она не ослышалась. У нее перехватило дыхание; ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание.
Не раз в своих мечтах Пола представляла себе этот момент и мысленно проигрывала его; сколько раз она пыталась представить себе чудесное прикосновение его губ к своим – не краткое, как раньше, а долгий, страстный поцелуй, символизирующий обладание; как чудесно ощущать своими руками и всем телом каждую часть его тела и всецело принадлежать ему.
В тайниках души Пола лелеяла эту мечту, сжилась с ней, и теперь, когда мечта могла стать реальностью, она вдруг испугалась, что Грег окажется другим.
Она медлила, застыв на месте, а его улыбка стала еще шире, и глаза приказывали ей еще повелительнее, чем слова: «Подойди ко мне, Пола».
И она почувствовала, как ноги сами несут ее к нему, словно он управляет ею, как марионеткой, дергая за веревочки.
Он не двигался, пока она не подошла к нему вплотную, просто наблюдал за ней своим проникающим в самую душу, гипнотизирующим взглядом. Затем он протянул руку и схватил ее за талию. Ей показалось, что от прикосновения его пальцев сквозь тонкий шелк по ее телу прошел электрический ток.
Он поцеловал ее крепко, почти грубо. Никто раньше не целовал ее с такой безжалостностью властелина. Ее холодная красота всегда так действовала на ее любовников – и Хьюго не был исключением, что они обращались с ней с благоговением даже в высшие моменты страсти. Но Грег целовал ее без всякого почтения. Он давно уже играл с нею, как кошка с мышкой, и прекрасно знал, что она изнемогает от желания. И теперь его руки по-хозяйски скользнули вдоль ее спины, обхватили снизу ягодицы, и он крепко прижал ее к своему телу. Она ощутила, как напряглась его возбужденная плоть, и совсем обессилела, так что, вздумай он выпустить ее из объятий, у нее подогнулись бы ноги и она упала бы на пол. Все ее существо тянулось к нему.
Ухватившись за присобранный на одном плече зеленый шелк, он стянул с нее лиф платья. Она услышала треск разрываемой ткани, но это ей было безразлично. Теперь она была обнажена до пояса; его руки жадно схватили маленькие груди, стиснув их так, что она едва не вскрикнула. В тот момент, когда ей показалось, что она больше не вынесет, он отпустил ее, нащупал на спине платья молнию и рванул ее. Зеленый шелк соскользнул к ногам. Под платьем у нее не было ничего, кроме тончайшей набедренной повязки – что-нибудь более существенное образовывало бы складки под облегающим фигуру платьем, – а на ногах Полы еще сохранился загар, так что она могла обойтись без колгот. Он сорвал с нее последний клочок ткани, а затем, отстранив ее от себя, пристально посмотрел на нее оценивающим взглядом.
Пола закинула голову в полном самоотречении, из ее груди вырывались стоны, все тело горело от желания.
Он нарочито медленно поднял ее и положил на ковер. Она корчилась от желания, а он, полностью одетый, смотрел на нее сверху. Потом, встав на колени, наклонился над ней, расстегнул молнию на брюках и одним быстрым рывком вошел в нее.
Она изогнулась под ним, забыв обо всем, кроме собственного желания. Еще никогда она не отдавала себя полностью. Но все закончилось слишком быстро. Он небрежно отодвинулся от нее, словно сделал какой-нибудь пустяк – потушил окурок выкуренной сигареты, например, – встал, привел брюки в порядок и минуту спустя Пола, испытывая теперь смущение от своей наготы и все еще переживая смятение от противоречивых эмоций, тоже встала, дотянулась до платья и прикрылась им.