Задумывались ли вы когда-нибудь об этой коллизии? Как бы это все выглядело: неумная, жадная, злобная старуха, помыкающая чудесной, красивой, мудрой золотой рыбкой. В сказке этого не произошло, жадная баба осталась у разбитого корыта. А в жизни сверкающий, талантливый и впрямь золотой Алексей Николаевич Толстой пошел на посылки к хамам-большевикам. Он продавался без колебаний и комплексов, без рефлексии и печали, весело и с энтузиазмом, как шлюха на Плешке или трассе.
На его могиле нет ангелов, но есть полные соблазна фигуры обнаженных языческих богинь (писатель любил без счета жен и дев). У него роскошный мавзолей, прекрасная ограда, редкие благоуханные цветы.
И эта шикарная могила, на которой нет креста, тем не менее составляет единый ансамбль с Храмом. Талант, игра ума, красота. Дар. Можно вынести тело писателя из Храма, но нельзя убрать такого автора, как Алексей Николаевич Толстой, из литературы. Хоть запрещай – будут читать в самиздате. Здесь самое время вспомнить, как лагерник из «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицына говорит: «Искусство – это не что, а как». А другой отвечает, что, мол, плевать мне на ваше искусство, «если оно во мне добрых чувств не пробудит». Но дело-то в том, что добрые три четверти творчества А.Н. Толстого и чувства добрые пробуждают! Один рассказ из времен голода, разрухи и военного коммунизма так и называется: «Милосердия!».
Алексей Толстой продешевил. Продать такую душу за сытный паек, деликатесы, имения и особняки, за машины и наличку – это плохой бизнес. Одна надежда, что черти в аду тоже охотники до хорошей литературы и наш Алексей Николаевич там «тискает романы», как интеллигенты с 58-й статьей ворам в сталинских лагерях, куда он не попал при жизни. Так пусть избежит самого худшего и после смерти. «Романистам» воры наливали супчику, давали хлебушка, выделяли хорошее место на нарах, не позволяли их обижать. А черти не только не посадят в кастрюлю, но, глядишь, даже сводят в какой-нибудь адский ресторан, а то и в бордель. И пусть они там с Горьким (который писал плохо, но защищал писателей и спас многих от голодной смерти и от ЧК) выпьют за российскую словесность.
Граф, и отстаньтеПриключения Алеши Толстого (Толстого ли?) начались еще в материнской утробе. Его отец, граф Александр Николаевич Толстой (у сына даже отчество не по нему!), был просто графом, богатым помещиком Самарской губернии (1849–1900). Зато мать была эмансипе с революционным уклоном: Анна Леонтьевна Толстая, урожденная Тургенева – двоюродная внучка декабриста Николая Тургенева («Хромой Тургенев обнажал цареубийственный кинжал». А.С. Пушкин).
Анна была образованной графоманкой типа г-жи Чарской. У нас сейчас такая «дамская» литература лежит на развалах в ярких бумажных томиках. И она выкинула такое коленце: на втором месяце беременности сбежала от мужа и троих детей и открыто переехала в дом председателя земской управы Алексея Аполлоновича Бострома, красавца, либерала и шестидесятника, бедного, как Иов на гноище. Алеша и родился на его убогом хуторе Сосновка, где беглой графине приходилось доить корову и топить печь кизяком (муж-шестидесятник был близок к народничеству). Анна была совсем не Каренина, под поезд не стремилась, под поезд чуть не бросился брошенный граф. Он умолял вернуться, прощал все (ну прямо как Каренин другого Толстого), издал даже на свои средства жуткую стряпню неверной жены – роман «Неугомонное сердце», который высмеяли «Отечественные записки», и больше романов гр. Толстой никто не издавал. А ей и горя было мало, она писала в стол до конца дней своих.
В конце концов бедный граф стрелял в Бострома, промахнулся и был с трудом оправдан присяжными. Алеша так никогда и не увидел графа, своего настоящего отца. Считал себя сыном отчима, подписывал письма «Леля Бостром» и даже не был внесен в дворянские книги. Анна подавала прошение за прошением в Сенат, но ни связей, ни денег не было, а Сенат не любил ни скандалов, ни адюльтера.
Зимой 1900 года безутешный граф умер, и Анна с Алешей, которому исполнилось 17 лет, поехали на похороны. Родственники и трое старших детей графини облили бедного Алешу (и изменницу, конечно) презрением.
А потом вдруг сюрприз: по завещанию графа Алексей был признан сыном и получил 30 тысяч рублей. Но только после смерти матери Алексей нашел ее письмо к Бострому, где она жалела о том, что младший сын не от любовника, а от мужа, и даже сомневалась, сумеет ли его полюбить. И все вышло наоборот: Алешу она любила безумно, а к Бострому быстро охладела.
Воспитание Алеше отчим и мать дали не графское: отправили в реальное училище, а не в гимназию (что-то вроде техникума; слава Богу, что тогда не было ПТУ). Ходил он в холщовой рубахе и ловил рыбу с крестьянскими детьми. Анна Леонтьевна хотела сделать сына литератором: заставляла писать многостраничные письма, писала сама бездарные пьесы (вроде «Войны буров с англичанами») и сама репетировала с молодежью. А между тем Алеша заканчивает в 1901 году реальное училище и едет в Петербург поступать на отделение механики Технологического института.
И здесь началось! Участие в материнских спектаклях закончилось романом: юноша влюбился в Юленьку Рожанскую, игравшую в Сосновке в водевилях, хотя была она барышней строгих правил, тихой и «с исканиями» отнюдь не на любовном фронте. Эту Нину Заречную наш Треплев и полюбил. В 18 лет он настаивает: «Хочу жениться!» (Хорошо хоть учиться согласен!)
Юля поступила в Медицинский институт. Молодые супруги уже в 1903 году обзавелись сыном Юрой. А деньги где взять? Только из материнской тумбочки. А Алеша в этом вопросе – граф, у него широкая натура. Тридцать тысяч наследства лежат в банке, и мать не дает их трогать (сынок растратил бы все за месяц). Что ж, графу положено жить не по средствам. Анна Леонтьевна шлет 40 рублей на коляску для внука – а Алеша заказывает себе костюмчик у Альфреда (тогдашний haute couture). Родители Юли пожертвуют две тысячи рублей на квартиру и мебель, а зять бежит на телеграф и просит еще 50 рублей на студенческую пирушку («трюфли, роскошь юных лет», «вдовы Клико или Моэта благословенное вино», «горячий жир котлет», «сыр лимбургский живой» и «ананас золотой» – меню от Александра Сергеевича, но тот все же имел хоть какие-то средства и не Сосновку, а Михайловское).
В 1907 году надо было защищать диплом. Но чертежи Толстому осточертели. Они пойдут потом в общий котел «Аэлиты» и «Гиперболоида».
Не вышло инженера из графа Толстого, зато потом родятся от его пера инженер Гарин с лазером и инженер Лось с ракетой, новым топливом и полетом на Марс. Лазер писатель предвидел и точно угадал за много лет, а полет на Марс за несколько дней и холодное топливо от силы распада материи человечеству еще предстоит изобрести.
Институт он бросает; Юля, конечно, против, но он бросит и Юлю.
Нельзя становиться между будущим Творцом и творчеством. Алеша был богемный парень, он жаждал вступить в святилище и посвятить себя попойкам, кутежам, обществу муз и богу Аполлону. В нем что-то кипело, сверкало, варилось. Никто не знал, какой это будет талант. Юля не угадала свою счастливую карту, она видела одно: муж – шалопай и бездельник (как все аристократы), он плохой отец, он бегает за дамами и даже за девками (жизнь кокоток и проституток он познал не хуже Куприна и описал потом очень аппетитно; но он еще и парижских путан описал, и не хуже Мопассана, только почти шестьдесят лет спустя!). Юля берет Юру в охапку и уезжает к родителям в Казань. Алексей едет за женой (он не любит, когда его бросают, он сам любит бросать), но тут черт ему в Казани подсунул блондинку, жену адвоката. Граф обнаглел и стал ее у мужа отбивать, а адвокат чуть не отстегал его хлыстом. Этот милый случай он, как анекдот, излагает тестю и теще, и на этом кончается его семейная жизнь. Юра умрет в детском возрасте, Юля останется в прошлом, никому не интересная. Река Времени унесет все воспоминания о первом браке. Алексей не очень расстроился и уехал в Дрезден.
В начале было СловоИз Дрездена Алексей привез Соню Дымшиц – художницу-модернистку, оригиналку, поэтическую натуру. Юля даже дала развод: пусть эти дети богемы соединятся, а ей все равно бывший муж ни к чему.
Софья Исааковна Дымшиц была иудейкой, Рахилью, дочерью Лавана, Суламифью из «Песни песней», Руфью. Все героини Библии жили в этой пленительной женщине. Но муж не собирался ее отпускать. Она приняла православие, чтобы выйти за Толстого. Они жили в гражданском браке, в 1911 году у них родилась дочь Марианна. И не только она: граф начинает писать интересно.
С 1908 года он уже сочинял и издавал стихи, но слабые и подражательные: немножко от Надсона, немножко от Некрасова (хотя не графская это стилистика). Он подружился с Волошиным, но великий поэт ничего не смог дать будущему великому (без кавычек) прозаику.
И тут явился вечный Горький, узревший сразу и насмешку над барством, и протест против крепостничества.
