щелкнуло, и в комнату ворвались несколько мужчин в одинаковых темных костюмах, один из них крепко сжал мои руки, другой стал пересчитывать толстые банковские пачки, а третий беспрестанно щелкал фотоаппаратом, задавая кучу идиотских вопросов:
— Это ваша сумка? Эти деньги принадлежат вам? Что вы собирались с ними делать? За что вам предоставили столь крупную сумму? Как вы планировали уплатить налоги с этой суммы? Есть ли у вас разрешение на ведение финансовых операций?
И прочее, настолько же бессмысленное. Ведь и так все было понятно. А я была настолько напугана, что даже плакать не могла, только тупо отвечала на вопросы и подписала какую-то бумагу, не понимая, что там написано.
Потом оказалось, что на меня уже почти завели дело по обвинению в незаконном обороте наличных. В нашем каганате, имевшем основной доход от финансовых спекуляций, частным лицам было строжайше запрещено без специальной лицензии оперировать суммами свыше десяти тысяч — а я и понятия не имела о таком законе! Дядечка, готовившийся за крупную сумму лишить несовершеннолетнюю невинности, отправился в половецкие степи, готовились отдать под суд и распутную девицу — это меня-то! Но мама бросилась в участок и как-то меня у этих ментов поганых отмолила, отпросила, отплакала. Честно говоря, я и думать не хочу, какими методами она это сделала. Боюсь.
Дома она отхлестала меня по щекам мокрым полотенцем, несколько раз ткнула своим маленьким кулачком, а потом мы с ней и с Мартой от души наревелись на кухне, напившись крепкой свейской водки.
Знаете, что самое обидное было, когда у меня отбирали эти деньги? Когда последний из этих, в одинаковых костюмах, уходил, забрав сумку и подписанную мной бумагу, то он вдруг обернулся на пороге, расплылся и спросил:
— А хочешь, я тебя прямо здесь и сейчас невинности лишу? Забесплатно? А, сучка?
Заржал и ушел.
С тех пор я ментов ненавижу.
Потом-то я стала умнее. И таки провернула свой гешефт — продала девственность. Но предварительно убедилась, что деньги поступили на открытый на чужое имя счет и их можно снять через банкомат, и что никто на них теперь свою лапу не наложит. Правда, уже не двадцать пять штук, конечно. И не двенадцать. Но тоже неплохо. За тонкую-то пленку внутри меня.
При этом я так психовала, что совершенно не помню, было мне больно или нет. Но разве это важно?
А к Саману я попала, как и Замира — по знакомству. Все та же мамина знакомая привела к нему и Фатиму, и меня, за что я ей сейчас очень благодарна. Иначе пришлось бы начинать эту работу Бог знает где. И вообще не факт, что я поднялась бы до сытой площадки у «Интуриста». Скорее, опустилась бы — в лучшем случае до Речного вокзала, в худшем — сгнила бы где-нибудь в порту от морфия. Если бы не зарезали, отребья везде хватает.
Мама поплакала, конечно, когда узнала. Но что она могла сделать? Привыкла со временем. Марта тоже носом покрутила, но и ей — куда деваться.
Не сказать, конечно, что работа очень престижная, обыватели от нас нос воротят, но ханжи нам не указ. В конце концов, кого прославляет Великая Книга? Блудницу Рахав, указавшую путь моим единоверцам в Святую Землю. Юдифь, переспавшую с Олоферном, чтобы лишить захватчика головы. Эсфирь, делившую ложе с язычником Артаксерксом во имя спасения своего народа. Так что, знаете, нечего считать нас ниже себя.
Я и девчонок научила называть себя не шлюхами и не другими обидными прозвищами, а — блудницами, как нас называют в Великой Книге. А ханжи пусть сдохнут в завистливых муках, пока их мужья умирают в наших объятиях от страсти. Пусть сначала научатся ублажать их как положено, а потом будут нам указывать, как жить, с кем спать, а с кем — бодрствовать.
Так я размышляла, пока цокала каблучками по пандусу «Интуриста». Лучшая гостиница города. Самые состоятельные люди Востока, от Империи до Халифата. И насколько они разбираются в этих своих дурацких котировках, НАСДАКах и прочей бухгалтерии, которая для нас — что синская грамота, настолько же не имеют представления об искусстве любви, о том, что такое настоящее опустошение, до звона в ушах. Страшно подумать, что и я бы этого не знала, если бы не Саман, да его дружки-приятели, которые такие были затейники, что при одной мысли о их забавах, хоть за вибратором беги.
А эти, может, и понимают в финансах, да бирже, но в постели — абсолютные ноли. Послюнявят, похватают за выпуклости, заберутся сверху, попрыгают — вот и вся любовь. Так что даже самые банальные штучки, о которых знает любая хазарская девушка, для них такое откровение, что биржевые воротилы приходят в изумление и ступор, и готовы потом любые денежки выложить, лишь бы еще раз испытать то, что мы им предлагаем. Да еще и друзьям расскажут.
К «Интуристу» мы с Замирой шикарно подкатили на моем «Атоне». Самая машинка для девушки — красивая, беленькая, необычной формы, с закругленными линиями и с фарами, беззащитными, как глаза девственницы. Я в нее сразу влюбилась, как увидела. Можно было купить наш хазарский «Саркел», заодно и поддержать отечественного производителя, но он мне не нравился. Хотя многие мужчины хвалили этот автомобиль за надежность. Вот только некрасивый он на мой вкус. Можно было купить и роскошный имперский «Бизант», но куда мне такую громадину? Еще и бензина не напасешься, да и парковаться сложно.
А вот моя машинка — и юркая, и паркуется легко, но самое главное — красавица. Истинная красавица. Как синцы умудрились создать такую красоту — непонятно, обычно их вещи грубы и ненадежны даже на вид, а тут — ничего не скажу, постарались.
На мое счастье местечко для парковки нашлось недалеко, практически у самой гостиницы.
Замира во все глаза смотрела, как мы приложились щеками с русинкой Богданой, рослой белокурой девушкой с васильковыми глазами. Как, виляя крупным задом, пришла нубийка Наира, помахала нам рукой, встала в отдалении: к черным многие стесняются подходить, не хотят, чтобы заметили их страсть к экзотике, так что нубийки держатся чуть в стороне от главного входа, любители и так знают, где их искать.
На своем огромном заокеанском автомобиле подъехал Саман. Как всегда шикарный: узкие бедра обтянуты кожаными штанами, на шее — цепь из золота, волосы в мелких кудряшках, а закатанные рукава рубашки туго натянуты на мощных бицепсах. Встал в стороне, зубочистку грызет, наблюдает за порядком. Нам
