— Между прочим, сегодня в муниципалитете электричества будет в достатке. — Большой Джим говорил таким тоном, будто сообщал приятный сюрприз. — Я попросил Рэндолфа послать моего парня и его приятеля Френки в больницу и взять один из их контейнеров для нашего генератора.
На лице Энди отразилась тревога:
— Но мы уже взяли…
— Знаю, — мягко прервал его Ренни. — Знаю, что взяли. Не волнуйся из-за «Кэтрин Рассел», пока пропана у них предостаточно.
— Ты мог бы взять их на радиостанции… там их очень много…
— Больница ближе. И так безопаснее. Пит Рэндолф — наш человек, но это не означает, что его надо посвящать в это наше маленькое дельце. Теперь или вообще.
Последнее замечание окончательно убедило Энди, что на самом деле Ренни не собирается закрывать фабрику.
— Джим, если мы начнем возвращать пропан в город, что мы скажем насчет того, где он был? Сошлемся на Газовую фею, которая сначала взяла пропан, а потом решила вернуть?
Ренни нахмурился:
— Ты думаешь, это смешно, дружище?
— Нет, я думаю, это страшно!
— У меня есть план. Мы объявим о создании городского склада топлива и о необходимости нормирования пропана, если возникнет такая необходимость. И печного топлива, если придумаем, как использовать его при отключенном электричестве. Мне не по душе идея нормирования — это совсем не по-американски — но нельзя забывать про ту басню про стрекозу и муравья. В городе полно олухов, которые используют все за месяц, а потом будут орать на нас, требуя, чтобы мы заботились о них при первых признаках похолодания!
— Ты же не думаешь, что все затянется на месяц?
— Разумеется, нет, но ты знаешь, как говорят старожилы: надеясь на лучшее, готовься к худшему.
Энди хотел было напомнить, что они уже использовали немалое количество городских запасов пропана на изготовление кристаллического мета, но предугадал ответ Большого Джима: «Откуда мы могли знать?»
Разумеется, не могли. Кто в здравом уме мог предположить, что их так неожиданно отсекут от всех ресурсов? При том что обычно ты строишь планы на все случаи жизни. И даже больше. Так уж устроена Америка. Чего-то не предусмотреть — оскорбление разума и духа.
— Ты не единственный, кому не понравится идея нормирования.
— Вот почему нам нужна полиция. Мы все скорбим о Гови Перкинсе, но он сейчас с Иисусом, а у нас Пит Рэндолф. Что в сложившейся ситуации для города плюс. Потому что он слушает. — Ренни наставил палец на Энди. — Люди в этом городе, собственно, как и везде, не очень-то отличаются от детей, когда речь заходит об их интересах. Сколько раз я тебе это говорил?
— Много. — Энди вздохнул.
— И что надо заставлять детей делать?
— Есть овощи, если они хотят получить десерт.
— Да. А иногда приходится и щелкнуть кнутом.
— Раз уж об этом зашла речь. На поле Динсмора я разговаривал с Самантой Буши… одной из подруг Доди. Она говорит, что некоторые копы вели себя грубо. Очень грубо. Нам надо бы поговорить об этом с чифом Рэндолфом.
Джим нахмурился:
— А чего ты ожидал, дружище? Белых перчаток? Там чуть не произошел бунт. У нас, в Честерс-Милле, едва не начался ёханый бунт!
— Я знаю, ты прав, но все-таки…
— Я знаю эту Буши. Знал всю ее семью. Наркоманы, автомобильные воры, не возвращали ссуды, не платили налогов. Все те, кого мы называли белой швалью, пока это не стало политически некорректным. Люди, на которых мы должны сейчас обращать самое пристальное внимание. Те самые люди. Они могут разорвать город в клочья, получи хоть малейший шанс. Этого ты хочешь?
— Нет, разумеется, нет…
Но Большой Джим уже разошелся:
— В каждом городе есть свои муравьи — это хорошо — и свои стрекозы, что не очень хорошо, но мы должны с ними жить, поскольку понимаем таких, как они, и можем заставить делать то, что в их же интересах. Даже если иной раз приходится на них надавить. Но в каждом городе есть и своя саранча, совсем как в Библии, и это люди, подобные Буши. На них мы должны опустить свой молот. Нравится тебе или нет, но личной свободой придется поступиться, пока все это не закончится. И мы тоже приносим жертвы. Разве не собираемся закрыть наше маленькое дельце?
Энди не стал возражать, что выбора у них нет, поскольку произведенную продукцию все равно нельзя вывезти из города, ограничился коротким «да». Он не хотел больше говорить об этом, и его страшило грядущее заседание, которое могло затянуться до полуночи. Желание у него было одно: вернуться в пустой дом, выпить чего-нибудь крепкого, а потом прилечь, думать о Клоди и плакать, пока не придет сон.
— Самое важное сейчас, дружище, — удержать корабль на плаву. Это означает — закон, и порядок, и надзор. Наш надзор, потому что мы не стрекозы. Мы — муравьи. Муравьи-солдаты. — Большой Джим задумался. А когда заговорил вновь, тон его стал предельно деловым: — Я пересматриваю наше решение позволить «Миру еды» работать в обычном режиме. Я не говорю, что мы должны немедленно закрыть супермаркет — пока это ни к чему, — в ближайшие пару дней нам надо не сводить с него глаз. Как гребаным коршунам. То же самое относится и к «Бензину и бакалее». И наверное, будет неплохо экспроприировать часть наиболее раскупаемых продуктов для нашего персонала…
Он остановился, глядя на лестницу, ведущую к дверям муниципалитета. Не мог поверить своим глазам и поднял руку, чтобы прикрыть их от яростного заката. Ничего не изменилось. Наверху сидели Бренда Перкинс и этот треханый смутьян Дейл Барбара. И не бок о бок. Между ними, оживленно болтая с вдовой чифа Перкинса, расположилась Андреа Гриннел, третий член городского управления. И они передавали из рук в руки какие-то листы бумаги.
Большому Джиму это не понравилось.
Совершенно не понравилось.
2
Он двинулся к ним с намерением положить конец этому разговору, о чем бы тот ни шел. Но не успел сделать и пяти шагов, как к нему подбежал мальчишка. Один из сыновей Кильяна. С десяток Кильянов жили в полуразвалившейся лачуге на птицеферме, расположенной у границы с Таркерс-Миллсом. Никто из детей особым умом не отличался — да и откуда, учитывая, что у них за родители, — но все были на хорошем счету в Святом Искупителе, другими словами, всех ждала дорога в рай. Этого вроде бы звали Ронни… по крайней мере Ренни так думал, но поручиться не мог. Очень уж они были похожи: круглые головы, низкие лбы, крючковатые носы.
Мальчик, одетый в старую футболку с надписью «ХНВ» на груди, держал в руке записку.
— Эй, мистер Ренни! Оосподи, я искал вас по всему городу!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
