– Лапы от девчонки убрал! А то сам калекой станешь! – он отпихнул парня в сторону. – Ник, ты как? Она лишь пожала плечами, подходя ближе к доске.
– Странно… – Оголовье трости уперлось в надпись на розыскном листке. – Не указано, за что его ищут. Или государственный преступник, или… Личный враг Королевы.
– Королевы?
– Смотри, Клод, сообщить-то надо в Холмы.
Сэм сглотнула – Холмы. Холмы – это серьезно. Чем Королеве насолил Джек? Если вмешались Холмы, он может быть ни в чем не виноват. Королевское правосудие особенное. Вспомнить хотя бы участь папы.
Снова та же доска. Только объявление уже старое, выцветшее. Клод смотрит на Джека и вздыхает – сумма за живого Карбона потрясает. Семьсот тысяч! Семьсот тысяч… Это же несусветная сумма. Это новая жизнь. Это дом. Это прости-прощай бездорожье и зоны. Это можно будет вытащить ту смешную девчонку Сэм из глуши, помогая адаптироваться к нормальной жизни.
Сэм прикусила губу – он думал о ней, пусть и не так страстно, как мечталось Сэм, но он думал о ней. Хотя и других девчонок, помимо неё, у Клода хватало – случайно зацепила ненужные воспоминания. Она не будет думать об этом – это только его жизнь. И чуть-чуть её.
Слезы покатились из глаз.
Надо выбирать. Но как?
Это же Клод. Это же её парень. Был, во всяком случае. А Джек не её. Вот совсем не её! И Э… И Яблочко же…
И Джек.
Смешной Джек, облизывающий её палец от джема.
Джек, подаривший ей свободу от шнурков.
Джек, нелепо застывший перед ванной. И смерть Джека была очень страшной.
Джек, обнявший её тогда у дома, когда она ревела от разлуки с Э… Яблочком!
Джек, спасший Эш от смерти…
И Клод. Её Клод. Её и Яблочка Клод.
И семьсот тысяч – это куш, от которого не отказываются. Она сама до сих пор смотрела на Ливня и страдала, а ведь за него обещано меньше…
Она прошептала:
– Прости…
И стерла Клоду все воспоминания этого утра. От странного дымка на горизонте до радости от встречи. От поцелуя до решения забрать её отсюда во что бы то ни стало. Они, быть может, еще встретятся. Когда-нибудь. Он еще узнает о дочери. Но не сейчас. Сейчас она для него останется мертвой.
Она вышла из его сознания – Клод тут же осел мешком у её ног, ментальное сканирование легко не дается. Он еще нескоро придет в себя.
Сэм наклонилась к нему, проверяя сердцебиение, и скомандовала опешившему Ливню:
– Оттащите к КПП у Летиты. Оставьте на границе Провала – он ничего не вспомнит. Будет думать, что Провал его заморочил.
Ливень что-то защебетал, и Сэм строго сказала:
– Джеку ни слова.
Ливень лишь кивнул – из кустов с другой стороны вынырнул Арано.
Сэм спешно добавила – они же нежить:
– НЕ есть! НЕ бить! НЕ обижать! Он не враг. Просто оставить на границе Провала. И Джеку ни слова. Все. Идите…
Ливень и Птица резко кивнули, показывая, что все поняли, и потащили Клода прочь. Сэм без сил села на мостки. Ручей тут же решил познакомиться с ней, пробуя на вкус её ботинки. Ноги моментально замерзли. Только её сейчас это не волновало. Она лишь прошептала:
– Прости, Клод…
Она не была уверена, что поступила правильно. Она не знала – правильную ли сторону выбрала. Джон Карбон был же за что-то объявлен в розыск. Но Джек когда-то спас Эш. Теперь она спасла его. Пусть он об этом не узнает – она вернула ему долг. Они теперь не должны друг другу ничего. Только все равно было больно. Кажется, она даже плакала. Во всяком случае, когда к ней подошел Джек, садясь рядом и обнимая, её лицо было мокрым – Джек достал откуда-то платок и принялся вытирать ей слезы.
– Кроха… Он оидел тебя?
– Нет, – мотнула она головой.
– Где он?
– Ушел. Я сказала, что он стал отцом, и он ушел.
И Джек, кажется, поверил.
– Кстати, Джек… Теперь днем камин топить нельзя.
Глава 28 Неудачный день 2
К вечеру пошел снег – сразу крупный, мокрый, липкий. Холодный. И это было хорошо. Хоть и странно – годами до этого снег был теплым. Он помнил, как ему было важно, чтобы снег оставался холодным. Кажется, так он боролся за себя и… Кого еще? Кажется, тогда тоже шел снег. Или нет? Он почти ничего не помнил: лишь какие-то обрывки, фразы, шумы, запахи, – и это неимоверно злило.
Он помнил, как упрямо повторял куда-то в небеса, что снег должен быть холодным. Тогда это была единственная важная мысль. Если снег станет теплым, то он умер. Опять. Ему нельзя умирать – он тогда не сможет выполнить поручение… А вокруг мир сходил с ума – сгибались и искривлялись дома, люди в одинаковых зеленых одеждах взрывались, попадая в гравитационные (какие? Что это слово вообще значит?) ловушки, кто-то кричал, кто-то стонал рядом. Он тогда сделал единственное, что мог – он выпустил лиловый туман. Правда, кроха его называла розовым. Впрочем, особой разницы в цвете он не заметил.
Снег налипал на одежду. Снег таял на ладони. Снег забивался в рот и нос, стоило поднять голову вверх. Снег шел. И снег обещал морозы. Погода в зоне непредсказуема – вчера еще можно было купаться в море и греться днем на солнце, а сегодня идет снег.
Кроха совсем озябла, прячась в огромном сером свитере, как в коконе. Сжимала плечи, горбила спину, втягивала шею, становясь мелкой и несчастной, как котенок, но упрямо таскала в дом
