— Вот вы и думайте, метен де Форет! А меня ждут дела на севере, — сказал он, поднимаясь из-за стола. — Надеюсь, когда мы снова с вами увидимся, вы уже будете символом и главой восстания против этого… Старого Эдема, да!..
Луис, конечно же, видел недовольство Мэйсона Нэша, но ничего поделать не мог. Он обязан был вступиться за глав дельтианцев. И обязан был высказать своё недовольство. А если спонсор и благодетель не считает этот поступок правильным — ну что ж, его дело…
Иногда у Луиса возникало ощущение, что между Мэйсоном Нэшем и жителями Марчелики лежит пропасть гораздо большая, чем между жителями колоний и метрополии. Однако он всякий раз старательно гнал от себя эти тревожные мысли. Они казались слишком невероятными, чтобы быть правдой…
И, тем не менее, когда Мэйсон Нэш встал и, не прощаясь, ушёл, Луиса снова посетило ощущение, что рядом с ним только что сидел не человек, а какой-нибудь григио в костюме. А если и человек, то очень и очень странный…
Вадсомад Стараган, к северу от Кастиелло де Романо, Марчелика, 19 июня 1936 года М.Х.
Центральные равнины цвели. Кактусы раздулись, как воздушные шарики, впитывая солнце и влагу всеми своими порами. Наплы распушили свои кроны, похожие на копну волос, чтобы каждый длинный лист получил как можно больше света и воды. На стволах осторожно распустились пышные соцветия. В низинах скопились огромные лужи, вокруг которых колосилась исполинская трава и неприличного размера кустарники.
Марчельское зверьё, пользуясь изобилием, совершенно перестало кого-либо бояться — слишком недолог период, когда можно набить брюхо сочными побегами и свежей водой. Вкусные стебли растений, что выбираются на свет Божий лишь после Марчельского Потопа, заставляли счастливых травоядных мигрировать по всем равнинам: туда-сюда, туда-сюда… Ведь надо же наесться чуть ли не на полгода вперёд, пока изобилие не закончилось!..
И даже прирученные воллы нет-нет, да и поглядывали искоса на своих диких сородичей. Дан, сидя на козлах, наблюдал, как неспешно мигрирует вдоль дороги огромное стадо диких воллов. И очень радовался тому, что животные пока не собираются эту самую дорогу переходить. Когда такое происходит, приходится останавливаться и ждать, потому что вклиниться в этот сплошной поток буро-красных тел просто невозможно. Если, конечно, не хочешь, чтобы тебя затоптали, даже не меняя задумчивого выражения морды…
— И почему такой красоты не бывает на Старом Эдеме? — грустно вздохнув, спросила Пелла, сидящая рядом.
Вообще-то девушка вела себя на удивление прилично. И даже почти не доставала Дана вопросами. Так что в этот раз он всё-таки соизволил ей ответить:
— Потому что на Старом Эдеме растут земные растения. В большинстве своём…
— И что это должно мне сказать? — осведомилась Пелла.
— Что они просто привыкли к иному ритму жизни, — ответил Дан. — И надо радоваться, что они в местных условиях вообще не дохнут!
— Ладно, я радуюсь… — покладисто согласился Пелла, но молодому касадору почему-то от её «ладно» стало стыдно, и он решил пояснить:
— Растения Старого Эдема за пару тысяч лет приспособились к жизни на Эрфе, но не стали местными. Они всё ещё живут так, как жили на Земле, и поэтому выживают чудом… А местные растения — они именно местные. Они цветут после потопов, прячут листву от солнца и способны выжить там, где засохнет любое земное растение. И они умеют цвести тогда, когда позволяют здешние условия. То же самое с лошадьми, кстати… Они не выдерживают местных условий, а вот воллы приспособлены к ним идеально.
— Понятно, — покладисто согласилась Пелла.
Дан ожидал вопросов, но их не последовало. И это слегка напрягало… Девушка так редко была тихой и покладистой, что теперь он невольно ожидал от неё какой-нибудь гадости. Однако всё было гораздо проще — Пелла просто не выспалась. Всю ночь ей казалось, что кто-то ходит вокруг лагеря, и она тряслась в кровати, не забывая крепко сжимать рукоять револьвера.
А утром Алекса и Феликса посадили на её фургон, а саму девушку отправили к Дану. И, казалось бы, вот он — подарок судьбы! Спрашивай, о чём хочешь! Никуда Дан не убежит. Но её постоянно клонило в сон, а ещё всё вокруг было сказочно красивым и необычным. И Пелле куда больше хотелось пялиться по сторонам, изредка борясь со сном, чем донимать болтовнёй Дана Старгана.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А потому Пелла продолжила удивлять Дана своей немногословностью — вплоть до самого вечера. Вадсомад двигался по дороге всё дальше и дальше на север, не встречая по пути никого, кроме зверья. А сама дорога с каждым часом выглядела всё более и более заросшей. К вечеру она так и вообще пропала… Осталось лишь общее направление движения, которое касадоры ещё как-то умудрялись выдерживать.
А вечером, когда все члены вадсомада ужинали дичью и овощным гарниром, снова пришёл он… Вынырнул из темноты в круг света, каким-то образом миновав охранника — и сразу, с места в карьер, громко завопил:
— На-а-а-ато! По-о-о-хо-о-о-о-ов-о-о-о-р-р-р-ры-ы-ы-д!
Подвывания григио всё время меняли тональность и высоту. И было видно (и даже слышно), что непривычные звуки аборигену даются с большим трудом.
Члены вадсомада замерли, глядя на странного гостя, и даже моргнуть боялись. Затих стук ложек о тарелки, стихли разговоры — и только григио в розоватой костяной броне продолжал подвывать:
— И-и-и-ишел-ссы-ы-ы-ы! Ну-у-у-улись! О-о-о-офо-о-о-о-ы-ы-ы-д!
— Мне кажется, он пытается нам что-то сказать! — тихо заметила тётя Луиза, указав на григио ложкой.
Григио как будто понял её слова. И начал радостно мотать головой, словно бы разминая шею круговыми движениями. А потом даже добродушно оскалился, но отчего-то получилось страшновато…
— К чёрту! — с тяжёлым вздохом сообщил Дан, доставая револьвер.
За ним к оружию потянулись Марко и молодые касадоры, не сводя с григио настороженных взглядов. А тот, кажется, снова понял, о чём идёт речь. Во всяком случае, он втянул голову в плечи и сделал осторожный шаг к ближайшему фургону.
— Так, а ну-ка не шевелись, красавчик! — попросил его старик Джон, резко выхватывая револьвер, и это как будто сняло все негласные договорённости.
Выдав что-то нечленораздельное, григио кинулся к фургону, стараясь скрыться с глаз агрессивных пришельцев на его землю. А касадоры открыли пальбу, не обращая внимания на крики тех, кто считал, что аборигена стоит сначала выслушать.
— Да прекратите вы! Он же, похоже, хочет что-то сказать! — изо всех сил надрывалась Анна.
Её можно было понять: григио-то скрылся за её фургоном, и теперь именно его стены беспощадно дырявили пули. А затем грохнул выстрел с места, где стоял дозорный, и несчастный абориген, жалобно поскуливая, вывалился из-за укрытия. Касадоры поднялись со своих мест и подошли к нему. Тот был ещё жив, но умирал.
— Ну и зачем это было делать? — удивилась тётя Луиза. — Вам лишь бы пострелять! Впервые вижу говорящего григио!..
— А я вот, мама, так ни одного до сих пор и не увидел! — ехидно заметил Бенедикт.
— Но он же говорил! — возмутилась женщина, всплеснув руками.
— Пусть нормально говорить научится, а потом приходит! — буркнул Дан, стараясь не смотреть на дело своих касадорских рук. Ещё немного, и он, упаси Боже, привыкнет к этому странному аборигену. А там уже и до потери репутации честного касадора ой как недалеко!..
— Точно, Дан! А то воет, как привидение! — согласился Марко.
В этот момент григио, видимо, не выдержал, и на мозги людей всё-таки обрушился страх. Страх смерти, страх перед людьми, страх неизвестности… Члены вадсомада со стонами хватались за головы, пытаясь унять поток чужих мыслей, которые доставляли почти физическую боль. Преодолевая отчаянное сопротивление собственного тела, Дан направил револьвер на голову раненого григио и выстрелил.
Пуля прекратила мучения как аборигена, так и членов вадсомада. Тело убитого, наконец, расслабилось и развалилось на земле, а люди, отпустив многострадальные головы, растерянно оглядывались — будто искали причину, по которой они тут оказались.
