Он не слушал, подошел на цыпочках к окну. Я прислушался, мысленно удлинив уши и расширив раструбами, как геликоны. Конечно, анатомия не меняется, но слышать начинаю намного лучше.
За окнами тихо, сэр Торкилстон все еще в позе Павлика Морозова, подслушивающего зловещий заговор кулаков. Настоящих волшебников в городе нет, напомнил себе я, но есть великое множество всякой мелочи, что торопливо старается выжать как можно больше из доступной им магии и колдовства. Доступно немного, а Великие Маги, как все говорят, по ту сторону океана.
Там что-то вообще невообразимое, судя по отрывочным слухам, пусть даже перевранным. Настоящие Маги владеют некой тайной мощью, судя по моим догадкам, это нечто уцелевшее от древних эпох. Возможно, скрытых убежищ, где уцелела та некая мощь, именуемая высшей магией, сохранилось несколько, что дало разные школы и разные направления в магии.
Ладно, океан плещется у ног, скоро копыта моего коня простучат по доскам трапа, а затем и по палубе. Да и моей смирной собачке любопытно будет взглянуть на мир по ту сторону Большой Воды. Возможно, мой песик что-то признает там знакомое. Вряд ли, правда, мне об этом сообщит… Или как-то сообщит?
– Во дворе кто-то есть, – проговорил сэр Торкилстон шепотом.
– Наблюдают, – согласился я.
– Нет, это приближается…
Я снова прислушался, все тихо и спокойно, да и не может Торкилстон чуять больше, чем я… как вдруг по спине пробежал холодок, сердце стукнуло чаще. Спокойствие слетело, как будто его сдунуло сильным ветром, страх прокатился по телу, хотя во дворе по-прежнему тихо и мирно, чего это я…
Слишком тихо, мелькнула мысль. Птицы умолкают с сумерками, а ночью вообще спят, зато орут сверчки и всякие кузнечики, а тут вдруг умолкли…
Я подтянул к себе меч, глаза обшаривают тьму за окном. Мир выглядит как будто днем, когда неполное солнечное затмение: странный, чужой и лишенный красок. Деревья словно вырезанные из камня, не шевельнут и листочком… а между деревьями стоит, медленно поворачивая огромной головой, абсолютно черный великан, похожий и не похожий на огра.
Кончиком меча я тронул плечо сэра Торкилстона, тот поежился от холодного прикосновения.
– Там что-то огромное…
– Тихо, – прошептал я. – Теперь я его вижу.
Он кивнул, бесшумно подтянул меч, на лице суровое внимание.
– Присматривайте здесь, сэр Торкилстон, – шепнул я.
– Может, мне с вами?
– Если бы знать, что там опаснее…
Он хмыкнул, оценив мужественную шутку, а я с луком в руках прокрался по темным комнатам и вышел через заднюю дверь. Темень во дворе через минуту превратилась для меня в пасмурный день. Тишь, только далеко-далеко на грани слышимости прогромыхала сапогами стража. Со стороны порта донеслась удалая песня, равнодушно тявкнула собака.
Я медленно обогнул дом. Огра уже не видно, только залитый холодным светом звезд огромный двор. Я ждал, наконец из-за дерева выскользнул человек и побежал к коновязи, где застыл, как каменное изваяние, Зайчик. Я ухватился за рукоять молота, но человек вдруг выгнулся в спине, рука попыталась ухватиться за пораженное место, где возникло трепещущее перо на длинной стреле. Он упал лицом вниз, дернулся и затих.
Через пару мгновений из темноты выскользнул человек в черном плаще с капюшоном. Я взял лук и наложил стрелу. Человек быстро подбежал, перевернул убитого и отпрянул.
Я сказал негромко:
– Не ожидал?
Он моментально развернулся, в руке блеснуло лезвие. Стрела сорвалась с тетивы, одновременно я дернулся в сторону. Рядом чмокнуло, острый нож погрузился в плотное дерево, словно в кусок сыра. Человек бросился прочь, хромая, стрела только ранила: я не указал ей цель, пришлось торопливо выпустить вторую, та ударила в спину между лопатками.
Запнувшись на ровном месте, он упал у самой калитки. Я подошел, сказал негромко:
– Думал, что охотишься на овцу, герой?
Он захрипел, с трудом повернул голову. Изо рта хлынула темная струя. Он прошептал, булькая кровью:
– Все… равно…
– Что? – спросил я.
– Убьем…
– Это я слышал, – сообщил я, – только ты уже никого не убьешь. Или я не прав?
– Убьем, – прохрипел он все тише, – убьем тебя… а потом изнасилуем не только эту сучку, но и ее выкормышей…
– Ты? – спросил я.
– И я… – прошептал он. – Теперь уже и мы… после братьев… измочалим ее так… что…
Что-то окаменело во мне, я смотрел на него в странном спокойствии, хотя должен бы орать и обличать такого мерзавца. Он не сводил с меня пылающих ненавистью глаз, как же, опозорился, попался, а считался, поди, лучшим или одним из лучших наемников.
– Это хорошо, – произнес я тем же ровным голосом. – Это хорошо, что ты сказал такое… А то во мне уже начал было просыпаться гребаный либерал. Начал вспоминать, что жизнь – священна в любом ее проявлении.
– Чего?..
– Вот-вот, – ответил я. – Именно, чего… Подохни, священная жизнь. И пусть с тобой подохнет целый неповторимый мир, как говорят поэты, мне по фигу.
Я наступил ему на горло, услышал треск гортани, постоял чуть, всматриваясь и вслушиваясь в тихую ночь. Сэр Торкилстон с мечом в руке встретил в дверях, доспехи блестят в отсветах луны, словно покрыты корочкой льда, лицо суровое.
– Я все видел, – шепнул он. – Не успокаиваются.
– У них резервы, – ответил я так же тихо.
– Головорезы Вильда?
– Золотовалютные, – ответил я. – Это главный резерв. Неистощимый. Нет, мы пойдем другим путем…
Он взглянул непонимающе, я перекинул лук и тулу за плечо, подцепил молот на пояс. За окном сереет небо, рассвет слабый, блеклый, в окна потянуло прохладой вперемешку с запахами сада и соленостью близкого моря. Деревья в саду перестали выглядеть пугающими чудовищами, затихли ночные жабы, зато робко запела самая ранняя пташка.
– Пора, – сказал я. – Присматривайте за Амелией. И за песиком…
Песик поднял голову и посмотрел на меня с немым укором. Я развел руками и, наклонившись к мохнатому уху, в который раз пообещал, что уже скоро-скоро ступим на палубу, а пока оставляю его бдить и стеречь, как бдил бы и стерег я сам.
Он тяжело вздохнул, в глазах мольба взять с собой, я поцеловал холодный влажный нос и быстро вышел из комнаты. Чтобы не попадаться на глаза Зайчику, прошел в личине исчезника через задний двор.
Трое, затаившись в кустах, все так же наблюдают за центральным входом. Даже птицы к ним привыкли, чирикают на веточках прямо над головами. Замаскировались идеально, но только от простого человеческого зрения.
– Вы нарушили право частной собственности, – сказал я громко, но молча, – и по законам феодального времени…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
