«Это неизвестно. В памяти отсутствуют воспоминания, относящиеся к периоду самостоятельной жизни до объединения».
«Хочешь сказать, ты всегда был внутри меня?»
«Утверждение справедливо».
«Но я же помню, как жил в другом мире. Помню очень подробно, даже слишком подробно… Откуда в моей голове память других людей? Память стольких людей…».
«Это память носителя. Она всегда была».
«Но почему тогда я не помню тебя?»
«Отсутствовал двусторонний обмен информацией. Присутствие не осознавалось».
«А твои воспоминания? Какими были твои первые воспоминания?»
«Несвязными. Возможность сохранения воспоминаний, так же как и способность к мышлению, возникли не сразу. Постепенно».
«А почему так?»
«Для осуществления мыслительной деятельности используется мозг носителя».
«Ты думаешь моим мозгом?»
«Имитируются мыслительные функции человеческого разума. Без использования мозга носителя имитация невозможна».
«Ничего себе… – Хотел присвистнуть я, но попытка движения доставила массу неудобства. – Как же больно‑то».
«Боль временная. Когда произойдет замещение большинства разложившихся или поврежденных клеток, станет намного легче».
«Так какие у тебя самые первые воспоминания?» – выдохнув, спросил я.
Эфир, кажется, задумался.
«Лес… Бегство… Ярость…»
«Ты от кого‑то убегал?»
«Возможно».
«От кого?»
«Неизвестно».
«Кто‑то хотел убить… нас?»
«Возможно».
«А это мог быть тот, кто призвал меня в этот мир?»
«Вероятность высока, но подтвердить это предположение невозможно».
Запершило горло. Я закашлялся. Сильно, старательно, тяжело. Чуть приподнялся на локтях и подполз к краю кровати. Кашель усилился. Я чувствовал, что в горле застряло что‑то. Почти минуту я напрягал трахею, выкашливая какой‑то темно–вишневый сгусток с беловатым налетом, но когда мне это удалось, дышать стало намного легче. Я откинулся на пуховые подушки и несколько минут лежал без движения, раскинув руки в стороны.
«Это просто невероятно. – Я постарался предаваться восхищению без случайных движений. – Эфир – ты просто невероятен. Иногда я даже не понимаю, что ты говоришь. Не понимаю, кто ты, что ты, как ты все это делаешь. Ты восстановил мое тело даже после смерти! Получается, я бессмертен!»
«Необходимая поправка: восстановление временное. Естественная регенерация утеряна, вместе с регуляцией, нормальным обменом веществ и функциями вегетативной нервной системы».
«Что это значит? Объясняй конкретнее. Хватит заваливать меня терминами!»
«Ткани распадаются под воздействием магической составляющей окружающей среды. Пока распад обратим, но со временем повысится риск полного разрушения».
«Получается, что я вовсе не бессмертен, а наоборот, умираю? Только медленно».
«Примерно так. Органическая оболочка может быть полностью утеряна».
«А что тогда произойдет со мной? – Нет, этот вопрос был слишком глупым. – А что произойдет с тобой?»
«Точный прогноз невозможен, но вероятна потеря мыслительных способностей, утрата социальных функций, возможности обучения. В сравнении с текущим состоянием, это равносильно биологической смерти».
«Значит, в скором времени умрем мы оба?» – вздохнул я.
«Ничто живое не вечно», – философски ответил Эфир. Впервые я заметил оттенок эмоции в произнесенной им фразе.
«Но мы можем протянуть и довольно долго?»
«Возможно».
Стало тихо. Я наконец‑то ощутил полное спокойствие. Больше ничего не болело, так что можно было возвращаться к изначальной идее: продолжить поиски дороги домой. Эфир сказал, что меня убивает окружающая среда, так что если я вернусь в мир без магии, все вернется на свои места.
Во всяком случае, мне очень хотелось в это верить.
Я поднялся с кровати и принялся искать свою одежду. Какой‑то умник додумался раздеть меня, как обычного покойника, от которого я, впрочем, ничем не отличался. Благо мои вещи оставили здесь же, сложив все на сундуке.
Я зашнуровывал левую кроссовку, когда дверь комнаты неожиданно открылась и зашел бородатый мужчина в сильно испачканной одежде. Он недоуменно уставился на пустую кровать и перекрестился, бормоча себе что‑то под нос.
— Вам чем‑то помочь? – не выдержал я.
Он вздрогнул. Да еще так, что дрожь, казалось, прошла от кончика носа до пяток, а затем медленно, очень медленно повернулся ко мне. Я как раз завязал шнурки, поправил джинсы и, можно сказать, был готов к выходу в свет.
— Ожил! – завопил мужчина и выбежал в коридор. – Ожил! – кричал он так, что эхо разносило его голос по всему замку. Следовало ожидать худшего.
Но следующим человеком, которого я повстречал, была Анна, девушка, которую мы освободили от ордена Львиной розы, старшая дочь графини Бато. Она переоделась в длинное бархатное темно–зеленое платье с широкими рукавами и расчесала волосы, став куда больше похожей на настоящую леди.
— Рада видеть вас в добром здравии, – присела в реверансе она. – Моя маменька попросила позвать вас позавтракать со всеми. Надеюсь, вы не откажете нам в этой чести.
После сложного восстановления перекусить мне было просто необходимо.
— Рада видеть вас живым, повелитель, – как‑то необычно поприветствовала меня графиня Бато, наряженная в пышное темно–синее платье. К завтраку еще не приступили: длинный обеденный стол на восемь персон, покрытый белой накрахмаленной скатертью, пока пустовал, на нем стояли только два незажженных серебряных подсвечника.
Мне показалось немного подозрительным, что кроме графини за столом никого не было. Присоединились к ней лишь я и ее дочь, после того как Анна проследила за тем, чтобы я сел на стул слева от ее матери.
— Вы так напугали всех своей внезапной смертью, – продолжила графиня, странно взглянув на меня.
— Это была не смерть, – попытался объясниться я. – Просто обморок, слишком уж на нее похожий.
— Но мой лекарь констатировал смерть, – возразила она. – А он очень опытный, и я доверяю ему.
— Любой может допустить ошибку, даже если он самый опытный, – парировал я. Мне отчаянно не хотелось признаваться графине, что я был действительно мертв. – Но вы ведь знали, что я не мертв. Именно поэтому я проснулся в мягкой постели, а не в гробу на глубине двух метров.
— Верно, – улыбнулась графиня. – Мы даже допустить не могли, что повелитель скончается от какой‑нибудь нелепости, вроде падения с козел. Поэтому и отнеслись со всем гостеприимством… даже к вашему мертвому телу.
— Повелитель… – задумчиво прищурился я. – Почему вы так меня называете?
— А разве это недостаточно почтительно?
— Даже слишком почтительно. Так что я чувствую неловкость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
