Когда все было закончено, Даглесс перевязала рану чистым полотном. Даглесс велела служанкам прокипятить ткань, которая понадобится назавтра, и касаться этой ткани только чистыми руками. Гонория пообещала обо всем позаботиться.
Наконец Даглесс отпустила всех, а сама села у огня и стала ждать и тревожиться. Если у Николаса начнется жар, у нее нет ни пенициллина, ни антибиотиков в таблетках. Ничего, кроме остатков аспирина.
Она велела себе не волноваться, потому что будущее Николаса заранее известно. Правда, сегодня она изменила историю. Если Кит не умер, может, в этом случае Николас не останется в живых? Что, если, вернувшись в двадцатый век, она обнаружит, что Кит мирно дожил до седых волос, а младший брат умер от загноившейся раны? В любом случае начиная с сегодняшнего дня история пойдет по другому пути.
Несколько часов спустя, когда Даглесс дремала на стуле, открылась дверь и вошла Гонория, держа в руках чудесное платье из темно-пурпурного бархата с широкими рукавами до пола из мягкого белого горностая, с черными хвостиками, вшитыми в мех с равными промежутками.
– Это послала леди Маргарет, – прошептала она едва слышно, чтобы не разбудить Николаса. – Сначала нужно переделать платье на тебя, но я подумала, что ты захочешь его увидеть.
Даглесс коснулась мягкой ткани. Совсем не то, что синтетический или тяжелый бархат. Этот блестел и переливался, как может переливаться только настоящий шелк.
– Как там Кит? – прошептала она.
– Спит. Утверждал, что кто-то пытался его убить. Когда он подплыл к девушке, какой-то злоумышленник, а может, и не один, вынырнул сзади, схватил его за ноги и потащил вниз.
Даглесс отвела глаза. Недаром леди Маргарет утверждала, что Кита убили. Что его смерть не была несчастным случаем.
– Если бы ты не сумела поднять его из мертвых… – продолжала Гонория.
– Я никого не поднимала из мертвых, – резко возразила Даглесс. – Тут нет ни магии, ни колдовства.
Гонория ответила жестким взглядом.
– Рука больше не болит? Совсем прошла?
– Да, мне гораздо легче… просто тупо ноет…
Даглесс осеклась, боясь встретиться глазами с Гонорией. Да, тут не обошлось без магии! Недаром у нее заболела рука в том месте, куда ранили Николаса! И волшебство заключалось не только в этом, но вряд ли стоит делиться секретами с Гонорией.
– Тебе нужно отдохнуть, – посоветовала та. – И переодеться.
Даглесс взглянула на все еще спящего Николаса.
– Я должна остаться с ним. Если он проснется, я хочу быть здесь. Нельзя рисковать: вдруг у него начнется жар. Как по-твоему, леди Маргарет не будет возражать, если я переночую здесь?
Гонория улыбнулась:
– Даже если ты попросишь дарственные на все поместья Стаффордов, вряд ли леди Маргарет тебе откажет.
Даглесс улыбнулась в ответ:
– Я просто хочу, чтобы у Николаса все обошлось.
– Я принесу тебе халат, – пообещала Гонория, прежде чем уйти.
Немного погодя Даглесс сняла порванное и грязное платье вместе со стальным корсетом и теперь сидела у огня в красивом рубиново-красном парчовом халате. Каждые несколько минут она подносила руку ко лбу Николаса. Довольно теплый, но температура невысокая.
Глава 28
По полу протянулись длинные тени, а Николас по-прежнему спал. Служанка принесла Даглесс поднос с едой, но Николас даже не пошевелился. Когда настала ночь, она зажгла свечи и долго смотрела на спокойное, почти мальчишечье лицо с разметавшимися по подушке густыми черными локонами.
Она столько часов наблюдала за ним, но, не заметив признаков жара, немного успокоилась и позволила себе оглядеться.
Комната была богато украшена, как подобает отпрыску высокого рода. На каминной доске стояли золотые и серебряные блюда и кубки, и Даглесс улыбнулась, вспомнив, как Николас говорил, что все его богатство находится в доме. Поскольку тогда не было банков, в которых хранились состояния таких богатых семейств, как Стаффорды, они вкладывали деньги в золото, серебро и драгоценности.
Даглесс снова улыбнулась. На богатство ее семьи было бы куда приятнее смотреть, если бы превратить в золотую посуду все ценные бумаги и акции.
У камина висел длинный ряд крохотных овальных миниатюр, сверкающих яркими красками. Большинство изображенных на портретах людей она видела впервые, но, похоже, на одном была нарисована леди Маргарет в молодости. Что-то во взгляде синих глаз напоминало младшего сына. Был здесь и портрет пожилого человека с таким же подбородком, как у Николаса. Его отец? С миниатюры, написанной маслом, на нее смотрел Кит. И в самом низу висел портрет Николаса.
Даглесс сняла его, согрела в ладони, погладила. Дожили ли эти миниатюры до двадцатого века? Может, висят сейчас в каком-нибудь музее с табличкой «Портреты неизвестных».
Не выпуская портрета, она обошла комнату. Под окном стояла мягкая скамья-сундук, и Даглесс подошла туда. Она знала, как открывается крышка, и ей очень хотелось посмотреть, что держит внутри Николас.
Убедившись, что он спит, она положила портрет на полку и подняла сиденье. Петли тихо скрипнули.
Внутри оказались бумажные свитки, перевязанные нитками. Она взяла один, развязала нитку и расстелила бумагу на столе. Это был рисунок дома, и Даглесс сразу узнала в нем Торнуик-Касл.
– Суешь нос в чужие дела? – осведомился Николас с кровати. Даглесс подскочила от неожиданности, но тут же опомнилась, подошла к нему и пощупала лоб.
– Как ты себя чувствуешь?
– Все бы ничего, если бы не женщина, бесцеремонно роющаяся в моих вещах, – оскорбленным тоном буркнул Николас. Совсем как мальчишка, чья мать открыла его тайны.
– Ты показывал это кому-нибудь, кроме меня? – спросила она, поднимая рисунок.
– Я и тебе это не показывал, – отрезал Николас и попытался схватить бумагу. Но не тут-то было. Даглесс успела отскочить, у него недостало сил с ней сражаться. Поэтому он бессильно опустился на подушки.
Даглесс отложила рисунок.
– Голоден? – спросила она и, налив суп в серебряную миску из стоявшего на очаге котелка, села рядом и принялась его кормить. Сначала он протестовал, уверяя, что вполне может поесть сам, но потом, как все мужчины, быстро свыкся с тем, что за ним ухаживают.
– Ты долго просматривала рисунки? – спросил он, жуя.
– Нет. Только и успела развернуть один. Когда собираешься начать строительство?
– Это просто глупое увлечение. Кит…
Он замолчал и улыбнулся.
Даглесс угадала, о чем думает Николас. Сегодня он едва не потерял брата.
– Кит здоров? – пробормотал он.
– Абсолютно. Куда здоровее тебя. Он не потерял столько крови, что ею можно наполнить то озеро, откуда его извлекли.
Когда она вытирала его губы салфеткой, он поймал ее руку и поцеловал кончики пальцев.
– Если я не умру, как и мой брат, буду обязан тебе жизнью. Чем я могут тебе отплатить?
«Любовью, – едва не выпалила Даглесс. – Влюбись в меня, как в первый раз, смотри на меня глазами любви, и в этом случае я готова навсегда остаться в шестнадцатом веке. Откажусь от машин, настоящих ванных комнат, если ты снова полюбишь меня».
– Мне ничего не нужно, – ответила она вслух. – Я хочу лишь, чтобы вы оба были здоровы и все кончилось хорошо.
Она поставила пустую миску на стол.
– Тебе следует больше спать. Рана лучше заживает во сне.
– Я уже выспался. Останься и развлеки меня.
Даглесс поморщилась:
– У меня закончились все развлечения. Нет той игры, в которую я бы не сыграла, или песни, которую не вытащила из памяти. Боюсь, что мои запасы истощились.
Николас улыбнулся ей. Иногда он не понимал ее слов, но почти всегда улавливал смысл.
– Почему бы тебе не развлечь меня? – заметила она, поднимая рисунок. – Расскажи мне об этом.
– Нет, – поспешно отказался он. – Убери!
Он стал подниматься, но Даглесс толкнула его назад, на подушки.
– Николас, осторожно, швы лопнут! Не делай резких движений! И перестань сверлить меня глазами! Я все знаю о твоей любви к архитектуре. Когда ты явился ко мне в будущее, постройка Торнуик-Касл уже началась.
Она едва не рассмеялась при виде его растерянной физиономии.
– Откуда ты знаешь, что я предназначал это для Торнуик-Касл?
– Говорю же, ты сам мне все рассказал. Прошло уже четыре года, но ты успел построить почти половину. Только замок не был завершен, потому что ты… тебя…
– Казнили, – докончил Николас, впервые приняв ее слова всерьез. – Прошу, расскажи мне все!
– С самого начала? Но это займет много времени.
– Теперь, когда Кит в безопасности, время у нас есть.
«До тех пор, пока Леттис не завладеет тобой», – подумала Даглесс.
– Я сидела в ашбертонской церкви и плакала, и…
– Почему ты плакала? Почему оказалась в Ашбертоне? И ты не можешь рассказывать такую длинную историю стоя. Нет, не сюда. Садись здесь. – Он похлопал по краю кровати.
– Николас, мне нельзя быть в одной постели с тобой.
