Он взглянул на бегущие мимо зеленые купы Трокадеро52 и обернулся, следя глазами за парочкой, удалявшейся в глухую аллею парка. Эйфелева башня, статуи на мосту, Сена - все кругом розовело. "В сердце моем... та-та-та-та..." - напевал он. Шум мотора ему вторил. "В сердце моем... спит!" - вспомнил он вдруг. "Да, да, верно, "В сердце моем спит... та-та-та-та-та". Досадно, никак не вспомню слова дальше. Ну что же, право, может спать в моем сердце?.. "Ленивая свинья"?" - подумал он и улыбнулся. Вспомнилось, что предстоит веселая пирушка в баре Пакмель. А может быть, и любовное приключение... Он почувствовал, как хорошо жить; казалось, он был взбудоражен какими-то тайными желаниями. Отшвырнул папиросу, искуренную до мундштука, скрестил ноги и глубоко вздохнул, - воздух от быстрой езды, казалось, стал прохладнее. "Только бы Белен не забыл поставить малышу банки. Спасем мальчугана и без хирургического вмешательства. Хотелось бы мне видеть - как вытянется лицо у Луазиля. Уж эти хирурги! Сейчас они в моде, а что толку? Жонглеры! Недаром старый мудрый Блек говорил: "Если бы у меня было трое сыновей, я бы сказал самому неспособному - будь акушером, самому мускулистому - берись за скальпель, а самому умному из троих - будь лекарем, заботливо выхаживай больных и учись все лучше и лучше распознавать их болезнь". И снова он почувствовал ликование, ликование, идущее из сокровенных глубин его существа.
- Все-таки правильный я выбрал путь, - произнес он вполголоса.
Когда он добрался до своей квартиры, дверь, открытая в комнату Жака, напомнила ему, что брат принят. Пять лет неусыпных наблюдений и забот, и наконец успех. "Ясно помню тот вечер, когда встретил Фаври на улице Эколь, тогда у меня впервые мелькнула мысль, что Жаку нужно поступить в Эколь Нормаль. В тот день сквер Монж засыпало снегом. Было попрохладнее, чем сегодня", - вздохнул он. Он уже предвкушал, как приятно будет принять холодный душ, и нетерпеливо, словно ребенок, стянул с себя одежду, разбросав все куда попало.
Вышел он после душа помолодевшим. Он думал о Пакмель и посвистывал от удовольствия. То, что на его языке называлось женщинами, занимало в его жизни лишь второстепенное место, а для нежных чувств места вообще не было. Он довольствовался мимолетными встречами и даже похвалялся этим, - ведь так было практичнее. Впрочем, не считая иных вечеров, он довольно легко воздерживался от всего этого - не потому, что держал себя в руках, не потому, что обладал холодным темпераментом, а потому, что "все это" составляло часть иного образа жизни, отличного от того, который он раз и навсегда решил вести. Он считал, что все эти якобы необоримые влечения всего лишь проявления слабой воли, он же был человеком "волевым".
"Дзинь!" - кто-то позвонил. Взгляд на часы: в крайнем случае еще есть время осмотреть больного, перед тем как он присоединится к компании, собравшейся у Пакмель.
- Кто там? - крикнул он через запертую дверь.
- Это я, господин Антуан.
Он узнал голос г-на Шаля и впустил его. Пока г-н Тибо жил в Мезон-Лаффите, его секретарь по-прежнему работал на Университетской улице.
- А, да это вы? - будто в забытьи произнес г-н Шаль. Ему неловко было смотреть на Антуана, стоявшего перед ним в кальсонах, и он отвернулся, недоуменно пробормотав: - В чем дело? - и тут же добавил: - Ах да, вы одеваетесь! - и поднял палец, словно разгадал загадку. - Я вас не побеспокоил?
- Я ухожу через двадцать пять минут, - поспешил предупредить его Антуан.
- Настолько я вас не задержу. Посмотрите-ка, доктор. - Он положил шляпу, снял очки и вытаращил глаза. - Ничего не видите?
- Где?
- У меня в глазу.
- В каком?
- Да вот в этом.
- Не двигайтесь. Ровно ничего не вижу. Может быть, просквозило?
- Да, наверное! Благодарю. Это пустяки, просквозило глаз, и все... Оба окна были открыты. - Он кашлянул и надел очки. - Благодарю, вы меня успокоили. Просквозило глаз, и все. Ведь это частенько случается - пустяки. - Он хохотнул и добавил: - Видите, я немного отнял у вас времени.
Но он и не думал надевать шляпу и даже присел на краешек стула и, вытащив носовой платок, вытер лоб.
- Жарища, - заметил Антуан.
- Да, уж это точно, - ответил г-н Шаль, хитро сощурившись. - Что и говорить, грозовая погода. Жалко тех, кому приходится ходить туда да сюда, хлопотать о всяких делах.
Антуан, шнуровавший ботинок, поднял голову.
- О каких же это делах?
- И все по такой жаре! - продолжал г-н Шаль. - Прямо задохнуться можно во всех этих канцеляриях да комиссариатах. А ответ все откладывают и откладывают на завтра, - заключил он, с незлобивым видом покачивая головой.
Антуан пристально смотрел на него.
- Кстати, - продолжал г-н Шаль, - я уже давно хотел спросить вас, не знаете ли вы приюта для людей пожилого возраста?
- Пожилого возраста?
- Ну да. Для престарелых. А не для неизлечимых больных. Вроде богадельни в Пуан-дю-Жур. Такого воздуха, как там, нигде не найти. И вот еще о чем хотел я вас спросить, господин Антуан, раз уж мы с вами разговорились. Не случалось ли вам находить монету в сто су - забытую монету?
- Забытую?.. Где, в кармане?
- Да нет... В саду. Можно сказать, на улице.
Антуан стоял с брюками в руках, смотрел на г-на Шаля и думал: "Очутишься в обществе такого болвана и сам просто в идиота превращаешься". Он сделал над собой усилие, чтобы сосредоточиться, и серьезно сказал:
- Мне не совсем ясен ваш вопрос.
- Значит, так... например, люди иногда теряют какую-нибудь вещь, а другие ведь могут эту вещь найти... Верно?
- Разумеется.
- Ну вот, скажем, если бы ненароком вы ее нашли, как бы вы поступили с находкой?
- Я бы стал разыскивать владельца.
- Так-то оно так. А если б никого не оказалось?
- Да где?..
- В саду, на улице, например...
- Ну тогда я отнес бы находку в полицейский комиссариат.
Господин Шаль усмехнулся.
- Ну, а если бы это были деньги? Хе-хе... Ну, скажем, пятифранковик? Ведь нам-то хорошо известно, что было бы, если бы он попал в руки к этим субъектам.
- Вы что же думаете, комиссар его бы присвоил?
- Ясно!
- Помилуйте, господин Шаль. Прежде всего тут ведь не обойдешься без всяких формальностей, писанины. Да вот, кстати, как-то мы с приятелем нашли в фиакре детскую погремушку, просто прелесть была, ей-богу, сделана из слоновой кости и позолоченного серебра. Пошли в комиссариат, там записали фамилии - мою, моего приятеля и кучера, - наши адреса, номер экипажа, заставили подписать заявление и выдали квитанцию. Вас это удивляет? А год спустя моего приятеля известили, что владелец за погремушкой не явился, и пригласили прийти за ней.
- А это почему?
- Такое существует правило: если находку никто не востребовал, то через год и один день она переходит в законную собственность того, кто ее принес.
- Через год и один день?.. Собственностью того, кто ее принес?
- Именно так.
Господин Шаль пожал плечами.
- Ну, погремушка это что. А, скажем, кредитный билет?.. Билет в пятьдесят франков...
- Все было бы точно так же.
- Сомневаюсь, господин Антуан.
- А я убежден в этом, господин Шаль.
Седеющий карлик сидел на стуле, как на насесте, и в упор смотрел поверх очков на молодого человека. А немного погодя отвел глаза, кашлянул, прикрыв ладонью рот, и проговорил:
- Я спросил вас об этом по поводу матери.
- Ваша мать нашла деньги?
- Что? - выкрикнул г-н Шаль, заерзав на стуле. Он залился краской, и на его лице отразилось тягостное чувство растерянности. Но он тут же хитро улыбнулся: - Да нет же, я говорю о приюте. - И, увидев, что Антуан натягивает пиджак, он соскочил со стула, чтобы помочь ему попасть в рукава.
- Одолеваем рукав Ла-Манша, - попытался пошутить он и, пользуясь тем, что стоит позади Антуана, скороговоркой зашептал: - Понимаете ли, они там требуют девять тысяч франков - вот ужас-то! А считая мелкие расходы, получается все десять тысяч. И десять тысяч изволь вносить вперед, так черным по белому и напечатано. Ну а как же быть, если потребуется выехать раньше?
- Выехать? - спросил Антуан, обернувшись. И у него снова появилось неприятное чувство, что он теряет нить мысли.
- Да она там и трех недель не проживет! Стоит ли все это затевать? Ведь ей семьдесят семь лет без малого. Бьюсь об заклад, что дома она не успела бы израсходовать десять тысяч франков! Не так ли?
- Семьдесят семь лет, - повторил Антуан, невольно делая в уме безрадостный подсчет.
Он уже не думал о том, что опаздывает. "Стоит только переключить внимание на другого, - подумал он, - как сразу же обнаруживаешь какой-нибудь сложный случай". (Вопреки профессиональным навыкам, для него настолько естественно было сосредоточиваться на самом себе, что, когда он обращал внимание на кого-нибудь другого, ему казалось, что оно переключается.) "Этот идиот - несомненно, сложный случай, - решил он, - "случай Шаль". И ему вспомнился первый год их знакомства: по рекомендации аббатов из Эколь г-н Тибо пригласил г-на Шаля на время каникул как репетитора и был в таком восторге от его пунктуальности, что, вернувшись в Париж, оставил при себе в качестве секретаря. "Вот уже восемнадцать лет почти ежедневно я встречаюсь с этим невзрачным человечком и ничего о нем не знаю..."
