Впрочем, до сегодняшнего дня посторонние в окрестностях фермы появлялись редко – не чаще одного-двух раз в год. Миссионеры-иеговисты, мормонские проповедники, сотрудники статистического бюро, чиновники городской налоговой службы – кроме них, никто сюда и не добирался, и со временем Рути стало казаться, что мать, как это часто бывало, делает из мухи слона.
В дверь снова постучали, и Рути бросила быстрый взгляд на будильник на столе. Было ровно семь часов вечера субботы, следовательно, незнакомец не мог быть официальным лицом, явившимся к ним по долгу службы. Правда, Рути имела довольно смутное представление о том, как функционируют различные федеральные органы, но была уверена, что даже сборщик налогов (если, к примеру, предположить, что Элис что-то недоплатила в федеральную казну, и об этом стало известно) не явился бы к ним в такую погоду, да еще и без машины.
На мгновение Рути вспомнила о «Гостях с другой стороны…» – о разбуженных «спящих» или, если выражаться языком современной массовой культуры, об «оживших мертвецах». Когда она перечитывала дневники Сары, сама мысль о том, что умерший человек может восстать из могилы, так сказать, во плоти, казалась ей в достаточной степени невероятной, но сейчас Рути готова была поверить, что к ним в дверь стучится именно «спящий» – не зря же он явился из леса, где может случиться все, что угодно, – и не только с маленькими девочками. Почему бы нет?.. Вдруг это призрак Мартина Ши, который явился сюда в поисках своей жены и ребенка?
«Ну-ка, прекрати! – одернула себя Рути. – Призраков не бывает! И никаких “спящих” тоже!»
– Может, он заблудился? – шепотом предположила Фаун. В отличие от сестры, шестилетняя крошка мыслила куда более реалистичными категориями.
– Может быть, – так же шепотом ответила Рути. – Только мы все равно не будем ему открывать.
И тут стук раздался в третий раз – сильнее, громче, и кто-то крикнул:
– Эй вы! Я знаю, что вы дома!
Голос был женский, и сестры переглянулись. Обе сразу поняли, что это не мама, и все же испытали облегчение оттого, что там, за дверью – не мужчина. Почему-то обеим казалось, что женщины гораздо реже бывают маньяками-убийцами.
– Рути? – снова раздался из-за двери тот же голос. – Открой. Это я, Кендайс О'Рурк.
– О, дьявол! – негромко выругалась Рути.
– Можно я открою? – Фаун уже направлялась к двери, чтобы отодвинуть засов.
– Нет!.. – хрипло прошептала Рути. Хотелось бы мне знать, думала она, как эта чертова Кендайс их нашла?
– Мне кажется, я знаю, что могло случиться с вашей мамой! – продолжала Кендайс. – Откройте, и я вам все расскажу. Быть может, я даже помогу вам ее искать.
Эти слова сработали: прежде чем Рути успела вмешаться, Фаун сдвинула засов, распахнула дверь, и в прихожую ворвался порыв ледяного ветра, который принес с собой целое облако шелестящих снежинок.
– Привет, Рути!.. – поздоровалась Кендайс, откидывая с головы капюшон пуховика и разматывая закрывавший лицо шарф. Щеки у нее были ярко-розовыми, словно она их обморозила. – Рада тебя видеть. Можно мне войти?
Несмотря на ветер, продолжавший врываться в открытую дверь, Рути почувствовала исходящий от Кендайс запах дорогих духов, сигарет и виски.
– Вы уже вошли, – буркнула она и покосилась на Фаун, которая попятилась от входа и встала рядом с ней. – И закройте дверь, пожалуйста. Дует.
Кендайс захлопнула дверь и тоже посмотрела на Фаун.
– А кто это тут у нас?.. – просюсюкала она с широкой, фальшивой улыбкой. – Кто это тут у нас такой маленький?
Фаун не ответила. Крепче прижав к груди Мими, она повернулась и скрылась в гостиной.
– Ух ты! Она стесняется, да?! Не привыкла к незнакомым тетям?
Рути пожала плечами. «К незнакомым сумасшедшим тетям», – хотелось ей сказать, но она сдержалась.
– На улице-то подмораживает!.. – заметила Кендайс и, сделав вид, будто дрожит от холода, окинула взглядом прихожую. – Как я понимаю, ваша мама еще не вернулась?
И снова Рути промолчала. Она просто не знала, что от них понадобилось этой чокнутой.
– Я видела в гараже пикап. Это ваша единственная машина?
В ответ Рути только неопределенно откашлялась. Она уже решила, что не станет отвечать, пока не получит ответов на свои вопросы.
– Откуда вы взялись? – несколько грубовато поинтересовалась она. – И как вы нас нашли?
На этот раз не ответила Кендайс. Она только улыбнулась и расстегнула молнию пуховика.
– Вы только что сказали, что знаете, где может быть наша мама, – не отступала Рути. – Где она?
– Всему свое время, детка. – Кендайс снова улыбнулась и, обогнув Рути, прошла вглубь прихожей. – О, это как раз то, что мне сейчас нужнее всего! – воскликнула она и, на ходу стаскивая с рук перчатки, направилась прямо в гостиную – к печке. – А у вас тут уютненько… – Держа руки как можно ближе к печной дверце, Кендайс окинула комнату внимательным взглядом, и Рути попыталась представить, какой должна казаться незваной гостье их обстановка. Грубо обтесанные дощатые полы, выцветшие самотканые коврики, продавленный диван и облезлый кофейный столик… Убожество. Нищета.
– Послушайте… Я не знаю, как вы нас нашли, – сказала она, входя в гостиную вслед за Кендайс, – но вы выбрали для визита не самое удачное время.
Опустив взгляд, Рути увидела, что Кендайс натащила на ботинках довольно много снега, который успел растаять и превратился в грязные лужи. Если бы Элис была сейчас здесь, с ней, наверное, случился бы припадок. Одно из основных установленных ею правил, неукоснительного соблюдения которых она требовала от всех без исключения, гласило, что уличную обувь следует снимать в прихожей.
Фаун настороженно следила за гостьей из-за дивана. Заметив ее, Кендайс кивнула.
– Еще раз здравствуй, детка, – проговорила она. – Если не хочешь, можешь не говорить, как тебя зовут, но свою куколку ты должна мне представить. У нее ведь есть имя, правда?
Фаун промолчала. Щеки ее пылали, и Рути подумала, что у сестры снова поднялась температура. Красный комбинезончик, который Фаун носила уже несколько дней, был в грязи и в пыли, на груди темнело жирное пятно, волосы спутались и слиплись. Девочка выглядела как беспризорница, но Кендайс это, похоже, не смущало.
– У меня есть сын, ему примерно столько же лет, сколько тебе, – сообщила она. – Его зовут Люк. Тебе ведь шесть, правда?
Фаун нерешительно кивнула.
– Готова спорить, ты ни за что не догадаешься, какая у моего Люка любимая игрушка, – продолжала Кендайс. – Он просто обожает своего плюшевого утконоса! А знаешь, как он его назвал?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
