Пришел отец, мы немного поперекидывались шуточками, и он погрузился в какие-то чертежи. Настя перекусила, прибрала посуду в мойку и мы вернулись обратно. Когда я лег и притянул ее к себе, она возразила: — Но-но, глупости отложим на утро, я такая кругленькая сейчас, меня тискать нельзя.
И повернулась на бок, почти мгновенно сонно засопев. Милая такая. Я укрыл нас одеялом, обнял ее и уткнул нос в ее макушку. Внезапно навалилась куча сомнений и переживаний. «А что ей во мне понравилось? Вдруг она со мной только от безысходности? И как только у нее появиться выбор она найдет себе парня лучше? И что делать мне? А что мне самому хочется? Я хочу быть с ней, чтобы она не оставалась одна, или это что-то большее? Или я хочу просто физической близости с понравившейся девушкой? Но нет, возразил я сам себе, не только. Скорее мне нравится, как она дополняет меня, и это ощущение хочется сохранить, как можно дольше. А может я выдаю желаемое за действительное?» Но тут она завозилась и все рефлексии вынесло из головы, оставив чисто физиологическую проблему — как удобнее устроиться, чтобы она этого не заметила? Уж очень смущающе. Она что-то сонно мурлыкнула и я расслабился, задумавшись об «утренних глупостях». В голове замелькали разные приятные картинки. И я задремал.
К моей тихой печали, утром мы проспали время на запланированные глупости. Так что пришлось ускоренно умываться и бежать в столовую. А после завтрака началось…
— «… ты не настолько человек, как пытаешься показать…» — я вскипел и дернулся от этих слов, но Яков Василич как-то по своему истолковал мое движение и осадил меня. Он что, правда готов стрелять в Настю? И в меня, если я буду ее защищать? Но не выступать в ее защиту я не мог.
Совсем неожиданно сама Настя поделилась найденной нами случайно информацией. Вот ведь. Она что, не понимает что делает?
Пока я раздумывал про отношения Насти с высоколегированной сталью, разговор вильнул, и я опять оказался обсмеян всеми. Да знаю я, где эти подводные кости, только забыл немного.
И опять они ее дразнят, на этот раз вдвоем. Только у отца вид очень обеспокоенный. И я вспомнил еще один факт о Насте, на записи что показывал мне отец, там еще начальник Безопасности про это рассказывал. Что Настей было много. Но тут их совсем понесло. И тут я заметил, что отец внимательно следит за движениями Подгорельского, а на нас с Настей, лишь искоса посматривает. И тут меня осенило. Он доверяет нам, но не доверяет Якову. Настина чаша терпения переполнилась и она попыталась убежать. Я подскочил за ней. Догнал и обнял. Она дрожала, а в карих глазах стояли слезы. Я шепнул ей: — Все будет хорошо, я с тобой, — и украдкой чмокнул в висок. Мы вернулись за стол, но я не отпускал ее руку.
И все продолжилось. Вопросы, извинения Подгорельского, как я понял, для него это был новый опыт, уж очень коряво это прозвучало. Вроде извинился, но раскаяния в голосе нет. И опять подколки в Настину сторону. Но уже добрые. А после ее реплики про варенье, гнетущая атмосфера начала рассеиваться. Вот и Настя завозилась и поднырнула под руку. Обычно так к отцу мы со Светкой подлазили, ну, когда я был маленьким. Вот я и среагировал как он обычно. Притянул и чмокнул в нос. Он так мило сморщилась, вытирая нос ладошкой, забавная такая. Кажется я понял, что папа в этом находит. Но тут ей задали вопрос и она подобралась и посерьезнела.
Когда совещание все же закончилось, мы с облегчением слиняли из столовой. Как бы сказал папа: — «Впереди собственного визга», преодолев звуковой барьер. И несмотря на послабление в конце, эта беседа оставила много неприятного осадка в душе. Но оставался еще один большой вопрос, не знаю почему папа его не озвучил, он же сам мне ту запись показывал. Посомневавшись, я все-же решил его задать.
— Насть, а ты на своем астероиде во всех помещениях была?
— Конечно, а как иначе? Там не так много места, чтобы какие-то свободные площади игнорировать.
— Прямо во всех-всех, и даже… — я замялся подбирая правильное слово. Кладбище? Так там тела не захоронены. Склеп? Тоже самое. Костяница? Савельев говорил о телах, а не костях. Колумбарий? И тоже мимо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что даже? — разорвала затянувшуюся паузу Настя.
— Усыпальнице, — нашел я более подходящее слово, — Ну, помещение, где лежат тела погибших при столкновении.
— Нет. Не в том смысле что не была, помещения такого не было. Понимаешь Максим, человеческое тело, это не только памятный предмет, но еще и хранилище большого числа ценных материалов. Кальций, калий, фосфор, натрий, железо и прочих. Про углерод, водород азот я и говорить не буду. Как бы неприятно это не звучало, но терять материалы в условиях их тотального дефицита нельзя, — сказало она откровенно, хоть и с некоторым напряжением.
— Ты точно уверена? — продолжал допытываться я.
— Да. Мне пару раз приходилось по поверхности астероида лазить, в поисках метеоритов, чтобы критические потребности в минералах пополнить. А это знаешь как страшно. Одно неловкое движение и будешь минут шесть обратно падать, тяготения почти нет. А запас воздуха в баллоне очень ограничен. В такой ситуации, если бы рядом были чьи-то тела, то поплакала бы и пустила в переработку.
— То есть, ты абсолютно уверена, что такого быть не может.
— Ну да, а что? Ты как-то слишком уверенно допытываешься.
— Понимаешь, — я замялся, — Отец показал мне запись своего разговора с безопасником города. У него в отчете о твоем астероиде указана такая комната. И несколько верхних, более новых тел — твои.
— Что-о? — протянула она шокированно.
— Я понимаю что это звучит дико, но он четко сказал, что там нашли несколько твоих тел. Ну в смысле с твоим геномом. Твои копии.
Настины ноги подкосились, я едва успел ее подхватить. Осторожно усадив ее на пол я устроился перед ней. Она пребывала в ступоре каком-то. Не знаю, как бы я сам реагировал на такие новости, если бы мне их вот так вывалили. Может быть, надо было начать этот разговор как-то по другому, или не мне. Наверное, отец справился бы лучше, но он меньше общался с Настей. Да и с чуткостью у нас с ним есть некоторые проблемы. Нет, с эмпатией все нормально, но вот с пониманием момента и комплиментами, есть много сложностей. Из нас всех, говорила мама, комплименты красиво и к месту умеет говорить только Светка. У меня вечно получаются двусмысленные полуоскорбления. Настя заморгала и ее глаза заполнились слезами, я поспешил обнять ее.
— Ну все, все. Я с тобой, я тебя не оставлю, — успокаивал я ее.
— Даже если я — «неведома зверушка»?
— Даже. И особенно. Такая только у меня есть, — и она обмякла после этих слов.
— Правда? — она чуть отодвинулась и посмотрела мне в глаза.
— Правда-правда, — заверил я. Я и в самом деле сказал чистую правду. Мне не важно кто или что она, я рад что она у меня есть.
— Если так, то это обратная сторона моих книг, — поделилась она результатом размышлений, — Раз я вижу текст на пустых листах, почему бы мне не видеть стену вместо двери, где она есть. Другой вопрос, кто и зачем так сделал.
— Знаешь, папа иногда говорил, «договориться можно хоть с чертом, был бы человек хороший». Вот ты у меня — хорошая. И вернули тебя мне хорошие люди. А были у них шесть пальцев или зеленые щупальца — не так важно. Ты-то у меня хорошая получилась.
— Какой ты смешной, — она спрятала лицо у меня на груди, — А вдруг я только притворяюсь, как старик думает, вот откушу тебе голову.
— И потом обратно приделаешь, а то как ты без меня будешь?
— Угу, — она помолчала, уткнувшись в меня, — Пойдем, надо собираться. У нас сегодня впереди много открытий.
И мы пошли в медцентр, он же Настина комната. Ей тоже надо подготовиться. Это мне только переодеться с нормальной одежды в комбинезон и разгрузку с дополнительными боеприпасами взять.
— Так, я буду переодеваться, а ты будешь "неподглядывать". Дверь я оставлю приоткрытой, чтобы тебе было удобнее, — поддразнила она меня.
— А вот и не буду, — надул щеки я.
