и пошла следом за генетиком в сторону вестибюля.
– Ну, значит идея первый сорт, не так ли? – снова спросила Мэри.
– Да, похоже, – согласилась Луиза. Добравшись до вестибюля, Мэри порылась в кошельке в поисках мелочи. Выудив из него гагару[73] и четвертачок, она скормила их торговому автомату. Девушка тем временем купила в соседнем автомате кофе.
– Помните ту встречу в конференц-зале «Инко»? – спросила Луиза. – Я тогда сказала, что, согласно многомировой интерпретации квантовой механики, если квантовое событие может пойти по двум различным путям, оно обязательно пойдёт по двум путям.
– Расщепление мировой линии, – вспомнила Мэри, опираясь задом на обтянутый винилом подлокотник стоящего в вестибюле кресла.
– Oui, – подтвердила Луиза. – Так вот, мы с Понтером довольно долго это обсуждали.
– Понтер упоминал об этом, – сказала Мэри. – К сожалению, не помню того разговора.
– Это было поздно ночью, и…
– Так вы в ту ночь ходили к Понтеру снова, после уроков языка? – Мэри сама не ожидала, что почувствует такую… о Боже, да ведь это ревность.
– Ага. Я ж ночью почти не сплю, сами знаете. Хотела побольше узнать об их взглядах на физику.
– И? – спросила Мэри, пытаясь совладать с голосом.
– Ну, это было интересно. – Луиза отхлебнула кофе. – В нашем мире существует две интерпретации квантовой механики: копенгагенская интерпретация и многомировая интерпретация Эверетта. Первая постулирует особую роль наблюдателя – что сознание фактически формирует реальность. Но дело в том, что некоторых физиков эта идея не удовлетворяет, поскольку они видят в ней возврат к витализму[74]. Многомировая интерпретация Эверетта стала попыткой обойти это противоречие. Она гласит, что квантовые явления приводят к постоянному расщеплению вселенной, так что каждый возможный результат квантового события реализуется, но в своей отдельной вселенной. Для формирования реальности не нужен наблюдатель; наоборот: каждый мыслимый вариант реальности возникает автоматически.
– О᾽кей, – сказала Мэри, не потому что и впрямь всё поняла, а чтобы не затягивать лекцию.
– Так вот, у народа Понтера есть одна-единственная квантово-механическая теория, которая является как бы синтезом двух наших. Они допускают существование многих миров – то есть параллельных вселенных, но возникновение этих вселенных вызывается не случайными квантовыми процессами. Скорее это происходит лишь в результате действий осознающих себя наблюдателей.
– А почему у нас нет такой объединённой теории? – спросила Мэри, пережёвывая один особенно крупный чипс.
– Частично из-за того, что математические модели двух интерпретаций противоречат друг другу, – сказала Луиза. – И конечно, из-за старинной проблемы политики в науке: физики, отстаивающие копенгагенскую интерпретацию, потратили жизнь на доказательство её верности, так же как и учёные из лагеря Эверетта. Просто заявить теперь, что «возможно, мы частично были правы, а частично ошибались», они уже не могут.
– Ах, – сказала Мэри, – это всё равно как мультирегиональная гипотеза против гипотезы замещения в палеоантропологии.
Луиза кивнула.
– Вам виднее. Но предположим, что неандертальская синтетическая теория верна. Она подразумевает, что сознание – человеческая воля – обладает способностью создавать новые вселенные. Это поднимает важный вопрос. Предположим, что в самом начале, в момент большого взрыва, была лишь одна вселенная. В какой-то более поздний момент она начала расщепляться.
– А я думала, что Понтер не верит в большой взрыв, – сказала Мэри.
– Да, по-видимому, неандертальские учёные считают, что вселенная существует вечно. Они считают, что красное смещение – наше основное доказательство расширения вселенной – пропорционально не расстоянию, а возрасту; другими словами, что масса изменяется со временем. Они также думают, что макроструктуры галактик и галактических скоплений создаются монополями и сжимающими плазму магнитными вихревыми волокнами. Понтер говорит, что фоновое микроволновое излучение, которое мы считаем реликтовым излучением большого взрыва, – это результат поглощения и переизлучения микроволновых волн электронами, захваченными этими магнитными полями. Многократное поглощение и переизлучение, происходящее во многих галактиках, по словам Понтера, сглаживает эффект и создаёт однородное фоновое излучение, которое мы регистрируем.
– И как, вам это кажется правдоподобным? – спросила Мэри.
Луиза пожала плечами.
– Будем разбираться. – Она отхлебнула ещё кофе. – Но знаете, рассказав мне это, Понтер сказал ещё одну поразительную вещь.
– Какую? – спросила Мэри.
– Я так понимаю, вы показали ему церковную службу, так?
– Да. По телевизору.
Луиза уселась в одно из обтянутых винилом кресел.
– Ну, – сказала она, – по-видимому, после этого он провёл какое-то время за просмотром «Вижн-TV», изучая это явление. Он сказал, что наша теория возникновения вселенной – такой же миф о сотворении мира, какой описан в Библии. «В начале Бог сотворил небо и землю» и всё такое. «Даже ваша наука, – сказал Понтер, – оказалась заражена ошибками религии».
Мэри сползла с подлокотника и тоже уселась как следует.
– Вы знаете… в общем, физика – это ваша область, а не моя, но вполне возможно, что он прав. Я упомянула про борьбу мультирегиональной теории и теории замещения; её ещё называют африканской. Так вот, давно отмечено, что теория замещения, которую разделяю я и другие генетики, также в целом имеет вполне библейские черты: человечество вышло из Африки уже сформировавшимся, словно изгнанное из рая, и существует ясно различимая граница между нами и остальным животным царством, включая даже ещё существующих в ту эпоху других представителей рода Homo.
– Интересная точка зрения, – сказала Луиза.
– Но также можно сказать, что и другая сторона отстаивает библейскую интерпретацию: параллели между мультирегионализмом и десятью потерянными коленами Израилевыми просто лезут в глаза. Кроме того, есть гипотеза «митохондриальной Евы» – что все ныне живущие люди ведут свой род от единственной женщины, жившей сотни тысяч лет назад. Само упоминание Евы в названии теории кричит о том, что её продвигают скорее из-за резонанса с библейской легендой, чем из-за её научной ценности. – Мэри помолчала. – Простите, вы говорили о неандертальских взглядах на квантовую физику…
– Ах да, – сказала Луиза. – Так вот, я подумала: а что, если они правы насчёт того, как расщепляется вселенная, но неправы относительно её бесконечного существования. Если бы у вселенной и правда было начало, то когда произошло бы первое расщепление?
Мэри наморщила лоб.
– Ну, хм, я не знаю. Думаю, тогда, когда кто-то в первый раз принял какое-то решение.
– Именно! Я считаю, что именно так и есть. А когда было принято самое первое решение? – Луиза помолчала. – Вы знаете, это в самом деле интересно – мнение Понтера о том, что наше научное мировоззрение всегда подспудно пытается пересказать всё тот же миф о сотворении, большой взрыв и ваши модели эволюции гоминид как современный пересказ Книги Бытия. Возможно, и я впадаю в то же самое заблуждение. В конце концов, в Библии первым решением, принятым кем-то, кроме самого Господа, было решение Евы взять яблоко – первородный грех, и, в общем, можно считать,
