— Ага. Никого, значит… Это здорово! — обрадовался господин Кноп, расправляя плечи. — Ага! Ха! Глянь, у меня есть картофелина.
Смерть прищурился и достал из недр своего балахонапесочные часы.
— ГОСПОДИН КНОП? ПОНЯТНО… ВОТ И ВТОРОЙ. Я ТЕБЯ ЖДАЛ.
— Да, это я, и у меня есть картофелина, вот! И я обо всем сожалею и очень раскаиваюсь!
Господин Кноп чувствовал себя совершенно спокойным. В горах безумия плато здравости — крайне редкое явление.
Смерть смотрел на расплывшееся в безумной улыбке лицо.
— СОЖАЛЕЕШЬ, ЗНАЧИТ?
— О да!
— ОБО ВСЕМ?
— Конечно!
— В ТАКОЕ ВРЕМЯ? В ТАКОМ МЕСТЕ? ТЫ ЗАЯВЛЯЕШЬ О ТОМ, ЧТО СОЖАЛЕЕШЬ?
— Вот именно. Ты сразу усек. А ты смышленый. Если бы ты еще мог подсказать мне, как вернуться…
— А ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ПОДУМАТЬ ЕЩЕ РАЗ?
— Никаких споров. Я готов получить по заслугам. Сполна, так сказать, — объявил господин Кноп. — У меня есть картофелина. Вот, смотри.
— Я ВИЖУ, — ответил Смерть.
Он достал из недр балахона свою миниатюрную копию. Только из-под крошечного капюшона на Кнопа воззрился крысиный череп.
Смерть усмехнулся.
— ПОЗДОРОВАЙСЯ С МОИМ МАЛЕНЬКИМ ДРУГОМ, — сказал он.
Смерть Крыс протянул костлявую лапку и вырвал из рук Кнопа шнурок с картофелиной.
— Эй…
— НЕ СТОИТ ТАК ДОВЕРЯТЬ КОРНЕПЛОДАМ. ИНОГДА ВСЕ СОВСЕМ НЕ ТАК, КАК КАЖЕТСЯ НА ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД, — продолжил Смерть. — ТЕМ НЕ МЕНЕЕ НИКТО НЕ ПОСМЕЕТ ОБВИНИТЬ МЕНЯ В ТОМ, ЧТО Я НЕ ЧТУ ЗАКОНЫ. — Он щелкнул пальцами. — ИДИ ЖЕ ТУДА, КУДА ТЕБЕ НАЗНАЧЕНО.
На мгновение полыхнул синеватый свет, и удивленный Кноп вдруг исчез.
Вздохнув, Смерть покачал головой.
— В ТОМ, ПЕРВОМ, БЫЛО ЧТО-ТО… ЧТО МОГЛО БЫ БЫТЬ ЛУЧШЕ, — сказал он. — НО ЭТОТ… — Он снова глубоко вздохнул. — КТО ЗНАЕТ, КАКОЕ ЗЛО ТАИТСЯ В СЕРДЦАХ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ?
Смерть Крыс перестал грызть картофелину и посмотрел на своего хозяина.
— ПИСК, — сказал он. Смерть лишь махнул рукой.
— КОНЕЧНО, КОМУ ЖЕ, КАК НЕ МНЕ, ЭТО ЗНАТЬ… — промолвил он. — ПРОСТО Я НА МГНОВЕНИЕ ПОДУМАЛ… А ВДРУГ ЕСТЬ ЕЩЕ КТО-НИБУДЬ?
Перебегая от одной подворотни к другой, Вильям тем не менее понимал, что машинально выбирает самый длинный путь. Наверное, потому, что ему очень не хотелось прийти, как предположил бы Отто.
Буря немного стихла, но мелкие злые градины еще били по шляпе. Сточные канавы и всю мостовую усеивали их крупные товарки, выпавшие в первые минуты бешеной атаки бури. Телеги буксовали, а редкие прохожие с трудом передвигались по улицам, стараясь держаться стен.
Несмотря на бушевавшее в голове пламя, Вильям достал свой блокнот и записал: «Грдн блш мча дл глфа?» — и отметил про себя, что на всякий случай неплохо бы сравнить. Он уже начинал понимать, что его читатели могут весьма снисходительно относиться к вине политиков, но готовы с пеной у рта спорить о том, какая на самом деле была погода.
Следующую остановку Вильям сделал у Бронзового моста, спрятавшись под брюхом одного из гигантских гиппопотамов. Градины истязали поверхность реки, и воздух наполняли тысячи тонких чавкающих звуков.
Ярость постепенно ослабевала.
На протяжении большей части жизни лорд де Словв был для Вильяма некой далекой фигурой, глядящей в окно своего кабинета, стены которого были заставлены шкафами с ни разу не читанными книгами, в то время как сам Вильям, потупив взор, рассматривал хороший, но протертый до дыр ковер и выслушивал… если задуматься, в основном всякие гадости, суждения господина Крючкотвора, облаченные в более дорогие слова.
А хуже всего, пожалуй, хуже всего на свете было то, что лорд де Словв никогда не ошибался. Это абсолютно выпадало из его системы координат, не соответствовало его личной географии. Люди, придерживавшиеся противоположной точки зрения, несли опасность для общества, были безумцами или вообще не были людьми как таковыми. С лордом де Словвом нельзя было спорить. По крайней мере, в обычном понимании этого слова. Спор подразумевает разные мнения, обсуждение оных и, наконец, согласие с той или иной точкой зрения, каковая будет наиболее разумной. Лорд де Словв никогда не спорил. Он отчитывал. Устраивал выволочку. Отповедь. Нагоняй.
Ледяная вода капала со статуи прямо Вильяму за шиворот.
Лорд де Словв произносил слова таким тоном и с такой громкостью, что они превращались в кулаки, но к физическому насилию он никогда не прибегал.
Для этого у него были специальные люди.
Еще одна полурастаявшая градина прокатилась по спине Вильяма.
И все-таки… даже его отец не мог вести себя настолько глупо.
«А может, — подумал Вильям, — стоит рассказать обо всем Страже? Прямо сейчас?» Но что бы там ни говорили о Ваймсе, у него была всего лишь горстка верных людей и великое множество влиятельных врагов. Врагов, чьи семейные традиции уходили корнями в глубь тысячелетий и чье благородство было действительно исключительным, поскольку встречалось лишь в собачьих драках.
Нет. Он — де Словв. А Стража нужна другим людям, тем, кто не способен решить свои проблемы собственными силами. Да и что такого плохого может еще случиться, кроме всего того, что уже произошло?
«О да, произошло столько событий, — думал он, продолжая путь. — Столько всякого… страшного. Даже не знаю, что было хуже всего…»
Целая галактика свечей горела в центре пола. В покрытых пятнами, развешенных по стенам зеркалах они были похожи на стайку светящихся глубоководных рыб.
Вильям прошел мимо перевернутых кресел. Впрочем, одно кресло стояло сразу за границей освещенного круга.
— А… Вильям, — произнесло кресло.
А потом лорд де Словв распрямил свою тощую фигуру, поднялся из уютных кожаных объятий и вышел на свет.
— Отец, — кивнул Вильям.
— Я так и думал, что ты придешь. Твоей матери тоже всегда нравился этот дом. Конечно… в те дни все было иначе.
Вильям ничего не ответил. Все и вправду было иначе.
— Наверное, этому безумию стоит положить конец, как считаешь? — продолжил лорд де Словв.
— По-моему, ему уже положен конец.
— Сомневаюсь, что ты имеешь в виду то же, что и я, — улыбнулся лорд де Словв.
— Я не знаю, что именно ты имеешь в виду, — сказал Вильям. — Я просто пришел, чтобы услышать от тебя правду.
Лорд де Словв вздохнул.
— Правду? Я поступал в интересах города, и тебе это известно. Когда-нибудь ты поймешь меня. Лорд Витинари лишь губит наш город.
— Да… Именно так все и начинается… — промолвил Вильям, удивляясь собственной выдержке, ведь в голосе его не было и следа дрожи. — С подобных слов. «Я хотел как лучше», «цель оправдывает средства», одни и те же слова каждый раз.
— Разве ты не согласен, что пора выбрать правителя, который прислушивался бы к мнению людей?
— Возможно. Но о каких конкретно людях ты говоришь?
Выражение снисходительности исчезло с лица лорда де Словва. Оно и так продержалось там довольно долго.
— И ты собираешься написать обо всем в этом своем помойном листке?
Вильям промолчал.
— Ты не сможешь ничего доказать и прекрасно понимаешь это.
Вильям шагнул на свет, и лорд де Словв увидел в его руке блокнот.
— У меня достаточно доказательств. По крайней мере, на данный момент. Остальными доказательствами будет заниматься… Стража. Ты знаешь, что люди называют Ваймса «терьером Витинари»? Терьеры копают и копают. И никогда не сдаются.
Лорд де Словв положил руку на эфес своей шпаги.
И вдруг Вильям услышал собственные мысли: «Спасибо, спасибо тебе, ведь я не верил, до самого последнего момента не верил…»
— У тебя что, совсем нет чести? — спросил лорд де Словв прежним спокойным голосом, от которого люди, как правило, приходили в бешенство. — Хорошо, пиши, и будь проклят. Вместе со своей Стражей. Мы не приказывали…
— Конечно не приказывали, — перебил Вильям. — Полагаю, ты просто сказал: «Сделайте вот так и вот так», а о деталях предоставил заботиться людям, подобным Кнопу и Тюльпану. Эти кровавые руки ты держал подальше от себя, чтобы не испачкаться.
— На правах твоего отца я приказываю тебе прекратить…
— Обычно ты приказывал мне говорить правду.
Лорд де Словв выпрямился во весь рост.
— О, Вильям, Вильям. Не будь таким наивным.
Вильям закрыл блокнот. Слова приходили гораздо легче. Он прыгнул с крыши дома и понял, что умеет летать.
— Скажи, какую правду ты имеешь в виду сейчас? Правду, настолько ценную, что ее нужно окружить караульными лжи? Правду, которая может показаться более странной, чем вымысел? Или правду, которая все еще надевает башмаки, пока ложь обегает весь мир? — Вильям сделал шаг вперед. — Это ведь твое любимое изречение. Впрочем, неважно. Думаю, господин Кноп пытался тебя шантажировать, и знаешь, я поступлю так же, каким бы наивным я тебе ни казался. Ты уедешь из города. Немедленно. Вряд ли с этим возникнут какие-то трудности. И тебе остается лишь надеяться, что ни со мной, ни с теми, с кем я работаю, ни с моими знакомыми ничего плохого не случится.