Они вновь переносят священника на кровать и укрывают его простыней и одеялами. Самнер прочищает рану и бинтует ее, после чего моет руки жировым мылом и распахивает окошко. Внутрь устремляется поток воздуха, щедро приправленного снежинками, бесцветного и удивительно холодного. Снаружи уже совсем темно, и лишь в свесах крыши посвистывает ветер. Он сомневается, что священник доживет до утра. Столь обширный абсцесс, думает он, почти наверняка сопровождается прободением кишки, и как только начнет вытекать дерьмо, то все, считай, конец. Собрав те немногие лекарства, которые способны унять или уменьшить боль, он рассказывает Анне, когда и как применять их. Сам же он раскуривает трубку и выходит наружу подышать воздухом.
В ту ночь, лежа в своей постели, он видит во сне, будто плывет по бескрайним просторам северных вод, свободных ото льда. Он в гордом одиночестве сидит в старой дырявой курре[85] своего приятеля Томми Галлахера, корпус которой кое-как зашпаклеван ветошью, а сиденья гребцов от долгого употребления отполированы до блеска. Весел у него нет, других судов поблизости не видно, но ему почему-то совсем не страшно. Вдруг по левому борту он замечает айсберг, а высоко на одной из его граней, одетый в зеленый твидовый костюм и коричневую фетровую шляпу из магазина «Деймз» в Темпл-Баре[86], собственной персоной стоит хирург Уильям Харпер, тот самый, который нашел и приютил его. Он улыбается и машет рукой. Когда Самнер окликает его, предлагая ему сойти в лодку, он смеется, словно одна только мысль о том, чтобы променять величественный айсберг на жалкую курру, представляется ему абсурдной и нелепой. Самнер замечает, что лицо Уильяма Харпера выглядит вполне нормальным, да и правой рукой тот владеет свободно. Нет никаких видимых следов паралича или ранения, полученного в результате инцидента на охоте, после которого он и пристрастился к бутылке. Похоже, он полностью выздоровел и теперь вновь крепок душой и телом. Больше всего на свете Самнеру хочется спросить, как ему удалось совершить столь замечательный подвиг, с помощью каких средств и методов, но курру уже отнесло слишком далеко в сторону, а голос его слишком слаб, чтобы покрыть разделяющее их водное пространство.
К его невероятному удивлению, утром священник еще дышит, да и выглядит ничуть не хуже давешнего. «А ты крутой перец, старина, – говорит себе Самнер, снимая повязку и осматривая рану. – Для человека, который столько веры вкладывает в загробную жизнь, ты, похоже, изо всех сил вознамерился задержаться на этом свете». Он протирает тряпицей края раны, нюхает выделения, затем бросает старую повязку в ведро, чтобы ее выстирали, и накладывает новую. В этот момент священник приоткрывает глаза и смотрит на него.
– И что же вы нашли внутри меня? – спрашивает он. Голос его звучит надтреснуто и слабо, и Самнеру приходится наклониться, чтобы расслышать его.
– Ничего хорошего, – отвечает он.
– В таком случае избавьтесь от него, да поскорее.
Самнер кивает.
– А вы попробуйте отдохнуть, – говорит он старику. – Если вам понадобится помощь, просто окликните меня или поднимите руку. Я пока посижу за столом.
– Вы намерены присматривать за мной, верно?
Самнер пожимает плечами.
– Здесь, в общем-то, больше нечем особенно заняться до прихода весны, – отвечает он.
– Я было подумал, что вы отправитесь на охоту на котиков в своей новой меховой куртке и с подаренным копьем.
– Нет, из меня получится никудышный охотник на котиков. У меня не хватит для этого терпения.
Священник улыбается, кивает и закрывает глаза. Похоже, он уже засыпает, как вдруг, минутой позже, он вновь распахивает их и смотрит на Самнера с таким видом, будто вспомнил нечто очень важное.
– Почему вы солгали мне давеча? – спрашивает он.
– Я не лгал вам. Ни разу.
– А вы странный малый, верно? Прямо-таки ходячая загадка для всех, кто вас знает.
– Я хирург, – негромко отвечает Самнер. – Сейчас я – только хирург, и больше никто.
Священник ненадолго задумывается, прежде чем продолжить разговор.
– Я знаю, что вам довелось много выстрадать, Патрик, но в этом вы не одиноки, – говорит он наконец.
Самнер качает головой.
– Скажем так, я сам навлек на себя страдания. Я совершил множество ошибок.
– Покажите мне того, кто сумел избежать их, и тогда я скажу, что перед нами или святой, или великий обманщик. А за всю свою долгую жизнь мне довелось увидеть очень немногих святых.
Несколько мгновений старик смотрит на Самнера и улыбается. В уголках губ у него скопилась серо-зеленая слизь, а глаза припухли и затуманились. Он протягивает руку, и Самнер пожимает ее. Ладонь у старика прохладная на ощупь и почти невесомая. Над суставами кожа собралась морщинками, а на кончиках пальцев блестит, словно потертые перчатки.
– Вам нужно отдохнуть, – вновь повторяет Самнер.
– Непременно отдохну, – соглашается священник. – Именно этим я и собираюсь заняться в первую очередь.
Глава 23
Человек Бакстера ждет его на пристани. Его зовут Стивенс, и, по его собственным словам, он – клерк в конторе, хотя и ничуть не выглядит таковым. Ростом под шесть футов, он широк в плечах и талии, с темными колючими глазками, аккуратными бачками и редкими зубами. Самнер складывает свои жалкие пожитки в мешок и прощается с капитаном Кроуфордом и экипажем «Трулав», после чего вместе со Стивенсом направляется на юг, к дому Бакстера на Боулэлли-лейн. Они поворачивают вниз по Лоугейт, проходят мимо Меншн-хаус и гостиницы «Золотой галеон», мимо Джордж-ярд и Чепел-лейн. После долгих недель, проведенных в море, твердая и надежная земля под ногами кажется Самнеру чем-то аномальным, каким-то ловким шулерским фокусом. Он пытается убедить себя в том, что все это – камни мостовой, фургоны, склады, магазины и банки – вполне реально, но его по-прежнему не покидает ощущение, будто он стал участником какой-то пантомимы и притворства. Где же вода? – с недоумением спрашивает себя он. И куда подевался лед?
Когда они оказываются на Боулэлли-лейн, Стивенс громко стучит в двойные двери, и Бакстер лично открывает одну половинку. Он одет в темно-синий сюртук, отделанный кантом, зеленый суконный жилет и брюки в тонкую полоску; зубы у него желтые и кривые, а длинные седые волосы, подстриженные под пажа, прикрывают уши. Они пожимают друг другу руки, и Бакстер с улыбкой всматривается в него.
– Читая ваше письмо из Лервика, я не верил своим глазам, – говорит он, качая головой. – Тем не менее вот вы и стоите передо мной, мистер Патрик Самнер, живой и здоровый. Мы уж думали, что потеряли вас, что вы утонули или замерзли вместе с остальными бедолагами, но вы выкарабкались и вернулись. – Бакстер смеется и хлопает его по плечу. – Не хотите перекусить немножко? – спрашивает он. – Могу я предложить вам устриц, или свиную колбасу, или, по крайней мере, кусочек телячьего языка?
