Она стояла на повозке с гордо поднятой головой, закованная в тяжелые цепи, предназначающиеся для пленных мужчин.
Это возмутило меня. Ей хватило бы и обычных тонких наручников для женщин-невольниц! Нечего было выказывать к ней какое-то особое отношение!
В этих тяжелых железных цепях она казалась еще более красивой и гордой.
Как я ее сейчас ненавидела! Как ненавидели ее все коробанские невольницы, вопившие в толпе, вооружившись палками и камнями!
– Бейте ее! – закричала я в щель.
– Тише! – испуганно зашептала Юта.
– Бейте! – поддержала меня Лана.
Толпа выскочивших на дорогу рабынь принялась яростно бить палками по железным прутьям клетки, стараясь достать до неподвижно стоящей пленницы. Во Вьерну со всех сторон полетели увесистые камни.
Я заметила, что там, где в верхней части клетки сходились железные прутья, было прикреплено большое кольцо, за которое клетку можно было подвешивать на дерево или на ввинченный в балку крюк, выставляя ее таким образом на всеобщее обозрение. Несомненно, Марленус отдал своим людям приказ, чтобы они во всех городах и поселках по пути следования в Ар демонстрировали жителям его богатые охотничьи трофеи, и в первую очередь – эту известную всему Гору лесную разбойницу, ставшую теперь его пленницей. Такая добыча непременно должна будет снискать ему еще большую славу и всеобщее уважение. Он, я думаю, не станет делать из нее рабыню, пока не доставит в Ар, а там, очевидно, устроит церемонию ее публичного обращения в рабство и, возможно, собственноручно поставит на ее теле невольничье клеймо.
Окружившие повозку рабыни осыпали пленницу оскорблениями и пытались дотянуться до нее палками и ремнями. Их ярость только подогревалась безразличием Вьерны, которая, казалось, не обращала на них никакого внимания. Все тело у нее было покрыто царапинами и следами от побоев, но она не выказывала никаких признаков того, что ей больно, и продолжала стоять с гордо поднятой головой, устремив взгляд над разбушевавшейся толпой. Она не удостоила не только словом, но даже взглядом своих исходящих бессильной яростью врагов.
Я была вне себя от злости. Мне хотелось, чтобы у меня в руках тоже была сейчас палка, а еще лучше – плеть!
Вот уж я показала бы Вьерне! Я нисколько не боялась ее! Я отлупила бы ее так, как она того заслуживает!
Как я ее ненавидела!
Повозка с ней, влекомая тягловым рогатым тарларионом, постепенно скрылась из глаз.
Стоящая в прочной железной клетке, с тяжелыми цепями на руках, Вьерна продолжала высоко держать голову, устремив застывший взгляд куда-то вдаль, словно не замечая всех тех, кто так старался до нее добраться, – как, впрочем, и тех, кто защищал ее от разъяренной толпы.
Моя ненависть была так велика, что меня бы, кажется, никакая охрана не остановила. Я бы убила Вьерну.
Тупой конец копья ударил по тенту рядом с тем местом, где мы выглядывали, наблюдая за торжественной процессией. Мы тут же испуганно отшатнулись прочь и поспешно заняли свои места. Плотная стена ткани снова отгородила нас от внешнего мира.
Доносящееся снаружи пение труб и грохот барабанов становились все тише. Торжественная процессия продолжала свой путь, все дальше удаляясь от нашего фургона.
Мы снова вернулись к проблемам нашего маленького мирка.
– С этого момента, – объявила Инга, – обращаясь к нам, Эли-нор каждую из нас будет называть “госпожой”.
Я посмотрела на нее с ненавистью в глазах.
– Нет, – покачала головой Юта.
– Будет! – настойчиво повторила Инга.
– Это слишком жестоко по отношению к ней, – заметила Юта.
– Мы будем обращаться с ней так, как она того заслуживает, – возразила Инга.
Остальные девушки, за исключением Ланы и Юты, опасаясь, что их может постигнуть подобная участь, поспешно поддержали бывшую книжницу.
– С тобой будут обращаться, как ты того заслуживаешь, – обратилась ко мне Инга. Я промолчала. – Это верно, Эли-нор? – вкрадчивым голосом поинтересовалась она. – Ты ведь тоже так считаешь?
Я закусила губу.
– Я спрашиваю, ты тоже так считаешь? – настаивала Инга; ее голос утратил игривые интонации.
– Да, – едва слышно прошептала я.
– Что – да? – с незнакомой прежде резкостью уточнила Инга.
– Да… госпожа, – пробормотала я. Все девушки – и Лана в том числе – весело рассмеялись.
– Убирай отсюда свои ноги! – потребовала лежавшая напротив меня девушка.
Я посмотрела на Ингу; ее взгляд был холодным и твердым, как сталь.
– Хорошо, госпожа, – устало произнесла я и согнула ноги в коленях.
Девушки залились веселым смехом.
Как я их сейчас ненавидела! И Ингу, и Лану, и Юту – всех!
Фургон качнулся, медленно тронулся с места, и мы покатились по мощеной дороге по направлению к Степным Воротам города. Мы снова почувствовали себя живым товаром – невольницами, которых везут в Ар, чтобы выставить там на продажу.
А меня к тому же вынудили признать себя самой последней, готовой к любым притеснениям рабыней! Меня заставили называть их “госпожами”! Я задыхалась от переполняющей мое сердце бессильной ярости.
***
Все это было совсем недавно, а сейчас я вместе с Ютой на невысоком, пологом холме в пасанге от наших фургонов собирала ягоды и потихоньку пересыпала их из корзинки Юты в свою.
Солнце, трава, небо над головой с плывущими по нему пушистыми белыми облаками – все настраивало меня на хорошее расположение духа. Я с удовольствием вспоминала представшее моим глазам зрелище плененной Марленусом Вьерны и, с гораздо меньшим удовольствием, то, что происходило в нашем фургоне, когда Инга так решительно одержала надо мной победу. Я поняла, что она сильнее и способна меня побить, когда только ей заблагорассудится. Я утратила все свое положение среди девушек, и Инга принудила меня называть ее и других при обращении “госпожа”. И все, за исключением Ланы и Юты, это действительно требовали, словно они были не такими же невольницами, как я, словно я была их рабыней! К тому же об этом тотчас прослышали девушки из других фургонов и, довольные показавшейся им удачной шуткой, немедленно потребовали к себе такого же обращения.
– Будешь называть каждую из них “госпожа”, – приказала Инга. – Иначе я снова тебя отлуплю!
Как мне хотелось быть поскорее проданной в Аре, чтобы избавиться от них! Я уже представляла себя изнеженной, избалованной рабыней, осыпанной шелками и драгоценностями, любимицей нетребовательного, заботящегося обо мне хозяина, которого я держу у себя под каблуком. Я хотела роскоши и удовольствий Ара. Я хотела ловить на себе завистливые взгляды остальных, менее ловких и удачливых рабынь.
