Важно понять, что этнонациональные конфликты почти невозможно локализовать на уровне их провоцирования, после их открытого проявления. Они сразу политизируются и обретают статус большой этнополитики. Локализация конфликта невозможна и в связи с тем, что все национальности страны в той или иной степени проживают по всей территории России достаточно дисперсно. Еще одно замечание: фактически ни один конфликт этнонационального характера с применением насилия до сих пор во всем постсоветском пространстве не разрешен до конца. На деле ситуация все еще более ухудшается, конфликт углубляется после насилия. Сейчас фактически в этих регионах субъекты конфликта накапливают силы для его продолжения «до полной победы». Победу, тоже ясно, тут достичь невозможно. Следовательно, необходимо стремиться к достижению приемлемого баланса сил. Другого не дано. Есть и еще одна особенность: этнонациональные конфликты с применением насилия никогда не ведут к разрешению самой конфликтной ситуации, а наоборот, усугубляют состояние конфликта на десятилетия. Попытки власти применения силы для «принуждения к миру» тоже дают возможность приостановить конфликт лишь на короткий период. При этом недовольство действиями властей возрастает со стороны всех участников конфликта. Выход из конфликта только один: шаги навстречу друг другу, отказ от применения насилия, терпение и стремление к достижению паритета интересов. Разрешить этнонациональный, этнополитический конфликт можно только при наличии системы мер, последовательных и волевых. Встречаясь в Грозном, Назрани, Владикавказе в 1990–1991 гг., мне приходилось повторять, призывать: лучше пять лет провести за столом переговоров, чем допустить хотя бы одного убитого в этнонациональных, этнополитических конфликтах. Многие из лидеров-провокаторов в Ингушетии и Осетии не захотели услышать. И чем это закончилось для всех? Кроме того, есть и еще одна особенность этнонациональных, этнополитических конфликтов: в данной сфере легче, чем в любой иной сфере, начать конфликт и тяжелее всего его завершить. Нужен длительный межнациональный диалог с подключением различных общественно-политических сил, накапливание опыта диалога. Особенно на Кавказе надо искать старых друзей, товарищей из представителей конфликтующих сторон, восстанавливать контакты между ними, проводить совместную работу, демонстрируя добрые отношения между представителями сторон. Все иное – конфликт, трагедия, кровопролитие, усугубление противостояния.
Провокаторы конфликта, экстремисты не способны на диалог, не идут на диалог, ибо это будет означать развенчание их мифологии и предрассудков, «героизации» участников конфликта. Массы людей крайне привержены подобного рода «лидерам», считают их «героями», видят в них свой этнонациональный, этнополитический ресурс в борьбе с «врагом». Кроме того, регионы этнонациональных конфликтов, как правило, очень далеки от стандартов демократии, прав и свобод человека, свободы слова, свободы продвижения, демократических выборов и т. д. Следовательно, здесь устанавливаются традиции и порядки авторитаризма и тоталитаризма, в рамках которых редко кому удается уйти от массовой психологии этнонациональной зависимости. В этнонациональных конфликтах всегда мало личностей и много масс людей, толпы. Этнократические лидеры работают лишь на массы. Здесь мало рационального и чрезмерно много эмоций, мало истины и очень много лжи и предрассудков. Зона этнополитических конфликтов, как правило, переполнена слухами и мифами. Тех, кто жаждет межнациональных конфликтов, надо вести на экскурсии туда, где подобные конфликты уже произошли. Там трагические последствия конфликта видны не только на кладбищах, но и среди живых. Отсюда и вывод: этнополитика, закрепленная финансово-экономически и организационно-управленчески, должна носить систематический и комплексный характер не только в зоне конфликта, но и на всех уровнях общества и государства. Но, прежде всего, этнонациональная политика – это профилактика, система мер, а не чья-то прихоть, инициатива, добрые намерения, а жесткая необходимость обустройства в стране различных народов, культур, языков, достижения паритета их интересов и налаживания партнерства как граждан единой страны во всех сферах российской жизни. Там, где нет такой работы, преобладает стихия, которая, в конечном итоге, оборачивается конфликтами.
«Развитие экономики, гражданского общества, становление федеративных отношений и местного самоуправления, безусловно, могут содействовать нормализации межэтнических отношений»[264].
Потенциальных конфликтогенных очагов в Российской Федерации и в нынешних условиях чрезвычайно много, это показали и выборы в Государственную Думу 2003 г., которые взбудоражили ряд этнонациональных недовольств, напряжений, нетерпимости, чрезмерно много попыток сведения социально-политических, экономических и кадровых вопросов к этнонациональному, этнополитическому началу. Этнонациональный фактор, как видно по итогам выборов, достаточно политизирован. Можно даже сказать, что в Российской Федерации более, чем в любой другой из бывших советских республик, огромен как потенциал этнополитических конфликтов, так и потенциал этнонациональной солидарности. Все зависит от умения использования того и другого потенциала для созидательных или разрушительных целей. Здесь конфликтогенность обусловлена еще и тем, что, кроме внутренних факторов, здесь отражаются в той или иной степени те или иные проявления всех этнополитических конфликтов, которые происходят в постсоветском пространстве, где любая национальность, а не только русские, если их ущемляют, дискриминируют, автоматически становится «русскоязычной». Почти все межнациональные конфликты в бывших советских республиках автоматически перетекают на территорию России. Мы говорим о суверенных государствах Закавказья – Грузии, Армении и Азербайджане, но наиболее активная, грамотная, предпринимательски и управленчески конкурентоспособная часть населения этих государств находится в Российской Федерации. Прежде всего, «закавказская нагрузка», которую несет на себе Россия, существенно ухудшает и положение северокавказских общин на территории Российской Федерации, ибо русские и другие некавказские национальности редко отличают закавказцев и северокавказцев. Прежде всего, ситуация в Закавказье сделала и Северный Кавказ, и даже Чечню, самым конфликтогенным регионом. К сожалению, своевременные меры, которые были предложены по снижению закавказской конфликтогенной нагрузки на Северный Кавказ, не были услышаны и реализованы в самой Российской Федерации. Дело тут даже не в этнокультурных различиях, о которых много и справедливо пишут специалисты, хотя и это имеет место, а, прежде всего, в усилении конкуренции между людьми, в том числе и разных национальностей, в ряде сфер общественной жизни в новых условиях. Начался новый этнонациональный передел ресурсов, и в этом процессе этнополитическая элита использует и свои «этнонациональные ресурсы». «Кавказский элемент» оказался в этой системе наиболее взбудораженным, неустроенным и активным, исторически взбудораженным. Власть в центре и на местах стала тоже активно использовать эти противоречия в своих интересах в своей конкурентной борьбе за власть и деньги. Редко кто из российских политиков не использовал ситуацию на Кавказе в корыстных политических целях, не замечая, что Кавказ взорван не сам по себе. Говоря о кавказском факторе в Российской Федерации, недооценивается его активность, и не только конфликтогенная. Подчеркивая явно или тайно недопустимость участия кавказцев в органах власти, ограничивая их участие в бизнесе, эта активность направляется нередко в разрушительное русло. «Мы кавказцев больше к власти не пропустим» – патриотически заявляют некоторые политические деятели и высокопоставленные чиновники Российской Федерации. «Ликвидация» конкурента за счет использования этнонационального фактора – это один из моментов общей конкурентной борьбы в центре и в регионах. Кавказцы, мусульмане поставлены под «сплошное подозрение». В результате общих усилий активная пассионарная энергия кавказцев оказалась в современных условиях не направленной в созидательное русло. Примерно так, а порой еще похлеще, действуют по отношению к русским в Литве, Латвии, Эстонии и в ряде других постсоветских республик местные власти.
Представительством различных национальностей в органах власти в Российской Федерации, как ни странно, никто недоволен – русские и нерусские, ибо нет ясной, открытой кадровой политики. Президент страны, председатели палат Парламента, Конституционный, Верховный, Арбитражный суды, прокурор, МВД, ФСБ, ряд министров и вице-премьеров – чуть ли не из одной деревни. Так не должно быть в Федерации, в многонациональном государстве. Многонациональный потенциал тут используется недостаточно эффективно. То же самое происходит и в ряде республик самой Российской Федерации, где ущемляются русские. Отсюда подозрительность ко всем и возможность раздувать межнациональную рознь и недоверие в любом месте и в любое время. Уровень недоверия чрезвычайно высок, и он обусловлен господством корыстных интересов в кадровой политике, которую люди начинают ранжировать по этнонациональным критериям.
