на причал Витали. Мы всю ночь готовились принять этот груз. Тридцать четыре телевизора из Японии – пока ты не приехал. Уже тридцать два. Два последних теперь на дне гавани.
– Я же сказал, что заплачу.
– Оставь деньги себе на стрип-бар, чтобы сходить в следующий раз, когда у меня будет поставка. Упростишь мне жизнь. Впрочем, я рад, что ты пришел. Показал мне то, что я уже знал: этот капитан катера – гнида, как я и думал.
– Значит, ты никого не убивал?
– Я на кого похож, Джо? Ты думаешь, мне хватит дурости поджечь деньги в собственном кармане? Зачем мне надо, чтобы копы перетряхивали доки, если у самого поставка на следующий же день? У меня свой бизнес.
Гнев Пека поутих. Он потянулся к стакану и налил себе «Джонни Уокера». Сделал большой глоток, потом сказал:
– Помнишь того пацана? Умника, который работал на меня в Коз-Хаусес? Которого подстрелил тот дедок? Короче, вчера дедок вернулся со вторым дедком, чтобы довести дело до конца. Они вдвоем снова стреляли в пацана – не добили, если можешь себе представить. Скорее у киллеров мозоли вырастут, чем этот пацан откинется. Но они убили одного из его бригады. Одного старика зацепило. Второй – кажется, твой, – тоже помер, как я слышал. Плавает где-то в гавани. Завтра копы будут его вытаскивать.
– Почему ты называешь его моим? Я его даже не знаю.
– Должен бы. Он твой садовник.
Элефанти заморгал и выпрямился.
– Ну-ка, еще разок.
– Старик. Который подстрелил пацана и которого выбросили в гавань без твоего приказа. Он твой садовник. Работал у тебя по дому. У твоей матери.
Элефанти помолчал. Таращился в стол, потом оглядел помещение, словно ответ на новую проблему прятался где-то в закоулках старого отсыревшего вагона.
– Не может быть.
– Может. Мне это напела пташка из «семь-шесть».
Элефанти прикусил нижнюю губу, задумался. Сколько раз он просил мать думать, кого она пускает за порог? Наконец сказал:
– Этот старый алкаш никого не мог застрелить.
– Но взял и застрелил.
– Это старик столько пьет, что слышно, как у него в брюхе плещет. Да этот мудень на ногах не стоит. У него литровая банка вместо рюмки.
– Ну, теперь он может пить сколько хочет. Воду в гавани.
Элефанти потер лоб. Налил себе еще и выхлебал. Надул щеки, потом тихо выругался:
– Сука.
– Ну?
– Я тебе отвечаю, Джо. Впервые об этом слышу.
– Ну да. А я бабочка за рулем «ягуара».
– Клянусь отцовской могилой, я впервые об этом слышу.
Пек налил себе еще «Джонни Уокера». Это довольно серьезное отрицание: он никогда не слышал, чтобы Слон поминал покойного папашу. Все знали, как Слон был близок с отцом.
– А мне все одно жопа, – сказал Пек. – Копы обшаривают весь причал Витали. И угадай, где Рэй собирался принимать доставку?
Элефанти кивнул. Причал Витали был бы хорошим выбором. Заброшенный. Пустой. Глубокий. Док вполне еще рабочий. И в самом деле жопа.
– Когда приходит товар из Ливана?
– Девять дней.
Элефанти быстро соображал. Теперь он видел проблему – или ее зачатки. «И снова, – думал он, – Джо подложил мне свинью». Стрельба приведет – уже привела – копов. Он осознал, что единственная причина, почему его не накрыли сегодня, в том, что капитан ночной смены в «семь-шесть», которому он регулярно давал на лапу, – хороший ирландец и держит слово. Элефанти уже пытался до него сегодня дозвониться и не смог. Теперь понятно почему. Бедолага, небось, вертелся, как осьминог, чтобы не дать патрульным машинам и следователям из убойного прочесать его док, и наверняка боялся взять трубку, думая, что за него уже взялся отдел внутренних расследований. Такой беспредел – твою мать, трое убитых – притягивал газеты и пристальное внимание полицейского штаба на Центр-стрит. Ни один лейтенант или капитан участка не сможет отбиваться долго. Элефанти запомнил на будущее выписать капитану премию за старания.
– К тому времени все уже остынет, Джо.
– Ну конечно. А мудила из Бед-Стея, что позарился на мою территорию, сейчас как раз на мирной конференции, – кипел Джо.
– Может, это он за всем стоит.
– Вот я и пришел спросить. Думаешь, твой старик работал на него? Он из таких?
– Я его не знаю, – сказал Элефанти. – Мы разговаривали всего раз. Но он бы не смог такое выкинуть. Он старый, Джо. Дед до того допился, что слышит послания от своей жены с того света. Он… – Элефанти замолк. Хотел сказать «дьякон в церкви», но до сих пор толком не знал, что это значит. Старикан ему рассказывал, но в горячке событий это вылетело из головы.
В мысли ворвался хриплый голос Пека.
– Он – кто?
– Синяк, Джо. Пьянь, чтоб его. Такой окосевший, что в слона в ванной не попал бы. Не говоря уже о людях на причале Витали посреди ночи. Как старый хрыч замочит двух молодых отморозков, которые наверняка сопротивлялись и отстреливались в темноте? Да он чуть не падал на ходу. Он садовник, Джо. Копается с травами. Вот почему его наняла мать. Сам знаешь, как она у меня сходит с ума по травам.
Пек задумался.
– Ну, ей понадобится новый садовник.
– Я и не знал, что у него какие-то терки с этим пацаном. Как его зовут? Того, кто все это заварил?
– Клеменс. Димс Клеменс. Честный пацан. Ничего он не заваривал.
Элефанти выслушал с иронией. Честный пацан. Наркодилер. Ничего не заваривал.
– А старика? – сказал он. – Его как зовут?
– Это я тебя спросить хотел. У тебя что, денег до хера, раз не помнишь, кому платишь?
– Ему платила моя мать! Не помню я его имя. Он служит вон в той церкви, – Слон кивнул через плечо на соседний квартал, где стояли Пять Концов. Потом добавил: – Он дьякон.
Пек озадачился.
– А что делает дьякон? – спросил он.
– Яйца разносит, в баре по счетам платит, спагетти замешивает – почем я знаю? – сказал Элефанти. – Это сейчас не главный вопрос. Вопрос – кто за этим стоит. На твоем месте я бы спрашивал именно это.
– Знаю я, кто за этим стоит. Гребаный ниггер из Бед-Стея, Банч Мун хоч…
– Я не хочу слышать имен, Джо. И не хочу больше слышать ни о каких поставках. Это твое дело. Мое дело – в этом доке. Это все, что меня заботит. Я могу работать с тобой, если тебе нужен мой док. Не более. И теперь выходит, из-за этой фигни на Витали я на время стану радиоактивным.
– И что будет дальше? – сказал Джо.
– У меня есть пара пташек в «семь-шесть». Тоже завел себе пару муравьев в этом муравейнике. Узнаю, что случилось.
– Мы знаем, что случилось.
– Нет, не знаем. Этот хер был такой старый, что даже бухал через
