— Какое безумие! — воскликнула принцесса. Она была молода, она была женщиной живой и веселой; мысль о таком спектакле показалась ей забавной. Она поймала подругу на слове, и та немедленно отправилась за кардиналом. Этот великий министр, державший в голове все государственные дела, не позволил своему сердцу в ту же минуту поддаться чувству. Он согласился на это странное свидание, потому что уже видел себя властелином своего драгоценного завоевания. Но все случилось иначе. Пригласили Боко, который был баптистом и к тому же прекрасно играл на скрипке. Ему доверили секрет, но кто же хранит подобные секреты? Он и разболтал всем эту тайну. Ришелье был одет в зеленые бархатные панталоны, к подвязкам были прицеплены серебряные колокольчики, в руках он держал кастаньеты и танцевал сарабанду под музыку, которую исполнял Боко. Зрительницы и скрипач, так же как Вотье и Беренгьен, спрятались за ширмой, из-за которой им были видны жесты танцора. Все громко смеялись, да и кто мог от этого удержаться, если я сам спустя пятьдесят лет все еще смеюсь над этим, стоит только вспомнить?».
Вскоре Ришелье решил, что можно приступать к атаке.
«Кардинал, — сообщает Тальман де Рео, — отчетливо видевший путь к достижению своей цели, предложил ей, все через ту же м-м Фаржи, согласиться на то, чтобы он при ней занял место короля; потому что, не имея детей, она будет всегда презираема, и, если король при его хилом здоровье вскоре умрет, ее отошлют назад в Испанию; зато, если у нее родится сын от кардинала, а король вот-вот умрет, поскольку это неизбежно, она будет править страной с его помощью, потому что у него, отца ее ребенка, будут те же интересы; что касается королевы-матери, он удалит ее немедленно, как только добьется от Ее Величества требуемой благосклонности.
Анна Австрийская совершенно не ожидала подобного предложения. Пораженная и немного напуганная, она поняла, что совершила серьезную ошибку, позволив кардиналу ухаживать за нею.
Вечером м-м дю Фаржи отправилась к Ришелье и сообщила с тысячей всяких предосторожностей, так как знала его обидчивость, что королева отвергла его притязания.
Прелат был сильно разочарован и как мужчина, потому чти очень желал совершить это сладострастно-преступное оскорбление Его Величества, и как первый министр, поскольку считал, что действует во благо королевства, обеспечивая Францию дофином.
Ничем не выказав своего разочарования, он только поклонился.
— Передайте королеве, что я сожалею, — сказал он спокойно.
Тем не менее в течение нескольких недель он все еще надеялся; Анна Австрийская, по словам, современника, так нравилась кардиналу, «что он предпринял все, что только мог, лишь бы увидеть ее в своей постели; но ему не удалось этого добиться» [110].
Никогда королева не позволила ему ни малейшей вольности. Напротив, она стала держаться в его присутствии с неподражаемым достоинством и смотрела на него не иначе как ледяным взором. В конце концов Ришелье понял, что он решительно отвергнут, и затаил в душе холодную ярость.
Однажды, оказавшись в одной из дворцовых комнат наедине с Анной Австрийской, он не смог отказать себе в желании снова «обратиться к ней со страстной речью». Измученная его посягательствами, королева собралась было ответить ему «с гневом и презрением», как вдруг в комнату вошел король.
— О чем это вы беседуете? — спросил он королеву.
— Так, о всяких пустяках!
И она вышла, бросив на кардинала выразительней взгляд. Впоследствии, как говорит м-м де Мотвиль, королева никогда не говорила с ним об этой сцене, «считая, что слишком много для него будет чести, если он узнает, что она помнит об этом» [111].
Ришелье вернулся в свои апартаменты с твердым намеренем отомстить. Он догадывался, что молодая женщина страдает от вынужденного целомудрия, навязанного ей королем, и не сомневался, что в один прекрасный день она неизбежно влюбится в какого-нибудь сильного и смелого молодого человека.
Так что способ отмщения был найден сразу: раз Анна Австрийская не хотела его, он помешает ей принадлежать любому другому. С этого момента, ни на минуту не переставая руководить государственными делами, он пристально следил за целомудрием королевы…
И вот появился один англичанин, который доставил ему много хлопот. В 1625 году герцог Букингемский, молодой и на редкость элегантный сеньор, принадлежавший к английскому королевскому двору, прибыл во Францию для ведения переговоров о браке Карла I и Генриетты, сестры Людовика XIII.
Эта миссия, впрочем, служила ему лишь прикрытием: английский король поручил герцогу сформировать партию, которая станет поддерживать протестантов. Тонкий дипломат, он, естественно, пользовался для достижения своих целей услугами женщин. Соваль пишет, что «для преуспеяния в задуманном он счел необходимым завязать близкие отношения с дамами, пользовавшимися доверием при дворе, будучи убежден, что особам этого пола невероятно трудно хранить при себе самые серьезные тайны, особенно от тех счастливцев, которым удалось тронуть их сердце».
Он сблизился с м-м де Шеврез, которая целый год была любовницей некоего британца, графа де Холланда. Герцог Букингемский очень быстро вошел в круг ее ближайших друзей. От нее он и узнал, что молодая королева скучает и в глубине души мечтает о прекрасном принце. На другой день он увидел Анну Австрийскую и «испытал сильнейшее желание заключить ее в свои объятия».
Со своей стороны королева также не осталась нечувствительной к обаянию этого дворянина атлетического сложения, который, казалось, был наделен всеми качествами, которых был лишен Людовик XIII. Она, собственно, и не пыталась скрыть своего волнения, и Букингем это заметил.
Всем скоро бросилось в глаза, что герцог пускается на тысячи безумств, чтобы впечатлить королеву. Однажды вечером, во время праздника, устроенного кардиналом, он явился в бальном платье, украшенном множеством жемчужин, которые по его указанию были умышленно пришиты на живую нитку. В тот момент, когда Он отвесил Анне Австрийской глубокий поклон, эти драгоценности одна за другой оторвались и рассыпались по паркету. Придворные бросились собирать жемчужины и протягивать их герцогу.
— Благодарю, — ответил он с очаровательной и чуть-чуть презрительной улыбкой, — оставьте их себе.
Этот жест позабавил королеву, которая так страдала от скупости Людовика XIII. Она даже призналась в этом герцогу, и они протанцевали вместе, явно смущаюсь. Когда музыка остановилась, пальцы их были сплетены, и они не спешили разъединить руки, «глядя друг на друга пылающим взором и пренебрегая приличиями».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
