***
ВТОРНИК, 67-й ДЕНЬ В МОРЕ. Проходя через центральный пост, больше не нужно озираться в поисках предметов, за которые можно ухватиться. Мы даже могли есть без ограждающих планок на столах, а тарелки не нужно больше было зажимать между колен. Пища была настоящей: соленая свинина с картошкой и брюссельской капустой. Я чувствовал, что мой аппетит возвращается во время еды.
Кубрик старшин стал жертвой ужасного приступа пуканья. Вихманн, который достиг в этом деле особой виртуозности, выдал серию стаккато, за которой последовал приглушенный раскат грома.
Остальные казалось разрываются между возмущением и восхищением. Только Кляйншмидт выказал какое-то настоящее раздражение. «Заткни пробку себе в это место, ты, грязный педик!»
В той вони сон был невозможен, поэтому я скатился со своей койки. Диск неба в отверстии верхнего люка был лишь ненамного светлее, чем черный ободок самого люка. Я подождал в центральном посту десять минут, облокотившись на столик мичмана, прежде чем подниматься наверх.
«Прошу добро подняться на мостик!»
«Разрешаю». Это был голос второго помощника. Полумрак центрального поста помог моим глазам свыкнуться с темнотой. Я сразу разглядел впередсмотрящих.
Я облокотился на кожух мостика. «Бумм, бумм!» Наши борта гудели, как приглушенный гонг, когда море раз за разом ударяло по ним. Время от времени, когда волна захлестывала нос лодки, штормовой леер издавал низкую поющую ноту.
Отражение одинокой звезды порхало туда-сюда на траверзе. Наклонившись над поручнем мостика, я смог увидеть всю носовую часть корпуса. Вода, кипевшая вдоль наших бортов, отдавала зеленоватым мерцанием. Линии корпуса четко вырисовывались на фоне темноты.
«Проклятая фосфоресценция», — проворчал второй помощник.
«Чертова темнота», — пробормотал сам себе Дориан. Он начальственно обернулся в наблюдателям кормовых секторов. «Глаза разуйте, вы двое!»
Вернувшись в центральный пост как раз перед 23:00, я увидел двоих матросов, чистивших вареный картофель.
«Это для чего?» Ответ прозвучал сзади голосом Командира. «Картофельный пирог, за неимением лучшего названия. Пойдем, поможешь».
Мы отправились на камбуз, где он достал свиной жир и сковороду. Возбужденный как школьник, он опрокинул на нее натертый картофель. Горячий жир брызнул на мои брюки. Командир внимательно наблюдал, как картофельная масса постепенно затвердевает и коричневеет по краям. «Уже скоро будет готово, вот увидишь!» Его ноздри раздувались от поднимавшегося аромата. Наступил важный момент. Быстро подброшенный в воздух, картофельный пирог перекувыркнулся в воздухе и приземлился точно на сковородку, плоский и золотисто-коричневый.
Мы взяли по куску первого выпеченного пирога и держали его в зубах, оттопырив губы, пока он немножко не остыл. «То, что надо, а?» — пробормотал Командир. Каттера подняли с его койки и распорядились открыть несколько банок яблочного пюре.
Горка картофельных пирогов постепенно достигла внушительных размеров. Было около полуночи — время смены вахты в машинном отделении. Люк в переборке открылся и показалась замасленная фигура Жиголо. Он с любопытством уставился на нас и попытался проскользнуть мимо. «Стоять!» — приказал Командир. Жиголо замер. «Глаза закрыть, рот открыть — это приказ!»
Запихивая кусок пирога в рот машиниста, Командир смазал его яблочным пюре. Немного попало и на челюсть Жиголо.
«Хорошо, проходи. Следующий!»
Процедура повторилась шесть раз. Новая вахта была подвергнута такому же обращению. Наш запас пирогов иссяк очень быстро. Мы работали с энтузиазмом.
«Следующая партия пойдет матросам».
Был час ночи, когда Командир выпрямился и вытер рукавом свое потное лицо. Он протянул последний пирог мне. «Давай, работай зубами!»
***
СРЕДА, 68-й ДЕНЬ В МОРЕ. Дневная вахта на мостике. Вид моря полностью изменился. Исчезли блуждающие цепи волн с длинными и крутыми склонами. Вместо них все водное пространство было заполнено беспорядочными спазмами движения. U-A исполняла что-то вроде танца дервиша. Она кренилась и качалась, не в состоянии найти устойчивый ритм. Нос водило туда и сюда, но многие его удары приходились на воздух.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы были приговорены к новому наказанию: снова стало холодно. Ледяные порывы ветра вонзались в мое лицо, как ножи.
***
ЧЕТВЕРГ, 69-й ДЕНЬ В МОРЕ. Ветер вест-норд-вест, барометр падает. Я лелеял безумную надежду, что с неба дождем прольется масло. Ничто не казалось более желанным, чем успокаивающий море масляный ливень.
Командир появился к ужину хмурый. Продолжительное молчание. Затем сквозь зубы: «Продолжается четыре недели. Неплохое движение к цели».
Нас бросало и трясло, хлестало и валяло целый месяц.
Командир припечатал кулаком столешницу. Он глубоко вздохнул, задержал дыхание на полминуты, и выдохнул с конским дрожанием губ Затем он закрыл глаза и склонил голову на сторону: аллегория фатализма. Мы сидели рядом, чувствуя неловкость.
Крихбаум доложил, что горизонт проясняется. Северо-западный ветер должно быть унес низкую облачность и восстановил нам видимость.
***
ПЯТНИЦА, 70-й ДЕНЬ В МОРЕ. Море было огромным зеленым стеганым одеялом, злобно порезанным так, что белый пух стал вылезать из мириадов прорезей. Командир делал все возможное, чтобы смягчить эффект от нашего избиение. Он продул цистерны быстрого погружения, но это было бесполезно. Волнение в борт было непереносимо. В конце концов не оставалось ничего другого, как изменить курс.
Воспаленными глазами я просматривал кратеры, гребни и расселины вокруг нас, но не было ничего — ни единого темного пятна в поле зрения. О самолетах мы и не думали. Кто из летчиков выдержит такой шторм или даже просто сможет разглядеть нас в этом хаосе? Наш кильватерный след, предательский белый хвост, просто исчез.
Снова мы нырнули во впадину меж волн, и снова волна выросла в нашем секторе обзора. Второй помощник уставился на нее, но не пригнулся — вместо этого он будто окаменел.
«Я что-то заметил…» — услышал я его крик, и тут же волна обрушилась на боевую рубку. Я прижал подбородок к груди, задержал дыхание и крепко ухватился за поручни, пока крутящийся потоп стремился выбить опору из-под моих ног. Затем я выпрямился и просмотрел бушующее море, впадину за впадиной.
Ничего.
«Я что-то видел!» — снова прокричал второй помощник. «В левом носовом секторе. Там что-то есть — чтоб мне провалиться на месте!»
«Ты!» — набросился он на впередсмотрящего по левому борту. «Ты видел это?»
Следующий скоростной лифт поднял нас вверх. Я стоял плечом к плечу со вторым помощником, глядя в ту же сторону, что и он. Вот оно! Неожиданно среди мчащихся облаков водяных брызг я увидел темный высоко подброшенный силуэт. В следующий момент он исчез.
Бочонок? Если это он, то насколько далеко?
Второй помощник выдернул заглушку из переговорной трубы и затребовал бинокль. Я согнулся рядом с ним, когда он прикрывал линзы рукой. Мы напряженно ждали нового появления плавучего предмета. Не было видно ничего, кроме столпотворения водяных холмов с белыми прожилками. Мы были в глубокой впадине между волн.
Я прищурил глаза, когда мы начали подниматься снова, превратив их в узкие щелки.
«Черт, черт побери!» Второй помощник резким движением поднял бинокль. Я уставился в том же направлении. Неожиданно он завопил: «Вот оно!» В это раз я увидел это тоже. Он был прав — никаких сомнений. Вот оно снова! Темный силуэт. Он поднялся, завис на секунду-другую и исчез из вида.
Второй помощник опустил бинокль. «Это была…»
«Что это было?» — прокричал я в ответ.
Его челюсти двигались, как будто он пережевывал слова, перед тем как произнести их. Затем он посмотрел прямо на меня и выпалил: «Это была подводная лодка!»
Подлодка — этот болтающийся бочонок подводная лодка? Он наверняка пошутил.
«Опознавательный сигнал, господин офицер?» — спросил вахтенный старшина.
