— Я ощущаю себя червяком, — сказал Фабрини. — Червяком, ползущим сквозь мертвую тушу.
Сравнение было правильное, но настолько абсурдное визуально, что Кук рассмеялся… но замолчал, услышав эхо своего смеха. Нет, ничего смешного в этом не было. Совсем. Из трещин в переборках росли жирные, серые поганки и мохнатый зеленый мох, а еще тот грибок, такой же бледный и вспученный, как плоть вытащенного из реки утопленника. От него исходил горячий, дрожжевой запах.
Кук наступил на что-то мягкое и мясистое, размером с мускусную дыню, и раздавил. Он с криком отпрыгнул, поняв, что наступил на нечто, похожее на гриб-дождевик, выделившее облако желтых спор.
— Видел когда-нибудь что-то подобное? — спросил Фабрини.
Кук лишь покачал головой.
Корабль был мертв, и это очевидно, но из-за обилия болезнетворной растительности, он превращался в некое органическое существо. Пройдет время, и «Циклоп» станет бурлящим больным грибом, лишь напоминающим корабль.
Они двинулись дальше, ныряя под лентами грибка, неся свет туда, где десятилетиями не было ничего кроме влажной тьмы и бактериального процесса. Воздух был насыщен солоноватым запахом сточных вод. Тени жались друг к другу, и казалось, сочились черной кровью. Переборки были густо покрыты скользким желтым мхом. Комья грибка падали с потолка и разбивались об пол, как гнилые сливы. Все скрипело, стонало, капало, сочилось и смердело.
Все было плохо. Очень плохо.
Но что-то толкало их вперед. Возможно, это был необъяснимый, суицидальный позыв увидеть худшее, что мог показать этот плавучий морг. Возможно, меньшее их не удовлетворило бы. Возможно, прочитав корабельный журнал и разделив мысли экипажа, они должны были понять, что здесь случилось.
Двери либо заклинило от ржавчины, либо они были опутаны по краям распухшими языками грибка, словно находящиеся за ними каюты распирало буйно разросшимися спорами. Поверхность палуб тоже поросла грибком, и Кук с Фабрини шли прямо по нему. С каждым шагом их ботинки издавали липкое чавканье. Кук коснулся тыльной стороной ладони заросшей спорами переборки. На ощупь она оказалась теплой и маслянистой, как кожа умирающего человека.
Вскоре они обнаружили новый коридор, также завоеванный грибком.
Но один участок стены был свободен от него. Он был почерневшим и изъеденным дырами, словно здесь бушевал сильный пожар. Кук и Фабрини остановились у обугленной двери. Когда Кук ткнул ее стволом «Браунинга», та рассыпалась, как бутафорское стекло. Настолько она кристаллизовалась.
— Прямо как было написано в журнале, — заметил Фабрини. — Тот корабль, «Корсунд», помнишь? Форбс писал, что он выглядел сгоревшим, и стены рассыпались при прикосновении.
— Да, помню.
Фабрини постучал по остаткам двери ножом, и они распались, как лед в весеннюю оттепель.
— Что же могло вызвать подобное? — спросил он.
Кук покачал головой.
— Я не уверен… Но, похоже, она сгорела и сразу же после этого замерзла, понимаешь? Как будто попала под воздействие сильной жары, а потом ее опустили в емкость с жидким азотом, заморозив в считанные секунды. Что же еще могло так ослабить структуру стали?
Теперь, когда дверь превратилась в осколки у них под ногами, Кук сунул в проем лампу. Повсюду лежала пыль. А там, где ее не было, рос грибок. Он толстым слоем покрывал пол, забрался на койку и уже взялся за стол…
— Господи, — сказал Фабрини, — посмотри на это…
Кук поднял глаза. За столом сидел скелет, одетый в грязное, выцветшее рванье, которое, судя по тусклым пуговицам на груди, было когда-то военной формой. Череп был откинут назад, челюсти разинуты, словно в крике. Грибок поглотил пожелтевший скелет до грудной клетки, его извивающиеся пальцы тянулись к шее. Из-за грибка было похоже, будто скелет сделан из белого воска, который, расплавившись, стекал со стола на пол. Он напоминал… свечу на Хэллоуин.
Грибок, казалось, почувствовал на себе свет и стал ронять капли ядовитого сока.
— Думаешь… — начал Фабрини. — Думаешь, это…
— Форбс, — договорил за него Кук. — Бьюсь об заклад, это он.
Больше он никак не прокомментировал увиденное. Болезненный желтоватый свет от фонаря отбрасывал колеблющиеся тени, отчего казалось, будто скелет раскачивается взад-вперед, насмехаясь над ними.
Может, так оно и было.
Потому что он знал много из того, чего они не знали. И не узнают, пока не станет слишком поздно что-то предпринять. Он сидел, смеясь в этом море грибка и древней гнили, сверкая широкой могильной ухмылкой. Заполненный до отказа мрачным, жутким весельем. Он словно говорил: «Ну, ну… глядите-ка, что притащила кошка… или скоро притащит. Почти девяносто лет я ждал кого-то, и вот вы смотрите на меня, разве не мило? И вы хотите знать, каково это было, когда я был облечен в плоть, когда добропорядочный лейтенант Форбс был человеком, а не грибным призраком? Да, вы хотите знать, каково ему было сидеть здесь и ждать. Ждать и ждать, слушать голоса и шепот потерянных душ в коридорах. Слушать, как нечто скребется, царапается за дверью и шепчет его имя. Каково ему было, когда его разум превратился в мягкую подрагивающую гниль, потому что он знал, что остался один, и та тварь шла забрать его. Вы хотите знать, каково ему было страдать от радиоактивного отравления… поскольку это было оно, и вы знаете это. Дыхание той твари — это радиация. Смертельное, ледяное атомное расщепление, рожденное в черных, безбожных, космических пустотах… Радиация, проедающая дыры в материи времени и пространства. Холодный огонь, выжигающий ваши недра, пока вы не исторгнете свои внутренности блестящими, скользкими мотками. Да, вот каково было Форбсу. Из горла у него полезли кишки, а затем дверной проем озарился мощной мерцающей энергией. Настолько яркой, что это могла быть лишь чистейшая форма тьмы. Абсолютная тьма черных дыр и мертвых звезд. Она прошла сквозь дверь, прямо сквозь металл, потому что твердое вещество для нее сродни туману. И в тот момент Форбс увидел его. Нечто гигантское, зловещее и абсолютно чуждое нашему миру. Нечто, с ног на голову перевернувшее трехмерное пространство одним своим необъяснимым, невероятным существованием. Скверна, древняя и бессмертная, рожденная в тверди темной антиматерии, слизи, наделенной сознанием, где физические и геометрические свойства — это визжащие, кабалистические язвы. Вот, что, друзья мои, увидел наш добрый лейтенант Форбс. Чем питался он, и что питалось им самим. Нечто безумное и внешне омерзительное, нарушающее известное людям пространство, одним своим видом выжавшее ему мозг, как губку. Ползучее, скользящее скопление искрящихся цветов и плоти, которая на самом деле не плоть, а дым… Цветов с текстурой, звуком и запахом… извивающихся, омерзительных восковых цветов, которые заглянули в него зелеными кристальными глазами, от одного вида которых его собственные глаза побелели, а мозг вскипел, как суп. Его серое вещество превратилось в белое радиоактивное желе, вытекшее у него из ушей, глаз и рта…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
