— Ну идем же наконец, Берент! Или ты хочешь, чтобы твои жена и дочь превратились в ледышки? Все уже давно разошлись.
— Ну и пусть себе пьют свое пиво на здоровье, — отозвался Карфангер.
— Берент! — повторила Анна уже настойчивей. — Ребенок мерзнет.
Карфангер оглянулся. Его дочурка Вейна стояла в глубоком снегу, кутаясь в меховую шубку; по щекам ее катились слезы.
— Что ты, моя девочка? Тебе так холодно?
— У меня ноги замерзли, папа, — всхлипнула Вейна.
— А ты возьми и побегай, вот они и согреются. Не стой, словно статуя, — побегай.
— Не будь таким суровым, Берент, — сказала Анна, — она ведь еще совсем маленькая: в этом году только восемь лет исполнится.
Возле стапелей, с которых только что сошел «Леопольд Первый», стоял мастер-резчик Кристиан Прехт и разговаривал с корабелами. Это он создал все деревянные украшения и фигуры нового фрегата. Карфангер подошел к нему и спросил, отчего голова, корона, руки, скипетр и держава получились неестественно большими по сравнению с фигурой императора.
— Я поступил так не без умысла, — ответил Кристиан Прехт, — если хотите, мы можем подняться в мою мастерскую, и я вам все объясню.
В мастерской кипела работа: несколько подмастерьев, вооруженных долотами, стамесками, рашпилями и ножами самой причудливой формы, трудились над резными украшениями для другого конвойного фрегата, который предполагалось назвать «Герб Гамбурга». Мастер показал на фигуру ангела, стоявшую на небольшом выступе высоко над фронтонной дверью, и подвел Карфангера на несколько шагов ближе к ней.
— Скажите, кажутся ли вам члены фигуры пропорциональными?
— Безусловно, — ответил Карфангер, посмотрев вверх.
Тогда мастер отвел его к противоположной стене и задал тот же вопрос.
Карфангер вынужден был не без удивления признать, что ноги фигуры представляются ему чересчур длинными, и поднятая вверх рука с мечом кажется длиннее другой, вытянутой в сторону. Снова подойдя к двери и посмотрев на ангела, он сказал:
— Если смотреть отсюда, то все становится на свои места. Значит, все дело в том, под каким углом смотрят на фигуру. Более острый угол укорачивает горизонтали; я полагаю, эта фигура предназначена для расположения именно на такой высоте?
— Совершенно верно, — отозвался резчик, — она будет стоять над кафедрой проповедника, так что придется задирать голову, чтобы ее рассмотреть. Иначе с фигурой императора Леопольда: она будет находиться примерно на высоте глаз, и смотреть на нее будут, как правило, издалека. Что же, по-вашему, можно было бы разглядеть, если бы ее пропорции были правильными? Предположим, вы смотрите на нее с расстояния в два-три, а то и все четыре кабельтовых?
— Подробностей, пожалуй, не разглядишь, — согласился Карфангер. — И вы, стало быть, намеренно увеличили те детали, которые кажутся вам наиболее важными?
— Да, именно так. Пусть каждый, кто повстречает в море этот фрегат, сразу увидит сверкающую императорскую корону, золотой скипетр и державу.
В этом и заключался мой замысел, господин Карфангер. Удовлетворены ли вы объяснением?
— Благодарю вас, мастер, вы все продумали наилучшим образом, — сказал Карфангер, пожимая Кристиану Прехту руку.
Вейна подбежала к отцу, крича на ходу:
— Отец, посмотрите, что мне подарил старший подмастерье господин Бертольд!
Это была деревянная скульптура чуть ли не в полсажени высотой. По лицу Карфангера было видно, что он колеблется, не зная, позволить ли ребенку принять такой ценный подарок. Заметив это, старший подмастерье сказал:
— Не лишайте ребенка радости, господин капитан. Это — всего лишь модель, предназначавшаяся для «Герба Гамбурга». Настоящие украшения для носа судна мы делаем из дуба. — И мастер стал засовывать скульптуру в мешок из грубого полотна, в которых обычно готовые произведения разносились заказчикам.
Анна Карфангер вдруг смертельно побледнела и пошатнулась. В ее памяти всплыла страшная картина: тельце ее малыша Иоханна, умершего во время чумы, опускают в такой же полотняный мешок…
— Что с тобой, Анна? — встревоженно спросил Карфангер, подхватывая жену. — Тебе нездоровится? Прости, я, кажется, был слишком груб там, на берегу.
Анна медленно покачала головой.
— Нет-нет, что ты, это я была неправа. — И шепнула ему на ухо: — У
Вейны скоро опять будет братик, Берент, уже этим летом…
Карфангер отправил Анну с Вейной домой в портшезе, а сам опять спустился к Эльбе, к месту осмолки кораблей, где уже стоял «Леопольд Первый». Карфангер пришел вовремя: только что привезли нижние мачты и как раз собирались их ставить. Уже были подготовлены рычаги и кранцы для первой — фок-мачты высотой в добрых шестьдесят футов. Мастерам понадобился целый час на то, чтобы поднять ее и привести в вертикальное положение. И тогда Карфангер достал из своего кошелька золотой гульден и обратился к мастеру-такелажнику:
— Сделаем все так, как предписывает обычай!
Согласно давнему поверью, золотая монета, положенная в гнездо фокмачты перед ее установкой, должна была отводить от корабля все напасти. Конечно, Карфангер не верил в чудодейственную силу этого обряда, тем не менее спустился в трюм корабля и собственноручно опустил монету в гнездо мачты, которая тотчас же была установлена.
Вновь поднявшись на палубу, Карфангер спросил корабелов, не забыли ли они употребить при строительстве фрегата и краденое дерево, чтобы судно хорошо ходило под парусами — этого требовал еще один давний обычай.
Мастера стали переглядываться между собой и пожимать плечами. Тогда Карфангер вновь полез в кошелек и выложил еще несколько талеров.
— После трудового дня неплохо будет как следует промочить горло, — сказал он, как бы между прочим.
Один из пожилых подмастерьев выступил вперед.
— За кражу полагается виселица, господин капитан, поэтому про такие дела стараются много не рассказывать. Но что поделаешь, если так велит обычай. Пойдемте, покажу вам кое-что.
Он подвел Карфангера к трапу квартердека и указал на верхние ступеньки:
— Знакомо ли вам это дерево, господин капитан?
Карфангер сделал вид, что тщательно осматривает ступеньки, затем выпрямился и решительно заявил:
— Доска для этих ступенек взята из настила главной палубы моего флейта «Дельфин».
— Верно, — сказал подмастерье, — это одна из досок, которые вы прошлой осенью велели заменить.
— Видите, — Карфангер улыбнулся, — как хорошо я знаю свои корабли. — С этими словами он простился и отправился домой.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Весна уже шла навстречу лету, когда к месту осмолки отбуксировали и второй фрегат. Корабли походили друг на друг как братья-близнецы, если не считать различных кормовых украшений: вместо фигуры императора на корме второго фрегата красовался большой герб — белая крепость на красном щите, над ней — шлем, украшенный павлиньими перьями, который держали в лапах два красных льва с золотыми гривами. Во всем остальном «Леопольд Первый» ничем не отличался от «Герба Гамбурга».
