Вразнобой затрещали пулеметы всех калибров, захлопали пушки, ухнул взрыв, затем еще один, постоянно что-то отрывисто металлически хлопало. Тоха подозревал, что это результаты попаданий по броне. Хорошо бы по вражеской броне.
Онищенко, припав к прицелу пушки, пробурчал:
– Автоматы заработали. Похоже, они пехоту высадили. Ввязались серьезно.
Тоху его выводы порадовали: ведь если так, то враг сюда вряд ли сунется – увяжется за заслоном. Да и вообще – глупо тут было останавливаться. Надо валить как можно дальше – самоходка и снаряд слишком важны, чтобы рисковать ими в бою с простыми свинками. Не верил он, что эти твари настолько гениальны, что будут упорно идти по ее следам. Да и следы запутать можно или как-нибудь спрятать – армейские мужики должны уметь такие фокусы проделывать.
Вдали, на том перекрестке, где они расстались с грузовиком, внезапно возникла машина. Тоха сперва решил, что это крутые беженцы заблудились: «хаммер» обычный. Но нет – не обычный. Не доводилось Тохе у простых автовладельцев наблюдать «хаммеров» камуфлированной раскраски, да еще и с пулеметчиком в люке. И стоял он как-то подозрительно. Зачем остановился?
– Изучает следы, – тихо произнес Рощин. – Онищенко, не вздумайте стрелять!
– Да знаю я – из такой пушки по воробьям не бьют. Лысый, хватай гранатомет. Подпустим поближе и расколотим.
«Хаммер» тем временем развернулся, медленно направился прямиком на самоходку. Орудия свинки, скорее всего, не замечали – уж слишком удобно разрослась живая изгородь, а все, что вытягивалось выше ее, оказывалось на фоне леса. Не так-то просто заметить закамуфлированную технику в таком идеальном укрытии, да еще за пару сотен метров.
Вслед за «хаммером» на перекресток вырулил танк, развернулся в том же направлении. Опаньки – за ним еще и бронетранспортер туда же намылился. И на броне с десяток автоматчиков – выходит, не все высадились при стычке с заслоном.
Рощин, оценив силы противника, прошипел:
– За пушкой идут. Специально привязались. Не отвлекаются ни на что – им именно пушка нужно. Сто процентов на том беспилотнике детектор что-то засек. Давайте, Онищенко: танк за вами.
– Вниз все и в стороны, – коротко скомандовал прапорщик.
Тоха выполнил приказ с радостью – находиться на самоходке в момент выстрела ему не хотелось. Рощин, уже внизу, жестами приказал ему выдвигаться к изгороди – туда, где присел на колено Лысый, пристраивая на плече трубу гранатомета. Тоха залег на брюхо левее приятеля, пристроил меж ветвей ствол автомата, нацелился на ветровое стекло медленно приближающегося «хаммера». Интересно – оно у него бронированное? В любом случае против оружия Лысого никакое стекло не устоит – попадание такой гранаты не всякая броня стерпит. Над вездеходом возвышалась танковая башня – тяжелая машина плелась почти вплотную, а бронетранспортер с позиции Тохи вообще не просматривался. Интересно – куда целится Онищенко? Ведь если снаряд ударит по «хаммеру», то танку это особо не навредит – осколками его броню не пробить.
В этот миг орудие наконец выстрелило.
Тоха к выстрелам из этой «вундервафли»[42] в общем-то почти привык. Но не к таким же! Чуть ли не над головой громыхнуло. Причем ствол сейчас не в космос направлен – параллельно земле вытянулся. Выхлопом посрывало листву с придорожных кустов (вместе с ветками), подняло исполинскую тучу пыли и мусора разного калибра (Тоха готов был поклясться здоровьем Лысого, что видел там парочку летающих шлакоблоков). Затем, похоже, ударная волна от достаточно близкого взрыва, успев по пути растерять свою разрушительную мощь, все это добро понесла на позицию – одежда молниеносно сменила цвет на серый, в глазах мгновенно стало темно и больно. Разглядеть результаты пальбы сквозь этот грязный мрак было невозможно, и Тоха подготовился к худшему: сейчас оттуда выползет разъяренный танк и устроит здесь что-то нехорошее.
Но шло время, а танк не появлялся. Зато из-за спины начал орать Егорыч, призывая всех, кто не сбрендил после всего этого артиллерийского карнавала, помочь зарядить «вундервафлю» по новой. Тоха, не забывая про танк, скрывающийся сейчас, будто ежик в тумане, хлопнул по плечу почти оглохшего Лысого, проорал ему в ухо:
– Сиди здесь! Как появится танк – убей его! Мы без тебя справимся!
Мог бы и покороче сказать: «Братан, умри геройски!»
Когда в ствол ушел второй снаряд, Тоха не удержался, влез на броню, уставился вперед. Маскирующее облако к этому моменту почти рассосалось, и сквозь легкую дымку можно было разглядеть результаты стрельбы.
«Хаммера» не было. Вообще не было. И Тоха сильно сомневался, что он куда-то вдруг срочно уехал, не оставив записки. После того как рядом с тобой рванет ТАКОЕ, особо не покатаешься. Скорее улетишь кувырком, поднявшись выше крыш построек хозяйственно-бытового назначения, а затем грохнешься где-то на огородах, получив при этом печальный статус «ремонту не подлежит». А рвануло рядом – по танку, похоже, ударило. А ведь он чуть ли не в бампер вездехода упирался – впритык шел.
Танк, кстати, никуда не улетел. И не уехал. Стоял тихонечко на месте, чуть наискосок улицы, у обочины, всем своим видом изображая форс-мажорные обстоятельства непреодолимой силы. Смирный такой. Башня его чуть дальше валялась. Само собой, отдельно от корпуса. С виду как новенькая – даже номер просматривался. Змейкой сползает обрывок гусеницы, тянется дымок из всех щелей и здоровенной выбоины на дороге.
Тоха танка больше не боялся.
Уцелевший бронетранспортер очень медленно отползал назад, ведя себя при этом будто ангел человеколюбивый – не стрелял. Да и трудно, наверное, стрелять, если пушку у тебя чуть ли не под прямым углом загнуло к небесам. Да и башня как-то неэстетично сидела – будто боксерская челюсть, свернутая набок. Автоматчиков на броне больше не было. Вообще не было. На дороге несколько валялись – будто бракованные манекены в изодранном тряпье.
Одним выстрелом группа вражеской бронетехники и пехоты была доведена до состояния почти полной потери боеспособности.
Если эта пушка такое выделывает простыми снарядами, для чего ей вообще атомные?!!!
Тоха, сам этого не заметив, высказал вслух справедливую мысль:
– Насчет «вундервафли» я был неправ.
Нездорово возбужденный Егорыч, улыбаясь гримасой скалящегося черепа, выкрикнул:
– Антоша! Береги уши! Оторвет ведь!
Поняв, что безумный прапорщик сейчас добьет уползающий БТР, Тоха спрыгнул в заросли картофеля. Выстрел настиг его еще в полете – по ушам действительно ударило болезненно. Слишком много приключений для органов слуха. Уже на земле поинтересовался:
– Попали?!
– В металлолом его теперь не возьмут, ибо страшно очень! – охотно проорал Егорыч.
Сомнительно – из-за поднятой пыли старик вряд ли мог оценить результат попадания. А впрочем, тут главное – попасть. Результат именно такой будет – куча позорного металлолома. Деваться-то им некуда – тут и дурак не промажет. Улица узкая, бронетранспортер пятится по ней, не догадываясь свернуть в сторонку, уйдя с линии обстрела. А может, и некому догадываться – сидит за рулем полностью оглохшая свинка, а из ушных раковин вытекают выбитые ударной волной мозги. Угасая огнями безумия, на стебельках нервов повисли выбитые глаза, рот меланхолично жует резину разодранного противогаза. Ему этот второй снаряд будто удар милосердия[43]…
Рощин не принимал участия в стрельбе, стоял памятником – видимо, его тоже немного заворожило ее результатами. Но в себя он пришел быстро и заряжать третий снаряд запретил:
– Уходим! Нашу позицию за километр сейчас видно! Надымили! К лесу! Бегом!
Бегом не получилось – сперва пришлось переводить установку в походное положение. Как ни торопись – мгновенно не получится. Затем, при попытке выбраться из огородов задним ходом, уткнулись в длинный пруд с топкими на вид берегами. Соваться туда не решились – пришлось делать объезд по тем же огородам. К тому времени бой разгорелся не на шутку. В районе кладбища взрывы теперь грохотали почти непрерывно, а треск пулеметов и автоматов слился в сплошной рев. А еще какой-то танк или самоходка постреливали по позиции, с которой соучастники Тохи расстреляли три единицы вражеской техники. Там уже раза три рядом громыхнуло, в воздух поднялись клубы дыма и пыли.
А затем, прямо из одного такого разрыва, высунулась морда танка.
Тоха его не увидел, зато увидели другие – самоходка, вместо того чтобы продолжать объезд, резко крутанулась, рванула прямиком к пруду. Гусеницы распластали влажную землю берегов, зарылись в воду. Теперь главное – преодолеть эту преграду – лес рядом, до него рукой подать. Там, среди зарослей, можно поиграть в догонялки – издалека уже не расстреляют.
Скорость упала, двигатель взревел, самоходка остановилась окончательно. Вода бурлила под гусеницами, на глазах превращаясь в кисель от многих тонн поднятого ила. Пушка не продвигалась при этом ни на миллиметр.
