Когда они наконец подъехали к ее дому, снег уже лежал тонкой пеленой на тротуарах и крышах домов. Фредерик Шэй проводил Беатрис до подъезда.
— Мне было бы очень приятно, если бы мы с вами еще раз увиделись, — сказал он на прощание. — Вы разрешите вам позвонить?
— У меня нет телефона, — ответила Беатрис.
Он задумался.
— Когда вы бываете у Чендлеров? Я попытаюсь застать вас там.
Она сказала ему расписание занятий, и он пообещал его запомнить. Но когда они попрощались, Беатрис подумала: «Нет. Я не хочу его больше видеть. Я не хочу впутываться в любовные истории».
Фредерик Шэй не бросал слов на ветер. Он звонил каждый раз, когда Беатрис была у Чендлеров, и каждый раз пытался пригласить ее на обед. Но Беатрис каждый раз говорила, что у нее нет времени, тотчас противясь любой его попытке встретиться с ней. Миссис Чендлер, естественно, поняла, что происходит, и буквально осадила Беатрис, убеждая ее оставить неуместную сдержанность.
— Фредерик — очаровательный мужчина, — без устали уверяла она Беатрис. — Конечно, на первый взгляд он кажется чудаком не от мира сего, кажется погруженным в себя, но на самом деле он очень интересный и интеллигентный человек. Вы просто должны с ним встретиться.
— У меня много других дел, — возражала Беатрис.
В ответ миссис Чендлер возмущенно фыркала.
— Не так уж у вас много дел, дитя мое. В этом-то и проблема. Вы никак не можете найти работу. Время, которое вам подарено, вы можете со спокойной совестью потратить на Фредерика Шэя.
Так прошел декабрь. Ранним утром двадцать четвертого декабря Беатрис села на пароход, направлявшийся на Гернси. Она ехала почти против воли, ибо с куда большим удовольствием осталась бы в Лондоне и забаррикадировалась в своей квартирке и в своей безутешности. Но Хелин одолела ее письмами, в которых убеждала приехать, и Беатрис, скрипя зубами, решила наконец уступить этому натиску. Она не видела Хелин почти год и боялась, что та в один прекрасный день окажется у ее дверей, если она и дальше будет откладывать приезд.
На море был шторм и холод, плавание оказалось сущей катастрофой. Беатрис было так плохо на нижней палубе, что она боялась умереть в этой духоте, и поэтому, несмотря на сильный ветер и холод, выбралась на верхнюю палубу — бледная, как мел, прижимая руку к животу. Она надеялась, что на воздухе ей станет лучше, но в конце концов покорилась судьбе, повиснув на леерном ограждении. Когда они наконец прибыли в Сент-Питер-Порт, колени Беатрис были ватными и дрожали, как осиновый лист. Хелин ждала ее на пристани с машиной. Хелин выглядела уверенно и элегантно. Щеки ее горели румянцем от мороза.
— Боже, да что с тобой? — были ее первые слова. — Ты бледна как стенка и к тому же совсем отощала. Нет, тебе нельзя жить в Лондоне! Там ты слишком мало ешь и спишь!
— Чепуха, — раздраженно ответила Беатрис. Она ужасно себя чувствовала, но желудок начал понемногу успокаиваться. — Я подхватила морскую болезнь, вот и все. Морское путешествие зимой имеет свои прелести, можешь мне поверить!
— Я же не виновата, что случился шторм, — жалобно сказала Хелин, испуганно и немного плаксиво. — Я же не могу…
— Ты же просто вынудила меня приехать сюда, — сказала Беатрис и швырнула чемодан на заднее сиденье. — Если бы я осталась в Лондоне, то у меня не было бы никаких проблем.
Глаза Хелин влажно заблестели.
— Ты и правда собиралась праздновать Рождество без меня?
— Хелин, прошу тебя, не устраивай этот спектакль с Рождеством, — нервно ответила Беатрис. — Это не играет абсолютно никакой роли, где и с кем провести этот день. Я не могу понять, как можно сходить с ума из-за таких пустяков!
— А я не могу понять, как можно быть такой холодной, — уязвленно сказала Хелин. — Я думала, что мы — одна семья. У нас же больше никого нет!
Беатрис чувствовала, что для продолжения разговора у нее просто нет сил. Она плюхнулась на переднее сиденье, мысленно посылая к черту свой желудок.
— Вези меня домой, — устало попросила она. — Мне все равно. Единственное, что мне нужно — это немного выпить и поспать в теплой постели.
Она проспала до вечера, потом встала, чувствуя себя свежей и здоровой. Она посидела с Хелин в столовой перед камином. Они разговаривали и пили портвейн. Потом Беатрис недолго погуляла у моря, отыскивая дорогу в свете луны и мерцающих звезд. Шторм утих, сухой холодный воздух пахнул зимой, уснувшим вереском и ледяной водой. Беатрис дышала глубоко и ровно. После лондонской суеты, после тамошней вони и тесного скопления людей, остров представился ей убежищем — райским и тихим. Она понимала, что самое разумное, что она может сделать — это остаться здесь, найти работу и наслаждаться покоем, который мог дать ей только Гернси. Но она хорошо понимала, что из этого ничего не выйдет. Старая боль напала на нее, словно взбесившийся пес, когда она стояла на берегу и смотрела на лунную дорожку, протянувшуюся по морю до самого горизонта. Память о прошлых событиях была жива и бередила старые душевные раны Беатрис. Жизнь на Гернси будет для нее невыносимой.
На следующее утро они с Хелин обменялись рождественскими подарками. День, как и предыдущий, был холодный и ветреный. Завернувшись в теплые халаты, женщины сидели у камина и распаковывали подарки. Собственно, распаковывала одна Беатрис, потому что Хелин очень быстро покончила с этим делом. Она получила в подарок книгу, которую Беатрис — невольно испытывавшая теперь что-то вроде угрызений совести — выбрала для нее без особой любви. Буквально в последнюю секунду перед отъездом Беатрис вдруг вспомнила, что нужно купить рождественский подарок, забежала в книжный магазин и схватила с полки первую попавшуюся книгу. Речь в ней шла о животном мире Кении, о предмете, которым Хелин никогда в жизни не интересовалась. Она с изумлением прочитала название, но быстро взяла себя в руки и принялась пылко благодарить.
— Чудесная книга! Большое тебе спасибо, Беатрис. Я прочту ее и узнаю о вещах, о которых до сих пор не имела никакого представления!
Напротив, Беатрис потребовалось больше получаса на то, чтобы открыть и развязать все пакеты и свертки. Стало ясно, что Хелин очень серьезно думала о подарках и изо всех сил постаралась купить то, что, как она думала, могло порадовать Беатрис. Нейлоновые чулки, меховые перчатки, французский крем для лица, серебряные часики, мохеровый платок, перламутровые сережки и многое, многое другое. Из последнего пакета Беатрис извлекла тяжелую серебряную рамку с черно-белой фотографией Хелин. Она сфотографировалась с распущенными по плечам светлыми волосами и со сладкой ангельской улыбкой. Беатрис фотография показалась слишком сахарной, она никогда не поставит ее на стол в своей квартире. Но сейчас она сделала вид, что портрет ей очень понравился.
Хелин просияла.
— Теперь я всегда буду с тобой! Ах, Беатрис, — порывисто вздохнув, Хелин обняла ее, — ты не представляешь, как мне тебя недостает, как я скучаю по тебе, когда ты в Лондоне! Ты не представляешь, как я хочу, чтобы ты снова оказалась здесь! Ведь у нас с тобой на всем белом свете есть только мы!
«Рядом с тобой я постоянно испытываю патологический страх», — подумала Беатрис и высвободилась из объятия. Почему Хелин не найдет себе какого-нибудь симпатичного мужчину, не выйдет за него замуж и не забудет меня на веки вечные?
В обед позвонил Фредерик Шэй и пожелал Беатрис веселого Рождества. Трубку взяла Хелин, которая, с изумленным видом войдя в столовую, объявила, что с Беатрис хочет поговорить какой-то господин.
— Какой господин? — рассеянно отозвалась Беатрис, углубившаяся в книгу о кенийской фауне.
— Кэйн или Шэйн или что-то в этом роде, — ответила Хелин. — Кто это? Лондонский знакомый?
— Профессор биологии, с которым я познакомилась на званом вечере, — сказала Беатрис и встала. — Господи, откуда он узнал номер телефона?
Как выяснилось, Фредерик — через миссис Чендлер — узнал, что Беатрис уехала на Гернси. От той же миссис Чендлер он узнал фамилию Хелин и позвонил в справочную, где ему и сказали номер телефона.
— У твоей знакомой, как будто, немецкая фамилия, да и говорит она с акцентом. Она живет на Гернси со времен оккупации?
— Да, — коротко ответила Беатрис. Она видела, что Хелин, навострив уши, стоит в дверях гостиной.
— Мне, — продолжал Фредерик, — было бы, конечно, безумно приятно встретиться с вами на Рождество в Лондоне, но я понимаю, что вам хотелось поехать домой.
— Вы остались в Лондоне, не поехали в Кембридж?
— Что мне делать в Кембридже? Меня там никто не ждет, — сказал Фредерик. — Здесь, в Лондоне я хотя бы могу спокойно работать.
— Как продвигается работа?
— В принципе, неплохо, — он ненадолго замолчал. — Мне очень жаль, что мы с вами так и не смогли встретиться, — продолжил он наконец, — и у меня такое чувство, что я вам сильно докучаю. Это было бы мне очень неприятно, и я, конечно, пойму, если вы скажете, чтобы я больше не звонил вам.
