Продолжая болтать, туристы добрались до уютного белого особняка, огороженного металлической сеткой на каменных столбиках. Черная мраморная табличка гласила:
КАРЛТОН
Кто-то из гостей пансионата приписал внизу мелом: «Обитель лени и праздности». Как видно, дополнение всем пришлось по душе. Во всяком случае, никто и не подумал его стереть.
На застекленном крылечке компанию встретила горничная в белом фартуке:
— Никакого обеда! Кто опаздывает, тот сидит голодный!
— Очень уж вы с нами суровы, пани Рузя!
— И поделом. Повар страшно обозлился. Ждал-ждал, плюнул, ушел домой…
— А наш десерт?!
— Беда мне с вами! Все остыло. Котлеты — точно деревяшки.
— Ага! Значит, нам все же кое-что достанется?
— Живо марш в столовую! Сейчас принесу обед.
На крыльцо от тротуара вела невысокая лесенка. На первой же ступеньке дама в шортах споткнулась и чуть не упала. Один из спутников успел ее подхватить.
— Ну и порядочки! — возмутился другой. — Любопытно, кто забыл на лестнице эту штуковину?
Он поднял со ступеньки большой, тяжелый молоток.
— Должно быть, ребятишки директора, — оправдывалась горничная. — Вечно всё бросают где попало, а убирать за ними некому.
— Дайте-ка сюда молоток! — потребовала хорошенькая блондинка в оранжевой курточке и ядовито-зеленых брюках. Ее наряд довершали высокие голубые ботфорты, вполне пригодные для ловли форели, и нелепая крошечная шляпка. Через плечо она перекинула палку, на которой болталась корзинка причудливой формы. Ясно было, что молодая особа любой ценой жаждет обратить на себя внимание, даже рискуя стать всеобщим посмешищем.
Один из кавалеров с наигранно-галантным поклоном протянул ей молоток:
— Извольте, пани Зося. Но зачем вам это смертоносное оружие? Неужели для Анджея?
— Пусть только попробует мне изменить! Ого! Проломлю голову! — Пани Зося грозно взмахнула молотком. — Какой тяжелый!
— Самый что ни на есть весомый аргумент в спорах между супругами.
— Что вы смыслите в семейной жизни, пан инженер? — рассмеялась другая дама. — Вы же холостяк!
— Достаточно послушать пани Зоею. Когда она распространяется насчет бесчисленных поклонников и бедного мужа, я благодарю небо, что покамест не встретился со своим «идеалом»…
— Не зарекайтесь. Все вы клянетесь, что умрете холостыми, а потом силой тащите под венец какую-нибудь злосчастную жертву, чтобы отравить ей жизнь.
— Это вы-то злосчастные жертвы?!
— Ах, пани Рузя, как чудесно мы прогулялись! — восторгалась дама в шортах. — Сначала пошли в Кондратову, оттуда — на Сухой Кондрацкий, потом через Кондрацкий Купол — на Гевонт. Обратно через Гжибовец до Стронжиской Долины…
— Верно, вы совсем окоченели, пани Бася, — заметила горничная.
— Нисколечко! — обиделась Бася. — Наоборот, мне было жарко. Ужасно жарко!
— Ну да. А зубы у вас так стучали — ни дать ни взять, стадо овец спускается с гор…
— Кажется, я похудела по крайней мере на два кило! — гордо заявила полная дама.
— А я продал на Гевонте два колечка! — похвастался пожилой мужчина в очках.
— Ясное дело, — усмехнулся высокий молодой человек, — ювелир везде ухитрится подзаработать. Не то что мы, жалкие подмастерья.
— Да идите же в столовую! — сердилась горничная Рузя. — Ей-Богу, не будет вам обеда.
— Сейчас, сейчас. Только руки вымоем, — сказал статный брюнет с сединой в волосах.
— Давно ли вы сделались таким чистюлей, пан редактор? — ехидно осведомился щуплый, лысоватый блондин.
— Ну, художники вообще рук не моют, — парировал журналист. — Экономят краски.
— Зато у нашей прессы всегда чистые руки…
— Прошу к столу! — надрывалась Рузя. — Обед простынет!
Несмотря на бурные протесты журналиста, горничная загнала все общество в столовую, и начался долгожданный обед. Гости энергично жевали, обмениваясь впечатлениями от удачной прогулки.
Художник поддразнивал соседку:
— Может, вы и потеряли два кило, пани профессор… Ничего, вот покушаете этого супчика — и они вернутся обратно.
— Стыдно обижать беззащитную женщину! Сами налили мне полную тарелку!
— Что ж вы раньше-то молчали? Суп уже через край переливается, а пани профессор — ни гугу, сидит себе с довольным видом.
В столовую вошел еще один обитатель пансионата:
— Вы только что вернулись? Мы ждали около часа, но наконец терпение лопнуло…
— Представьте себе, — пожаловалась пани Зося, — инженер и пани Бася погнали нас по горам и долам до самого Гевонта. Если мой Анджей узнает, какой опасный был поход, он страшно рассердится. Я совершенно выбилась из сил.
— Ваш Анджей должен быть в восторге… Чем больше сил вы потратите на походы, тем меньше останется для…
— Пан редактор, что за намеки?!
— Я продал два кольца на Гевонте, — опять похвастался ювелир.
— Как это вам удалось? — полюбопытствовал новоприбывший.
— Очень просто. Мы пили сливки. Я держал стакан в левой руке. На пальце у меня кольцо… — Ювелир поднял руку и продемонстрировал обществу изящный серебряный перстень с кораллом. — Какая-то женщина поинтересовалась, где я его купил. Я честно сознался, мол, сам сделал. Она решила, что я ее разыгрываю. В подтверждение своих слов я вытащил из кармана два кольца, которые закончил вчера вечером. Тогда она спросила о цене. Ну, «Цепелия»[4] платит мне двести злотых за штуку… Тут моя дама вынимает из сумочки две сотенных купюры. Ее приятельнице, видимо, колечко тоже пришлось по вкусу… Что прикажете делать?! В итоге я нежданно-негаданно заработал четыреста злотых.
— С вас причитается! Ведите-ка нас к «Ендрусю»!
— Только не сегодня! — защищался ювелир. — Я с ног валюсь от усталости. Может, завтра?
— Но ведь завтра вы уезжаете, — заметила пани профессор.
— Останьтесь еще на пару дней, пан Мечислав! — взмолилась пани Зося. — Сходим к «Ендрусю»! Вы обещали станцевать со мной твист.
— Не советую! — предостерег ювелира журналист. — Анджей вас убьет в припадке ревности. Все похождения Зосеньки в Закопане запишут на ваш счет.
— Берегитесь, пан редактор! Я тоже могу шепнуть кое-кому в Варшаве, что поделывал в «Карлтоне» некий джентльмен… Либо… Не взяться ли мне за молоток?
— Кстати, куда вы его дели? — спросила пани Бася. — В моих туфельках вылез какой-то противный гвоздь. Нельзя ли его забить?
— Молоток я положила на диванчик в холле.
— Молоток чересчур велик, — возразил инженер. — Здесь пригодилось бы долото. Я попробую что-нибудь сделать.
— Отлично. После обеда я принесу вам туфли.
— Полюбуйтесь на них! — вскричала Зося. — Нимало не церемонясь, в нашем присутствии назначают друг другу свидание!
— А вас это ужасно шокирует. Вы ведь недотрога!
— Пан редактор! Последний раз предупреждаю: не цепляйтесь ко мне, хуже будет!
— Значит, вы нас покидаете, пан Мечислав? Как жаль! — сокрушалась пани профессор. — Погода чудесная, приятное общество…
— Ничего не поделаешь. Впрочем, я приезжал сюда работать, а не отдыхать. Готовил пару вещиц для ювелирной выставки во Флоренции. Вчера закончил, сегодня сходил с вами в горы, а завтра меня ждут в Главном управлении ювелирного искусства. Мы хотим устроить во Флоренции собственный стенд. Несколько дней уйдет на разные формальности и возможные поправки. А ведь уже середина октября. Вряд ли я вернусь в Закопане.
— Вы едете во Флоренцию? — спросила пани Зося.— Боже мой, я без ума от Италии! Дивное небо, роскошные мужчины!
— Я понятия не имел, что вы бывали в Италии, — удивился художник.
— Гм… Не совсем. Я однажды ездила в Албанию… Но ведь это почти одно и то же! Я знаю Италию по рассказам друзей, а на будущий год мы с Анджеем непременно туда выберемся. Он твердо обещал!
— Увы, — вздохнул ювелир, — во Флоренцию отправляюсь не я, а мои работы.
— А заодно — десяток пижонов из Главного управления, — присовокупил художник. — Обычное дело. На выставку в Неаполь тоже поехали наши картины в сопровождении каких-то министерских чинуш.
