Сейчас осень, и леса Уая надели нарядное платье; не тускло-зеленую ливрею, не скучную ржавчину, а одеяние веселое, с тонами алыми, золотыми и зелеными. Октябрь, везде коричневый, здесь яркий; и хотя листва опала и продолжает опадать, это не говорит о смерти и не приносит печаль в сердце наблюдателя. Напротив, на деревьях висит веселый ковер, и такой же веселый ковер расстилается под ногами. Еще веселей становится от звуков. Ибо леса на Уае даже зимой не остаются беззвучными. В них всегда поют птицы, и хотя осенний концерт не сравнить с весенним – не хватает ведущего тенора, соловья, –тем не менее он многоголосен и изумительно гармоничен. Как всегда, смело звучит голос черного дрозда; не менее громка и сладка песня его брата простого дрозда; еще мягче и нежнее воркование вяхиря; весело звучит кашель зеленого дятла, который своим длинным языком, способным хватать, как рука человека, проникает в кору в поисках насекомых.
Октябрь; на Уае, который серебряной лентой, как гигантская змея, струится среди великолепных золотых лесов, вниз по течению движется гребная лодка. В ней два человека: один гребет, другой сидит на корме за рулем. Тех же двоих и в таких же позах можно было видеть на реке и раньше. Ибо за веслами Джек Уингейт, а за рулем капитан Райкрофт.
Не думал молодой лодочник, когда «богатый подарок» – десятифунтовая банкнота – был передан ему в руки, что когда-нибудь щедрый даритель снова станет его пассажиром.
Но он теперь снова в лодке, и лодочник не знает почему и не спрашивает. Слишком рад снова сидеть визави с капитаном, чтобы распрашивать его. К тому же оба словно чувствуют серьезность момента; и печальные воспоминания вызывают сдержанность и молчаливость. Уингейт знает только, что его старый клиент вновь нанял его для плавания вниз по реке, но не на рыбалку, потому что сейчас уже сумерки. И выражение у капитана иное, но в чем дело, лодочник сказать не может. Из лаконичного приказа, который он получил при отплытии, нельзя сделать никаких выводов.
– Отвезите меня вниз по реке, Джек! – Расстояние и цель остались неуказанными.
И Джек гребет по течению ровными привычными гребками; оба молчат. Словно прислушиваются к скрипу весел или к вечерним песням птиц на берегу.
Но в их мыслях нет места этим звукам; напротив, в голове у обоих воспоминания, иные и гораздо менее приятные. Ибо об думают о криках – криках, которые слышали недавно и которые по-прежнему живы в памяти.
Первым нарушает молчание Райкрофт, говоря:
– Это, должно быть, то место, где мы его услышали.
Хотя капитан не объясняет, что имеет в виду под словом «его» и говорит скорее про себя, чем обращаясь к собеседнику, Уингейт хорошо понимает его, о чем свидетельствует его ответ:
– То самое место, капитан.
– А! Вы его узнали?
– Да – я уверен. Видите тот большой тополь на самом берегу?
– Да. Ну и что?
– Мы были против него, когда вы попросили остановиться. Конечно, мы слышали крик здесь.
– Тогда остановитесь! Назад два гребка. Держите лодку на месте. Напротив дерева!
Лодочник повинуется, сначала отводит лодку назад, потом удерживает ее на месте вопреки течению.
Снова наступает тишина. Райкрофт смотрит вниз по течению, словно измеряет расстояние до Ллангоррена, чьи трубы теперь видны в лунном свете. Потом, словно удволетверенный сделанным наблюдением, приказывает грести дальше. Но когда показывается напоминающее киоск сооружение, он снова велит остановиться и внимательно разглядывает летний домик и полоску воды под ним. Часть этой поверхности – главное русло, другая часть – проток за островком. При приближении павильон теряется из виду, скрываясь за верхушками деревьев. Но когда попадаешь в узкий проток, его снова можно увидеть; и лодочник получает приказ поворачивать в проток.
Этот приказ несколько удивляет его. Так попадают в Ллангоррен Корт на лодке, а он знает, что люди, которые теперь живут в поместье, не друзья его пассажира, даже не знакомые, насколько ему известно. Капитан ведь не собирается наносить дружеский визит мистеру Льюину Мердоку?
Так спрашивает Джек Уингейт, но только себя самого и не получая ответа. Так или иначе он его скоро получит; утешаясь этим, он вводит лодку в узкий проток.
Вскоре он убеждается, что капитан не собирается навещать Ллангоррен и что «Мэри» не будет заходить в небольшую пристань, где когда-то стояла рядом с «Гвендолин». Напротив летнего домика Джек снова получает приказ остановиться и слышит добавочное:
– Дальше не поплывем, Джек.
Джек перестает грести и снова держит скиф на месте, чтобы его не сносило течением.
Райкрофт сидит, разглядывая утес, рассматривая его поверхность с основания до вершины, словно занятый геологическим исследованием или тригонометрическими расчетами.
Лодочник некоторое время думает, что бы все это означало, но постепенно до него начинает доходить. Еще яснее ему становится, когда он получает приказ грести в небольшую бухточку, в которой было найдено тело. Как только он заходит в бухточку и останавливается у крутого берега, капитан достает лампу и зажигает ее. Потом встает и, наклонившись, опирается рукой о выступ скалы. Держась таким образом, он какое-то время рассматривает царапины на камне, которые, как предполагается, сделаны падавшим телом леди. Царапины заканчиваются прямо у него перед глазами, и он может проследить их с начала до конца. И когда он смотрит, тень сомненая падает на его лицо: капитан сомневается в заключении жюри коронера и в том, что именно здесь упала в воду Гвендолин.
Наклонившись ниже, он рассматривает сломанные ветки можжевельника, и теперь он не просто сомневается – он убежден в противоположном.
Джек Уингейт видит, как капитан отшатывается со странным удивленным выражением, в то же самое время восклицая:
– Я так и думал! Не случайность! Не самоубийство – убийство!
По-прежнему удивляясь, лодочник тем не менее ни о чем не спрашивает. Что бы это ни значило, он надеется, что со временем ему скажут, а пока намерен не терять терпения.
Но ему недолго приходится здесь оставаться. Капитан Райкрофт одну за другой берет в руки сломанные ветви можжевельника, поднимает их и снова опускает.
Спутнику он ничего не говорит, чтобы объяснит свое эксцентричное поведение, предоставляя Джеку строить догадки. Только когда все кончено и он, по-видимому, удовлетворен, пассажир приказывает:
– В путь, Уингейт! Гребите назад – вверх по реке!
Лодочник проворно повинуется, он рад уйти из тени протока: странное ощущение охватывает его, когда он вспоминает печальный крик сов, который заставляет его сильней горевать об утраченной любви.
