осень дождливы;
Были потоплены пажити, нивы;
Хлеб на полях не созрел и пропал;
Сделался голод; народ умирал.
Но у епископа милостью Неба
Полны амбары огромные хлеба;
Жито сберег прошлогоднее он:
Был осторожен, епископ Гаттон[84].
Когда епископу надоели постоянные жалобы людей на голод, он приказал всем прийти в определенный день и пообещал удовлетворить их просьбы. Из всех концов потянулись в Кауб голодные, обнищавшие крестьяне, неспособные купить и куска хлеба, так как цена его в то время была невероятно высока. Всем беднякам епископ велел собраться в огромном амбаре; наконец, туда набилось столько народу, что и яблоку негде было упасть.
Вот уж столпились под кровлей сарая
Все пришлецы из окружного края…
Как же их принял епископ Гаттон?
Был им сарай с гостями сожжен.
Глядя епископ на пепел пожарный
Думает: «Будут мне все благодарны;
Разом избавил я шуткой моей
Край наш голодный от жадных мышей».
В замок епископ к себе возвратился,
Ужинать сел, пировал, веселился,
Спал, как невинный, и снов не видал…
Правда! но боле с тех пор он не спал.
Утром он входит в покой, где висели
Предков портреты, и видит, что съели
Мыши его живописный портрет,
Так, что холстины и признака нет[85].
Затем, бледный от страха, прибежал слуга с епископской фермы и поведал, что крысы сожрали все зерно в закромах. В это же время примчался еще один и сказал, что полчища крыс движутся по направлению к замку. Епископ выглянул в окно, и ему открылось страшное зрелище — ни дороги, ни полей не было видно, так как их покрывали миллионы крыс; никакая изгородь, никакая стена не могли сдержать их натиска. Они шли прямо на замок. Ужас объял епископа. Через черный ход он покинул замок, сел в лодку и начал грести к башне, что возвышалась посреди реки.
К башне причалил, дверь запер и мчится
Вверх по гранитным крутым ступеням;
В страхе один затворился он там.
Узник не знает, куда приютиться;
На пол, зажмурив глаза, он ложится…
Вдруг он испуган стенаньем глухим:
Вспыхнули ярко два глаза над ним.
Смотрит он… кошка сидит и мяучит;
Голос тот грешника давит и мучит;
Мечется кошка; невесело ей:
Чует она приближенье мышей.
Пал на колени епископ и криком
Бога зовет в исступлении диком.
Воет преступник… а мыши плывут…
Ближе и ближе… доплыли… ползут.
Вот уж ему в расстоянии близком
Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
Слышно, как стену их лапки скребут;
Слышно, как камень их зубы грызут.
Вдруг ворвались неизбежные звери;
Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,
Спереди, сзади, с боков, с высоты…
Что тут, епископ, почувствовал ты?
Зубы об камни они навострили,
Грешнику в кости их жадно впустили,
Весь по суставам раздернут был он…
Так был наказан епископ Гаттон[86].
Читателю небезынтересно будет узнать, что популярная литература очернила имя несчастного епископа Гатто, который вовсе не был жестокосердным и подлым человеком. У Вольфа, который приводит легенду в своей книге, ссылаясь на Гонория Августодунского (ум. 1152), Мариана Скота (ум. 1086) и Тритемия (ум. 1516), она сопровождается любопытной картинкой — вы найдете ее на следующей странице. Вольф добавляет: «Многие считают эту историю сказкой, но башня, получившая свое название от мышей, и по сей день стоит на реке Рейн». Однако это нельзя принять за доказательство, поскольку существует документ, подтверждающий, что башня эта была построена как пост, где взимался сбор с судов, проходящих по реке.
Эту легенду связывают с еще несколькими лицами. Гравюра, изображающая епископа Гатто в «мышиной башне», могла бы послужить иллюстрацией к истории Видерольфа, епископа Страсбургского (997), который на семнадцатом году своего правления, 17 июля понес Божью кару за то, что уничтожил монастырь Зельцен на Рейне: его съели мыши или крысы[87]. Такая же судьба, по другим сведениям, постигла Адольфа, епископа Кельнского, умершего в 1112 году.
Эта легенда пришла к нам из Швейцарии. Барон фон Гюттинген выстроил три замка между Констанцем и Арбоном, в кантоне Тургау, и назвал их Гюттинген, Мосбург и Обербург. Во время голода он собрал всех бедняков, проживавших в его владениях, в большой амбар и поджег его. На крики несчастных он только смеялся: «Послушайте-ка, как пищат эти мыши и крысы!» Вскоре после этого, будучи атакован полчищами мышей, он попытался добраться по Боденскому озеру до замка Гюттинген и укрыться там, но грызуны последовали за ним и сожрали его. Когда это случилось, замок ушел под воду; развалины его можно видеть и сейчас, если воды озера чисты и спокойны. В Австрии такое предание рассказывают о мышиной башне в Хользельстере, с той лишь разницей, что в местном варианте легенды бессердечный представитель знати не сжигает бедняков, а запирает в темнице и предает голодной смерти.
Между баварскими городами Иннингом и Зеефельдом расположено озеро Вёртзее, которое также называют Мышиным озером. Когда-то давным-давно в этих краях жил граф Зеефельд; во время голода он заключил истощенных бедняков в темницу, посмеявшись над их воплями, которые он назвал мышиным писком, и уморил голодом, за что и был впоследствии съеден вышеназванными животными в своей башне на озере, несмотря на то что для безопасности подвесил свое ложе на железных цепях к потолку.
Епископ Гатто.
Такую же легенду рассказывают о Мышином замке на озере Хиршбергер. В некоторых старинных исторических книгах встречается польская версия истории.
Мартин Галл, чей труд датируется 1110 годом, говорит, что короля Попьела после изгнания его из королевства так замучили мыши, что он бежал на остров, где была построена деревянная башня, но мыши добрались и туда и съели его. Более подробно эту историю излагает Майоль. По его словам, когда поляки стали роптать, что король плохо управляет страной, и требовать удовлетворения своих нужд, тот вызвал главных возмутителей спокойствия во дворец, притворившись, что болен, и отравил их. Тела убитых по приказу короля бросили в озеро. После этого король устроил пир в честь удачного избавления от надоевших… Но во время праздника вследствие странного превращения
