Он порывисто обнял ее и она стиснутая его руками, начала успокаиваться. Слава богу, разговор об отъезде, когда он попросит ее остаться с ним, не состоится. Он целовал ее и опустив спинку сиденья, они занялись любовью, переживая то, что уже никто на свете не мог дать этой женщине и этому мужчине. Вонг поднялся, что бы опустить стекло. В душный салон с запотевшими окнами, влился теплый свежий воздух. Перебравшись за руль, он привел себя в порядок. Катя лежала не двигаясь, глядя в потолок.
Положив руки на руль, Вонг опустил на них голову. Видимо Будда не желает, чтобы рядом с ним была Катя. Ему предстоит прожить свою жизнь одному. А Катя? Пусть она устроит свою жизнь не с ним, но все равно будет одинока и несчастна. Он это знал, но был бессилен перед судьбой, что сейчас отбирает у него любовь. Он терял Катю. Он хотел бы вырвать у нее обещание, что она вернется к нему, приедет в Таиланд. Но, обладая ею здесь, в машине, он почувствовал, что она уже не с ним. Нельзя заставлять обещать, иначе это будет уже не обещание. Он, солдат, привыкший завоевывать, для которого в мире все было предельно ясно, начал понимать, что есть вещи неподвластные силе. Несмотря на их эфемерность от них не отмахнуться, не одолеть, они же могли гнуть любую силу. Теперь он должен отступить, смириться, отпустить, хотя это ломало все, что воспитала в нем жизнь и служба. Вонгу нечем больше удержать ее. Его любовь сильна, он мог не вынести испытание разлукой. Даже минута без нее была невыносима.
Катя медленно поднялась и села. Жаркая, чужая страна с вечным обещанием сказки, отобрала у нее сердце, лишила души, испытав ее смертельным риском. Но лишив ее многого, она же многое ей дала. Эта чужая страна открыла Кате саму себя, познание своих возможностей, дала уверенность, показала, кто истинный друг и подарила любовь. За все это нужно было заплатить. И теперь, чтобы вернуться в пасмурную Москву, к размеренным предсказуемым будням, к слезам Софьи Михайловны, к маме, нужно было заплатить этой волшебной птицей -- Таиландом, и расстаться со своей судьбой.
Катя заплакала. Она знала, что может выдержать все, но не эту боль. Это было выше ее сил. Вонг обнял ее, прижав к себе, чувствуя, как от ее слез намокает на груди его футболка. Оба погибали. Вонг не знал, хватит ли у него сил видеть, как она уходит. Он должен пройти и это последнее испытание и не сломаться. Он гладил ее по голове, утешал целуя в теплый пробор до тех пор, пока она не успокоилась, глубоко вздохнув.
Пожалуй ни что не могло доказать глубину и силу их любви, как это единение в горькие, тяжкие для обоих минуты.
-- Я так тебя люблю, - прошептала Катя.
-- Я знаю, - кивнул Вонг. - Для тебя я тоже буду единственным, как и ты для меня, светлоголовая.
-- Твоя матушка не сердится на меня, из-за того, что ты ушел со мной?
-- Она все поняла.
-- Что поняла?
-- Тебе было нелегко. Но мои родители должны были знать о тебе. Им придется это принять.
Катя вытащила из сумочки салфетки и стерла со щек потекшую туш. Вонг тронул машину.
В отличие от пригорода, притихшего в вечерней темноте, расцвеченный Бангкок не спал. Он не спал никогда. Катя уже не удивлялась его ночному яркому оживлению.
-- Может запьем мамин суп чем-нибудь холодным? - предложил Вонг. Катя, слабо улыбнувшись, кивнула.
Они остановились у маленького, ничем не примечательного уличного кафе. Вонг вышел из машины, а через минуту вернулся с двумя открытыми бутылками пива.
-- Пей осторожно - холодное, - предупредил он.
Катя выпила всю бутылку, но кажется ничто не могло перебить супчика матушки У. Когда Вонг затормозил у отеля, Катя уже спала. Осторожно, чтобы не разбудить, Вонг взял ее на руки. Не просыпаясь, она обняла его за шею, прижавшись щекой к плечу. В нем поднялась нежность, как тогда, когда он впервые держал ее в своих руках, вынося, отключившуюся после сильной дозы успокоительного, из лаборатории университета. В номере, он уложил ее на кровати и ушел в душ. Ледяная вода не успокоила выросшего из нежности желания и вернувшись в спальню, он тихой неторопливой лаской разбудил Катю.
Под утро Катя проснулась словно от толчка, взглянула на светящийся призрачным зеленоватым светом, циферблат электронных часов. Пять утра. Сложив руки на впалом животе, она думала, что в этих последних трех днях, было больше жизни и смысла, чем во всем ее предыдущем существовании, когда она считала, что живет полнокровной интересной жизнью, считая, что работа, учителя, друзья, бурные студенческие споры в поисках какого-то смысла, заменит ей бурю чувств, боль, полноту счастья, о которых она, как тогда думала, знает все. А ведь Александр Яковлевич имел в виду именно этот жизненный опыт, когда говорил, что не хочет видеть ее "синим чулком" и "черствым сухарем". В последних двух днях не было никакого смысла, была только любовь и ослепительный фейерверк чувственности, но они-то и были до краев наполнены жизнью.
Она осторожно повернулась на бок к Вонгу. Он лежал к ней спиной. Не удержавшись, Катя легонько коснулась литых мышц его руки, крутого плеча, крепкой шеи, жесткого ежика волос на затылке. Едва касаясь пальцем, провела по прямой спине с белесой чертой шрама на лопатке. Он спал. "Каждая женщина, чей-нибудь грех". Она же стала для него сплошной проблемой и страданием. Добавлять ли ему еще, заставляя пережить расставание? А оно будет тяжелым. Во всяком случае для нее.
Подавила вздох, Катя перевернулась на спину. Надо решаться. Если уходить, рвать по живому, то прямо сейчас. Это последнее утро, когда она просыпается вместе с ним. Повернув голову, она посмотрела в окно. Рассвет сочился сквозь бамбуковые жалюзи. Ее рука спустилась с постели и пальцы ощутили шероховатое плетение коврика. Откинув простыню, она тихо соскользнула с постели и настороженно посмотрела на Вонга. Он не шевельнулся, ровно дыша во сне. Прокравшись в ванну, быстро одевшись и причесавшись, она вышла в прихожую, где у стены стояла ее дорожная сумка. Подхватив ее, она сняла с крючка свою сумочку, перекинула ее ремешок через плечо, тихо открыла входную дверь, и бесшумно выскользнув, прикрыла ее за собой. Ее побег благополучно удался.
Вонг лежал не шевелясь, смотря перед собой. В эту ночь он так и не заснул. Он слышал как проснулась Катя, как вертелась с боку на бок, как легонько касалась его и он чуть не отозвался на ее прикосновения. Слышал, как она собиралась в ванной и уходила, тихо прикрывая за собой дверь, и только тогда закрыл глаза.
К Кате подкатило, дежурившее возле отеля такси.
-- Тэйк ми ту зэ эапот (Отвезите меня в аэропорт), - попросила она и в предельно короткий срок такси домчало ее до места.
Дороги еще не были забиты транспортом. Ей везло: она купила билет на Москву на самый ближайший ранний рейс. До отлета оставался час. Ожидая когда можно будет пройти в отстойник, после таможенного контроля, она уже с нетерпением отсчитывала минуты, словно боялась, что время посадки не наступит никогда, что случится что-то, что помешает ей улететь, что она так и останется в душном, ярком Таиланде. В голове, как заевшая на дорожке пластинке игла, вертелись одна и та же строка, из когда-то услышанной песни: "Однажды я к тебе вернусь моя не ласковая Русь".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
