покачала головой.
− Нет, сеньор. Я не знаю, что это.
− Хорошо. Сегодня, когда вернёмся, поищешь в библиотеке геральдический альбом отца. Возможно, в нём будет этот символ. Нам нужно выяснить, что он означает.
− Хорошо, сеньор, − кивнула она и снова отвернулась.
*Зуав — жакет. Плотно облегающая куртка, без воротника, заканчивающаяся немного ниже талии, отделанная контрастной лентой (обычно красного цвета).
Глава 26. Сенат
…В кабинете отца царит особая атмосфера — тишины, благовоний, запаха книг и мягкого зелёного света, проникающего сквозь высокие окна, за которыми раскинула свои ветви огромная сейба.
Шкафы красного дерева заполнены книгами, рукописями и манускриптами, скелетами животных, гербариями и бабочками, наколотыми на шёлковую ткань. Бабочки томятся под стеклом, и под каждой из них на полоске белой бумаги тончайшим пером выведено имя — отец даёт им названия и вносит в каталог. Из каждой экспедиции в сельву* отец привозит что-нибудь ценное с точки зрения науки. Легенды ольтеков, амулеты, редкие растения или насекомых. В этот раз он привёз из верховьев риоде ла Брумы целый ворох записей — иероглифы с пирамид, голубую орхидею необыкновенной красоты, которую поместил в стеклянную колбу, и золотое украшение.
Солнце, в центре которого смотрит вертикальным зрачком большой янтарный глаз.
− Что это? — спрашивает Эмбер и берёт украшение в руки.
− Это символ бога Теолькуна — бога солнца, − мягко говорит отец, − ольтеки верят в то, что он даровал всем людям жизнь и спасение. В их религии он такой же спаситель, как и в нашей. Только пожертвовал он не своим сыном, а своим сердцем. Хотя… тут тоже у меня ещё есть вопросы. Сейчас я как раз заканчиваю расшифровывать иероглифы, ещё немного, и скоро мы сможем читать на их языке. Хотя многое и было уничтожено, но кое-что можно узнать из записей, оставшихся на стенах пирамид, на камнях…
Отец вздыхает.
Дух исследователя в нём столь силён, что он готов исходить всю сельву пешком, чтобы докопаться до истины и восстановить утерянную письменность ольтеков. В его кабинете повсюду валяются тубы со свитками, на которые он переносит иероглифы, найденные на затерянных в сельве пирамидах. Пока ещё никому не удалось их прочесть, но он очень надеется их расшифровать.
− Я могу взять его себе? — спрашивает Эмбер и гладит солнечный диск.
Он излучает тепло и греет ладонь, а может, это просто солнце падает сквозь листву россыпью светлых пятен. А глаз… Внутри янтаря застыли маленькие частички коры, отчего кажется, что он смотрит на неё почти как живой. Но он её не пугает, наоборот…
− Возьми, − улыбается отец. — Джо сказал, что он принесёт мне радость. А ты моя самая большая радость, Эмбер.
Он целует её в лоб, сажает на колени и рассказывает очередную сказку — ольтексткую легенду о голубой орхидее, которую он привёз из экспедиции.
Орхидею поселят в оранжерее, там, где растёт уже множество загадочных, красивых и ужасных растений, которые отец собирал за время своих экспедиций. Здесь есть те, чьи цветы источают отвратительный запах гниющего мяса и привлекают мух, а есть те, которые этих мух ловят, растопырив липкие листочки, словно звериные пасти. Есть цветы, похожие на кувшинчик со сладким нектаром, который очень любят муравьи, но стоит им коснуться сладкого нектара, как они навсегда остаются внутри кувшинчика. Ну не навсегда… Наутро от муравья уже ничего не останется. А есть необыкновенно пахнущие орхидеи, от которых даже кружится голова. Эмбер любит бывать в оранжерее и знает множество растений, полезных и ядовитых, из которых делают яды, лекарства и духи. Все эти знания отец привозит из сельвы, узнавая о них от немногочисленных оставшихся в живых шаманов и племён, разбросанных вдоль реки в верховьях риоде ла Брумы. Он восхищён тем, как ольтеки сосуществуют с природой, как переплетается их жизнь с сезонами дождей, затмениями, полнолуниями, растениями и животными. И не поймёшь, где заканчивается легенда и магия, и начинается правда…
В их доме даже садовник из ольтеков, старый Коуон Короткое Ухо, и её няня Уруа…
Отец основал научное общество, назвав его «Теолькун», и собрал в него своих учеников и единомышленников. Тех, кто видели в ольтеках не дикарей, которых нужно уничтожить, а народ с уникальной и удивительной культурой. Он сам нарисовал этот знак, взяв его с того золотого диска, который когда-то подарил Эмбер. Герб его общества — солнце, лучи и глаз. И раз в неделю в их гостиной собирались его ученики и обсуждали письменность и рисунки. Последнее его увлечение — остатки пирамиды, которую он нашёл где-то в черте города, пирамиды, которая должна была дать ответы на все его вопросы…
Но не дала.
И когда он погиб… Когда люди Агиларов его убили, всё его наследие рассыпалось в прах. Насколько знала Эмбер, все единомышленники покинули общество, а его работы либо остались где-то в особняке, забытые и заброшенные всеми, либо пылились, может быть, в каких-нибудь архивах. Во всяком случае, в университетской газете, которую она иногда просматривала, больше не было колонки, посвящённой научным открытиям, которую вёл её отец. Ольтеки теперь никого не интересовали.
Так откуда карточка с этим солнцем у сеньора де Агилара? Почему он спрашивает о ней сейчас, спустя столько лет? И почему он спрашивает об этом у неё? Как будто не знает, что сделал его отец с её отцом!
Все эти воспоминания всколыхнули старую боль и как-то разом окунули в прошлое, да так глубоко, что Эмбер едва не вздрогнула, услышав голос сеньора де Агилара:
− Ну вот и сенат!
Коляска остановилась. А Эмбер подумала, что уже упустила удобный момент для того, чтобы правдоподобно изобразить недомогание. Слишком многое разом всплыло в голове. И хотя сейчас ей хотелось убежать куда-нибудь и побыть одной, чтобы успокоить взбунтовавшееся сердце, но бежать было некуда. Да и стало вдруг незачем. Вслед за болью, ужалившей в сердце, память всколыхнула и совсем другое чувство…
Эта карточка в руках сеньора де Агилара заставила её вдруг вспомнить о том, что она хотела узнать правду и отомстить, а вовсе не бежать, трусливо поджав хвост. А сейчас она увидела в этом возможность.
«…поищешь в библиотеке геральдический альбом отца.»
Она поищет. Обязательно! В этом доме должны быть ответы на её вопросы.
Эмбер вылезла из коляски и остановилась, глядя на огромное здание с колоннами из зелёного мрамора и широкой лестницей.
− С твоего позволения, хефе, поскольку мне всё равно нельзя в святая святых, я скатаюсь в
