под благовидным предлогом — расстройство желудка будет выглядеть правдоподобно, и бледность ей даже на руку.
Она выпила ещё немного настойки страстоцвета и спустилась к подъездной аллее как раз в тот момент, когда сеньор де Агилар появился с другой стороны. Хмурый и уставший, видно, что сказалась бессонная ночь, он огляделся в поисках Мориса.
Сыщик тоже не заставил себя ждать. Он шел, торопливо пряча в папку какие-то листы.
Морис забрался в коляску следом за сеньором де Агиларом, и Эмбер ничего не оставалось, как последовать за ними и сесть рядом с сыщиком. И хотя Эмбер предпочла бы ехать хоть на крыше, лишь бы не возле хозяина дома, но рядом с возницей в лёгкой коляске не было второго места.
− Я даже не знаю, как мы всё успеем, − произнёс сеньор де Агилар. — Начнём, пожалуй, с полиции, хотя тогда мы не успеем в сенат… Потом ещё спускаться вниз, до университета…
Он задумался на мгновенье, и тут Эмбер осенило.
− Сеньор, вы позволите сказать?
− Да, конечно.
− Я могу сбегать в университет, пока вы будете в полиции, − произнесла она неторопливо, всеми силами стараясь выглядеть не взволнованной, а всего лишь желающей угодить хозяину. — Тут от ворот до подъёмника недалеко. А я же там всё знаю! Вот и выясню, на месте ли змея, и не было ли с ней каких происшествий. Заодно спрошу, где ещё в городе можно такую достать.
Сеньор де Агилар задумался на мгновенье, а потом даже улыбнулся.
Университетский квартал располагался уже за воротами Голубого холма, и на коляске туда бы пришлось ехать довольно долго. Но если спуститься на подъёмнике, то можно управиться за два часа.
− А ты прав, Эмерт. Молодец! Сначала мы заедем в сенат, а потом уже на обратном пути разделимся. Тогда, Морис, нам не придётся спускаться на Средний ярус, и мы всё успеем.
В сенат?! Проклятье!
С одной стороны, ей удалось отделаться от университета и полиции, с другой — всё снова висело на волоске. И, пока она думала, как бы естественнее изобразить недомогание, Морис, который что-то перебирал в своей папке, достал оттуда лист и протянул сеньору де Агилару.
− Смотри, хефе, это тот, кого видела сеньорита Оливия в кабинете дона Алехандро. Сеньор Доменик нарисовал с её слов. Тебе не знакомо это лицо?
Сеньор де Агилар взял листок в руки и повернул к себе, но Эмбер всё же успела разглядеть лицо на портрете. Высокие скулы, тонкий, чуть искривлённый нос, волосы коротко острижены на висках, а чёлка зачесана на манер завсегдатаев с богемной улицы Руж-Аньес. И она поклялась бы, что видела этого человека раньше. Вот только где?
Она помнит всё. Всё, что видела или слышала, всё, что чувствовала, и любой другой человек сошёл бы с ума от всех этих воспоминаний, но у эмпатов всё иначе. Воспоминания, как песчинки, наносятся волной на берег, покрывая одна другую и образуя дюны. И если ты что-то хочешь найти в этих дюнах, то это можно сделать, просто нужны время и силы. А вот силы она всегда расходовала очень экономно. И поскольку Эмбер было всё равно, кто этот человек на портрете, то она не стала напрягаться.
− Нет, Морис, я его не знаю, − Виго протянул листок обратно. — Да и откуда? Меня не было здесь столько лет. Я мог бы не узнать даже тех, с кем был когда-то знаком. А в этом человеке нет ничего примечательного.
− И в доме его никто не знает. А, кстати… Ты, чико, − Морис вдруг повернулся к Эмбер и показал ей портрет, − что бы ты сказал про этого человека?
− Да ничего, эрр Морис, − пробормотала Эмбер, пожимая плечом. — Много ли скажешь просто по лицу? Ну, может, он какой-нибудь художник или поэт…
− Поэт?! — в один голос переспросили сыщик и сеньор де Агилар и посмотрели на неё так, что Эмбер даже впилась пальцами в обивку сиденья.
− Да я не…
Вот же, ляпнула опять что-то не то!
− Погоди, погоди, − сеньор де Агилар поднял руку в успокаивающем жесте, − не пугайся. Просто скажи мне, Эмерт, почему ты решил, что он поэт? Это важно, скажи, что тебя натолкнуло на эту мысль?
− Ну… его волосы.
− Волосы? — переспросил Морис. — А что с ними?
− Такие причёски бывают у щёголей с улицы Руж-Аньес. Это такая улица в Тиджуке, там живут всякие поэты-художники, музыканты и артисты. Там торгуют картинами и дают представления. И много комнат сдаётся внаём. И если хочешь сойти за своего, то нужно непременно носить зуав* и отрастить длинную чёлку. А чтобы волосы не падали на лоб, они мажут их ароматной помадой с корнем ириса, розовым перцем и корицей. Ну, вообще с благовониями. Поэтому волосы лежат таким вот смешным валиком, как на рисунке. Там, на Руж−Аньес, даже лавка есть с этими помадами. И у зуава на портрете нет воротника, а по краю узор тесьмой. Иберийцы носят другие — болеро с воротничком и золотым шитьём.
− Эмерт! Да ты просто находка! — воскликнул сеньор де Агилар, хлопнув рукой по колену.
Он посмотрел на Мориса так, будто хотел добавить: «Я же говорил!» Но сыщик даже не заметил этой интонации.
− Так вот, чем она пахла, − пробормотал Морис, порылся в своей папке и, достав оттуда карточку, протянул Эмбер. — Понюхай, что это за запах, по-твоему? Похож на ту помаду для волос?
Эмбер принюхалась. Да, это он. Запах помады для волос. Основа из белого воска, немного камфоры, корень ириса, бергамот и пачули. Эту смесь для помады делает мастер-каджун Франсиско из маленькой лавки в Тиджуке. Ещё он делает мази и притирки, и у него она покупала отличное масло для замков. Хм… Но такие подробности вслух озвучивать, конечно же, не стоит. Хватило с неё и вчерашнего ляпа с серебром.
− Да, запах похож на помаду, − ответила она, перевернула карточку и увидела на ней знак в виде солнца.
Пальцы тут же налились холодом и едва не выронили белый кусочек картона. Сердце дрогнуло и сжалось. Эмбер сглотнула, протянула карточку обратно и, спешно отведя взгляд, принялась смотреть на цветущие изгороди, за которыми скрывались особняки Лазурного холма.
− Кстати, Эмерт, а может, ты что-то знаешь и про этот символ? — спросил сеньор де Агилар, забирая карточку у Мориса из рук и поворачивая к Эмбер. — Посмотри внимательно.
Она снова коротко взглянула и
