муравей в паутину, как ключ в канализацию. Какого черта я вставал каждое утро в такую рань? Что, не мог допетрить, что это понапрасну угробленное время?
Что людям от тебя надо всего-навсего бабок да еще, чтобы ты их подвез, ну или там брюллики какие-нибудь, хотя Джулия никогда ни о чем подобном и не просила. Да, конечно, я отъехал на некоторое время с Анитой, так ведь и она уезжала заниматься сексом со своим воякой, даже еще раньше, чем я, так что квиты.
Увы, женщинам всегда необходимо найти себе поначалу оправдание, чтобы уж потом отдаться так, как им хочется. Пьер постоянно повторял мне эти наставления, но я не придавал им значения, под меня всегда стелились практически все, ну ладно, не все, неважно.
Джулия хранила молчание, да и говорить-то было невозможно, настолько оглушительно орала магнитола, и сидела, плотно сжав коленки, пока я вел автомобиль по дороге в Трекуанду. Я никогда не переносил такого рода шуток, и меня бы сильно обломала сейчас ее болтовня. Но она правильно делала, что сидела и молчала, напоминая рычащую собаку, и я мало-помалу начал соображать, что никто, кроме меня, не слышал, как она меня продинамила, никто не был свидетелем моего облома.
Джулия попросила высадить ее у садов, чтобы лишний раз не светиться ни на площади, ни у бара, где всегда было так много нескромных глаз. Я сидел весь черный от злости и тупо смотрел перед собой. И тут она взяла своими ручками мое лицо и повернула к себе. Это длилось всего лишь мгновение, я мотнул головой и вновь уставился на фонтанчик с питьевой водой у дороги.
— Мне больше всего в тебе нравится то, что ты будто свалился с другой планеты, эти твои истории, никогда не знаешь, выдумка ли это или правда… Да для меня это и неважно, ты ведь и говоришь, и думаешь по-своему, и это мне в тебе дико нравится. Наверное, сегодня ты решился-таки сбросить маску. Ты вел себя как самый последний мужлан, но зато я поняла, что ты такой же, как и все — земной… Добро пожаловать.
— Ну все, выходи…
— Прости, я не была готова…
— Выходи…
— Леон, я никогда не пыталась использовать тебя. Мне страшно.
Мне хотелось еще что-нибудь ей сказать, но я удержался. Я покарал ее так, как решил: больше ни слова в ее адрес. Стартанув с бешеной скоростью и матерясь, будто получил в грудь свинца, я глянул в зеркало: Джулия стояла в растерянности, потом подняла воротник куртки и зашагала с поникшей головой. Я продолжал крутить фильм с моим участием, только уже без нее. Я набрал адрес «Виктория а Торрита», и навигатор неожиданно среагировал. Мне сейчас нужен был Рикардо с его заразительной веселостью, которая меня больше не раздражала, ибо я понял, что за этой жизнерадостностью стоят годы труда и лишений. Не скрою, я начал питать к этому парню симпатию. Я обещал ему приехать в компании с Джулией, посмотреть, как он заставляет трепетать ляжки глухой провинции, ну уж ладно, придется одному.
Кабак оказался вполне приличным местом, я помню, такие были в Милане лет десять назад. Оглушающе гремела музыка, казалось, сальса звучит именно в честь моего поражения, типа в насмешку. Рикардо просек, что я в дауне, и, несмотря на то, что был занят на танцполе, выкроил минуточку, чтобы принести мне мохито. Я взял коктейль, но пить не стал. Мне сейчас нужно было чего-нибудь покрепче.
«Негрони». «Лонг-Айленд». «Лонг-Айленд». «Негрони». Я принимал алкоголь в разных сочетаниях, пока через каких-то полчаса не нажрался в совершеннейший хлам. Наконец-то чуток бензинчика, наконец-то туман в мозгу, хотя возник риск, что я рухну на пол или подерусь с кем-нибудь. Мне нужно было дернуть, и немедленно. Сделав усилие, я обвел глазами помещение — ты должен чуток прийти в себя, иначе тебя серьезно никто не воспримет. Латиносы они все такие здоровенькие, жизнерадостные, пьют мало да и то все сразу сжигают, хотя это я, наверное, сейчас смотрю на мир через рюмочное стекло.
Там стоял какой-то тип, облокотившись на колонну: типа не при делах, так — пялит какую-нибудь кубинскую цыпу из подтанцовки, фиг его знает. Нос у него чего-то все чесался, и это вызвало во мне интерес, поэтому я подошел к нему и как ни в чем не бывало поинтересовался насчет нюхнуть: дури бы. Ну, шарик.
Чувак сразу не понял, так что мне пришлось сильно втянуть воздух через нос, и тут он наконец въехал. Некоторое время постоял в нерешительности, но, очевидно, мой безупречный миланский акцент успокоил его, и чувак сделал мне знак следовать за ним на улицу, к паркингу. Парень много не болтал, но прекрасно понимал, что мне нужно, поскольку не задавал никаких вопросов и вообще вел себя смирно. Выйдя из клуба, он набрал номер: «Можешь привезти нашего друга к автостоянке у “Виктории”?». Через десять минут из темноты появился другой чувак и сунул мне камешек где-то на грамм, всего за восемьдесят евро. Блин, дешевле, чем у Дуки, да еще и заверил, что качество, мол, отличное. Я попросил у него номер мобильника, но он сухо отказал, сказав, что он вообще этими делами не занимается, хотя бабки в карман убрал лихо.
Я дошел в ритме сальсы до туалета и там занюхал витамину всей кислородной мощью своих легких. Вот, я опять стал самим собой. Стал собой, стал собой, стал собой. Вот он я, Леон, которого я знаю, который не валяется на полу, который принимает решения и побеждает, а остальные не рубят ни болта. Так, ну что, еще разочек. Это мой еще разочек. Мэрилин, которая поет для меня Happy Birthday to You. Я опять на взлете, я опять трезв, я готов вернуться в человеческий винегрет.
Что я тут делаю под La vida es un carnaval? Ха, про меня можно все что угодно сказать, только не то, что я боюсь новых приключений. Впрочем, чтобы не заходить чересчур далеко с извращениями, я решил, что мне сейчас нужна путана. Мне нужно подтверждение, что я тот, кто я есть, немедленно, без заморочек, без обсуждений. Плачу бабки, и крандец. Зачем осложнять себе жизнь любовью, когда достаточно секса? Я не знал ответа на этот вопрос и заказал еще один «Негрони».
37
Последний разик мы исполнили вдвоем, в машине.
Рикардо перехватил меня буквально на выходе из кабака, умоляя подождать его. Не знаю зачем, но я
