— мудрая искушенная женщина, занимающаяся изучением темы нравственного выбора, — сумела понять и оправдать меня, значит, может быть, и мои родители смогли бы.
Только им не все известно про тот день.
Мама с папой никогда не спрашивали, где находилась я, когда Бекки выпала из окна. Они просто решили, что я была дома в другой комнате.
Специально я им не лгала. Но был один момент, в больнице, когда я могла бы сказать правду. Пока врачи занимались Бекки, мы с родителями ждали в приемной отделения экстренной помощи.
— Ох, Бекки, Бекки. Зачем же ты играла у этого окна? — горестно недоумевала мама.
Я посмотрела в покрасневшие от слез, полные страдания глаза родителей и промолчала.
Я не знала, что та моя недомолвка с каждым годом будет расти и шириться.
Не знала, что то упущенное мгновение воздвигнет непреодолимый барьер между мной и моими родными.
Но доктор Шилдс теперь знает.
Я замечаю, что вожу пальцем по краю пустого бокала и убираю со стола руки. Ко мне подходит официант.
— Еще вина, мисс? — спрашивает он.
Я качаю головой.
Мой следующий сеанс у доктора Шилдс состоится через два дня.
Интересно, она снова будет расспрашивать меня о том происшествии, или я рассказала ей достаточно?
Я лезу в сумку за кошельком, и рука моя цепенеет.
Для чего достаточно?
Еще минуту назад я испытывала облегчение от того, что доктор Шилдс владеет информацией, которую я скрываю от родных вот уже пятнадцать лет, но теперь эта мысль не несет утешения. Возможно, профессионализм и красота доктора Шилдс ослепили меня и притупили мой инстинкт самосохранения.
Я почти забыла, что я всего лишь Респондент № 52, подопытный кролик в ее исследовательской работе. Мне платят за то, чтобы я делилась своими самыми сокровенными секретами.
Что она планирует сделать со всей этой частной информацией, которую я ей выдала? Я подписывала соглашение о конфиденциальности, а она — нет.
Официант возвращается к моему столику, я расстегиваю кошелек. И вижу яркую голубую визитку, которую сунула между купюрами.
Несколько секунд я смотрю на нее и затем медленно вынимаю из кошелька.
«Завтрак с утра до вечера», гласит надпись на лицевой стороне.
Я вспоминаю, как проснулась на диване Ноа и увидела, что меня заботливо укрыли одеялом.
Переворачиваю визитку. Ее острый уголок царапает мою ладонь.
«Тейлор», — начеркал Ноа крупным квадратным почерком.
Я бросаю взгляд на его записку, в которой он предлагает угостить меня гренками.
Но я не поэтому смотрю на визитку.
Внезапно я понимаю, каким образом можно больше узнать о докторе Шилдс.
Глава 14
4 декабря, вторник
Вишневые нотки «Пино Нуар» растопили ощущение леденящей ободранности, которое оставила поездка домой.
Подрумяненный ломтик говяжьего филе и запеченная на гриле спаржа выложены на фарфоровую тарелку, по сторонам от которой лежат тяжелые серебряные столовые приборы. Звучит фортепианная музыка Шопена. Это единственное блюдо я несу на один конец прямоугольного стола из полированного дуба.
Прежде ужины здесь выглядели по-другому. Их готовили на шестиконфорочной плите «Викинг» и украшали веточками свежего розмарина или листьями базилика, которые выращивали в ящике на подоконнике.
Обеденный стол предназначен для двух персон.
Протокол психологического исследования отложен; сегодня вечером невозможно вникнуть в смысл убористо написанных слов.
Стул по другую сторону стола, где некогда сидел мой муж Томас, остается незанятым.
* * *
Все, кто знакомился с Томасом, проникались к нему симпатией.
Он появился однажды вечером, когда свет, помигав, погас и здание погрузилось в темноту.
К тому времени прошло всего несколько минут, с тех пор как последний пациент, мужчина по имени Хью, покинул мой кабинет. Люди обращаются к психотерапевтам по разным причинам, но его мне так и осталась неясна. Хью производил впечатление весьма странного человека — и внешне, и по своим привычкам: у него были резкие черты лица, он вел бродячий образ жизни.
Несмотря на свою непоседливость, он был зациклен на вещах, о которых рассказал раньше.
Выдворить его из кабинета было нелегко: он всегда требовал, чтобы сеанс продлился дольше.
А попрощавшись, он никогда не уходил сразу: топтался за дверью пару минут, и только потом слышались его удаляющиеся шаги. После ухода Хью его едкий запах еще долго висел в приемной — напоминание о том, что он там задержался.
Поэтому в тот вечер, когда весь дом окутал мрак — погасли даже внешние огни, за окнами, — естественно было предположить, что к этому причастен Хью.
В темноте проявляются худшие качества человеческой природы.
А Хью на том приеме было сказано, что сеансы психотерапии нужно прекратить.
Где-то вдалеке завыли сирены. Шумы и отсутствие освещения создавали дезориентирующую атмосферу.
Теперь, чтобы выйти из здания, нужно было спуститься по лестнице. Часы показывали семь — довольно позднее время, все остальные офисы уже позакрывались.
Люди в этом доме жили, но их квартиры находились на четвертом-шестом этажах.
Единственным источником света на лестнице являлся экран моего телефона, единственным источником звука — цокот моих каблуков.
И вдруг откуда-то сверху стала спускаться вторая пара шагов, более тяжелых.
Меня охватил ужас: участилось сердцебиение, закружилась голова, грудь сдавило от боли.
Упражнения на дыхание помогают только в тех случаях, если нет приступа паники.
А я была в панике.
Светящийся экран моего телефона возвестит о моем присутствии. Бежать в полнейшей темноте опасно — можно упасть. Но риск был оправдан.
— Привет? — раздался низкий мужской голос.
Он принадлежал не Хью.
— Что случилось? Должно быть, электричество отключили, — продолжал мужчина. — С вами все хорошо?
Его дружелюбие и внимательность действовали успокаивающе. Весь следующий час, пока мы добирались до моей квартиры, он не отходил от меня ни на шаг.
В судьбе каждого человека есть поворотные моменты, которые формируют и в конечном итоге цементируют его жизненный путь.
Материализация Томаса стала одной из таких определяющих встрясок.
Через неделю после отключения электричества мы с ним пошли ужинать в ресторан.
Через полгода мы с ним поженились.
Все, кто знакомился с Томасом, проникались к нему симпатией.
Но влюбиться в него суждено было только мне.
Глава 15
4 декабря, вторник
В моем распоряжении меньше двух суток, чтобы найти Тейлор.
Она — единственная ниточка, связующая меня с доктором Шилдс. Если я сумею отыскать Тейлор до следующего сеанса у доктора Шилдс, назначенного на пять часов вечера во вторник, мне не придется идти туда вслепую.
Покинув французский ресторан, я нахожу в своем телефоне номер Тейлор и пишу ей эсэмэску: «Тейлор, это Джесс из «БьютиБазз». Перезвоните мне,
