Оглушающе, так, что задребезжали фужеры, грянул оркестр. Потом пухлый певец в серебристом костюме вяло спел две цыганские песни.
Официант, почувствовав, что его клиент горит желанием гульнуть, развернулся довольно быстро. Нашлась и бутылка марочного коньяка. Низко склонившись к Семену, официант шептал ему, одновременно ловко раскладывая на столе закуски:
— Попросил у буфетчика. Коньяк из его энзе. Только для вас. И боржомчик. Пришлось этикетки содрать, чтобы не привлекать внимание…
Слушая вполуха шепот официанта, Бугаев начинал тревожиться, думая о том, что время идет, а Жогин сидит за своим столиком, словно истукан, даже головы не повернет. Может, не видит его?
Молоденькая, с приятной доброй мордашкой певичка запела любимую песню Семена про то, как кружатся над городом желтые листья. «Не прожить нам в мире этом без потерь, без потерь, не уйдет, казалось, лето, а теперь…»
— А теперь, а теперь! — подпел негромко Семен. С соседнего столика на него шикнула полная блондинка, но в это время певичка, задорно пританцовывая на эстраде, прибавила темп: «…Листья желтые над городом кружатся». Оркестр грянул громче. Посетители начали вставать из-за столиков и потянулись к небольшому пятачку перед эстрадой. Танцевать.
— Семен Иванович! — услышал Бугаев голос Жогина и обернулся. Жогин приветственно махал ему рукой.
— Жека, кирюха! — с неподдельной радостью крикнул Бугаев. — Давай сюда!
Жогин посмотрел на своего соседа и развел руками, словно бы говоря: неудобно, я тут не один.
— Давайте оба! — силясь перекричать оркестр, позвал Бугаев. Но Жогин, наверное, не расслышал и только еще раз развел руками. Семен видел, как парень, наклонившись к Жогину, быстро спросил его о чем-то. Наверное, поинтересовался, что еще за знакомый тут выискался. Жогин начал объяснять, и по его жестам Бугаев понял, что характеристику он выдает ему самую лестную. «Ну, артист, — подумал Бугаев. — Разыгрывает все как по нотам». Он всегда считал, что тюрьма и колония из любого человека делают артиста. Не могут не делать, потому что в заключении каждый час, каждую минуту, лавируя между тюремным начальством и прожженными, способными на все рецидивистами, человек вынужден лицедействовать. И всегда, когда Семену приходилось иметь дело с побывавшими за колючей проволокой людьми, держал он в голове это казавшееся ему немаловажным обстоятельство. За что не раз получал замечания от Корнилова, считавшего, что настоящего человека никакая тюрьма не превратит в лицедея. «Настоящие люди в тюрьму не попадают», — всегда говорил в свою защиту Семен. Но он был молод и задирист. И не имел такого опыта, как его непосредственный начальник.
«Пока гремит оркестр, самое время для знакомства, — решил Бугаев. — Под шумок это лучше получается». Он взял бутылку коньяка в одну руку, блюдо с рыбным ассорти — в другую и, слегка пошатываясь, направился к столику, за которым сидели Жогин с рыжим парнем.
— Господа, — сказал он, излучая добродушие и желание угостить ближнего, — когда гора не идет… Женя… Ты знаешь, к кому не идет гора?
— Знаю, Семен Иванович, — улыбнулся Жогин. — Вы присаживайтесь. Мы с дружком тут сбежались накоротке. По рюмке принять. Не видались давно.
По тому, как заинтересованно скосился парень на Бугаева, Семен понял, что Жогин успел рассказать о нем главное.
«Косись, косись, — подумал Семен. — А мы тебе пока ноль внимания». И, обернувшись, отыскав глазами официанта, небрежно взмахнул рукой:
— Милый, не сердись на меня. Друга встретил. Благодетеля. Обслужи за этим столиком, — попросил он, когда официант подошел. Тот сочувственно кивнул.
— Закусочка у вас есть. И коньячку на первый раз хватит. А как шашлыки? Три?
— Конечно, три! — сказал Бугаев. — Жека, как твой кирюха? Язвой желудка не страдает? Ему шашлык врачи не запретили?
По тому, как у парня зарделись уши, Бугаев понял, что попал в точку и мысленно выругал себя.
— Как, Вася? — не слишком смело спросил Жогин парня. — Ударим по шашлычку? Семен Иванович — свой человек.
Парень посмотрел на часы, потом на Бугаева. Помедлил с ответом, словно сомневался, стоит ли затеваться. Потом сказал:
— Можно и по шашлычку.
Бугаев стал разливать коньяк, но парень прикрыл свою рюмку ладонью.
— Не буду мешать, допью водку. — Голос у него был красивый, бархатный. Располагающий. Когда он говорил, Бугаеву почудилось, что перед ним два разных человека. Так разителен был контраст бесцветного, плоского лица и красивого голоса.
— Как ты меня, Женечка, выручил, — сказал Семен, когда они выпили. И обнял Жогина. — Женька — золотая ручка! — обернувшись к парню, восхищенно поцокал языком и объяснил: — Мотор у моей старой лайты починил. Да как! Был ржавый, стал новый. Она у меня, бедненькая, пять лет по мне скучала… — он насупился, словно понял, что сказал лишнее, и строго посмотрел на парня.
Тот сидел спокойно, только пальцы правой руки у него двигались, разминая хлебный мякиш. «Похоже, и ты срок имел», — подумал Бугаев.
Жогин вздохнул. Сказал с сожалением:
— А теперь, Семен Иванович, на работе так прижали, что нужной железки не возьмешь без разрешения, не то чтобы…
— Я, значит, у тебя последним клиентом оказался? — усмехнулся Бугаев. — За это выпить надо. Вот ведь подвезло мне!
Парень со злостью запустил хлебным катышем под ноги танцующим.
— Ты, Жека, бросал бы заводскую пахоту. В какой-нибудь ширпотреб устроился, — сказал Бугаев. — Телевизоры ремонтировать. Или сейфы. — Он захохотал, а Жогин насупился.
— Молчу, Жека, молчу, — примирительно сказал Бугаев. — Вольному — воля, спасенному — рай. Зарабатывай характеристику. Никто тебе плохого слова не скажет, ты закон знаешь, старыми корешами не брезгуешь. — Он опять сурово посмотрел на парня. Тот усмехнулся и пожал плечами, словно бы соглашаясь с Семеном.
— А то, что прижимать сейчас стали — пройдет, — продолжал Бугаев. — Вспомни, как у нас… — он словно бы хотел сказать: «у нас в зоне», да вовремя поостерегся постороннего, только заговорщицки подмигнул и взялся за бутылку. Водки уже не было. Семен хотел налить парню коньяку, но тот снова прикрыл ладонью рюмку. Бугаева все время настораживало молчание парня, незаметное, исподтишка, приглядывание и особенно легкая снисходительная ухмылка, время от времени кривившая его тонкие бескровные губы. Семен никак не мог понять — то ли парень не верит всей его трепотне, то ли просто подсмеивается над загулявшим человеком.
— А я, Жека, новой хатой обзавелся, — сказал Семен, с аппетитом принимаясь за шашлык. — С твоей легкой руки кооператив приобрел. Пришлось, конечно… Сам понимаешь! И телефон теперь есть. Позвони мне завтра-послезавтра. Я ведь еще у тебя в должниках хожу, — он вынул из пластмассового стаканчика пачку бумажных салфеток и написал номер.
— Семен Иванович, — вдруг тихо спросил Жогин, — а вы не могли бы вернуть мне… тот набор, что я для вашей лайты сделал? А, Семен Иванович? Тугрики у меня все целы. Хоть завтра готов привезти, куда скажете. И долг ваш спишется…
Бугаев видел, как напрягся рыжий. Хоть и опустил глаза, словно примериваясь, в какой кусок шашлыка воткнуть вилку.
— Да ты что? — удивился Семен. — Анаши накурился? Может быть, покаяться решил и в цехком отнесешь? Или еще куда подальше? — Теперь он уже не пытался играть в жмурки с рыжим парнем. Просьба Жогина оправдывала его ярость.
— Тише вы, Семен Иванович, — умоляюще посмотрел на него Евгений. — Официант так и крутится вокруг нас.
— И пусть крутится! — отрезал Бугаев. — Должен крутиться, когда люди гуляют. А ты…
— Да сдуру это я, — оправдывался Жогин. — Не подумал. Выкручусь. Не берите в голову. Хотел дяде подарить ко дню рождения. Он у меня любит по металлу работать, хоть и пенсионер. А день рождения скоро… Ну, черт меня за язык дернул. Выкручусь я.
— Эх, и шашлычок! — вдруг повеселев, сказал парень. — Во рту тает. Я такие только в Сухуми ел. Под этот шашлычок можно и коньяку пригубить.
— Давно бы так, — хмуро пробурчал Бугаев и налил ему коньяк в фужер, а на протестующий жест рыжего сказал: — Да в рюмке водкой весь аромат перебьет.
Они выпили, и Семен сказал уже чуть подобревшим голосом:
— Ну, Жека, ну, Жека…
— Женя — кореш свойский, — защитил Жогина рыжий. — Зря ты, Семен Иванович, на него бочку покатил. Пошутил человек…
«Ишь ты, запомнил, как зовут, — подумал Семен. — Наверное, и телефон запомнил». И тут же увидел, как рыжий взял верхнюю салфетку из пачки, на которой Бугаев записал номер телефона для Евгения, деликатно вытер ею губы и, сложив вчетверо, незаметно подсунул краешком под тарелку.
Первым поднялся рыжий.
— Женя, не хочешь прогуляться? — спросил он Жогина.
— Куда? — не понял тот.
— В гальюн.
Жогин кивнул и тоже поднялся.
