Наджиб
Начиная с 1985 года мне пришлось напрямую встречаться и непосредственно работать с высшими руководителями правительства, армии, Царандоя и службы безопасности Афганистана. В том числе появилась возможность узнать лично и только что избранного Генерального секретаря ЦК НДПА Наджибуллу. До этого избрания он возглавлял службу безопасности (Службу государственной информации).
Первые же рабочие встречи с Наджибом укрепили мое мнение о том, что этот человек обладает живым умом. Он хорошо ориентировался в ситуации как в Афганистане, так и в соседних странах — Пакистане, Иране и Китае.
Властолюбивый и не терпящий каких-либо возражений принципиального характера от своих подчиненных, он знал, на что идет.
Наджиб имел достаточно ясное представление об афганской армии. Думаю, он не обманывался относительно потенциальных возможностей своих военных. Сочетание авторитета среди афганцев, эрудиции, силы воли, настойчивости и хитрости выгодно отличало его от предшественников. Последний президент ДРА не терял присутствия духа и оптимизма даже в самых критических ситуациях.
Вместе с тем нужно сказать и о том, что как глава государства Наджиб постоянно имел мощную поддержку советских специалистов. В его окружении работали настоящие профессионалы.
Вопросы военной политики с Наджибом решал в основном главный военный советник. Периодически с ним встречались представители Оперативной группы Министерства обороны СССР и командования 40-й армии.
С партийными советниками я практически не встречался, за исключением последнего — Виктора Петровича Поляничко. Но и по тому объему вопросов, в решении которых Поляничко принимал непосредственное участие, можно сделать вывод, что на плечах командированных в Афганистан партийных работников лежал немалый груз. Разработка основных направлений государственной политики, отношения с пуштунскими племенами, прикрытие афгано-пакистанской границы, бесперебойное снабжение провинций продовольствием и товарами первой необходимости, призыв на службу и комплектование вооруженных сил Афганистана, политика национального примирения — ни один вопрос не решался и не мог быть решен без участия советских.
Координировал деятельность всех ведомств, которые имели своих представителей в Афганистане, советский посол. Как руководитель дипломатического представительства он был главным проводником политики СССР в Афганистане. Остальные ведомства выполняли свои частные задачи.
Я встречался с Наджибом только для решения конкретных военных проблем. Поскольку его настойчивые просьбы о проведении боевых действий, как правило, находили отклик и в МИДе, и в КГБ, и на Старой площади, то мне приходилось согласовывать лишь техническую сторону предстоящих операций. В частности, мы определяли количество афганских войск, которые будут принимать участие в боевых действиях, их задачи и уточняли район проведения той или иной операции.
Встречи проходили в здании ЦК НДПА, расположенном в самом центре Кабула. Резиденцию постоянно охранял батальон советских десантников. Достаточно жесткий режим обеспечения безопасности был установлен офицерами КГБ и в самом здании. Прибывавшие к Наджибу люди предварительно тщательно проверялись, у них изымалось оружие. Несмотря на обаяние Наджиба, разговаривать с ним было непросто. Он немного косил. Это создавало определенный дискомфорт. Я никогда не был уверен в том, что Наджиб вникает в предмет разговора, а не смотрит в сторону и не думает о чем-то другом. Однако как только он улавливал это напряжение, то очень умело снимал его двумя-тремя фразами.
Любопытная деталь. Наджиб всегда начинал беседу с того, на чем она завершилась в прошлый раз. Может быть, у него была специальная картотека или ему об этом напоминали помощники. Так или иначе, но разговор получал свое логическое продолжение.
Встречаясь с руководителями Афганистана и наблюдая за их работой со стороны, меня не покидало чувство, что это все люди временные. Сегодня один, завтра — другой. По всему было видно, что ненадолго это все. Мы хотели навязать Афганистану свой образ мыслей, свой образ действий, свой образ жизни. По горизонтали и по вертикали. Начиная с главы государства и заканчивая последним дехканином в самой дальней провинции страны. У меня и моих помощников то и дело возникали мысли — зачем вообще мы поставляем в Афганистан такое огромное количество техники, вооружений, материальных средств? Зачем это все, для чего? Ведь отчетливо было видно, что афганский народ не воспринимает это все, «новая жизнь» простым афганцам была не нужна. Руководство Афганистана было нам, конечно, благодарно за интернациональную помощь. Но у этой благодарности была своя подоплека: они прекрасно понимали, что находятся у власти только благодаря нам, благодаря нашей помощи. Поэтому они буквально смотрели нам в рот, четко выполняя то, что мы им советовали и предлагали.
Руководство Афганистана отдавало себе отчет в том, что главные лица в стране те, кто имеет силу. Они четко проводили границу между огромным количеством наших представителей в Кабуле по очень простому принципу: у кого сила, тот и важнее. На первом месте, безусловно, находился командующий 40-й армией, хотя по рангу он не был самым старшим среди наших военных в Афганистане. Однако командующий обладал огромной реальной военной силой. На второй ступеньке находились представители КГБ, потому что у них также были свои возможности повлиять на обстановку.
В тупике
Находясь в Кабуле в качестве представителя начальника Генерального штаба и подключившись к решению вопросов на самом высоком уровне, я окончательно убедился, что все решения относительно Афганистана принимались в Москве. И не в стенах Министерства обороны СССР или Генерального штаба, а на высшем государственном и партийном уровне. Прежде всего — в Комиссии Политбюро по Афганистану. В ее основной состав входили председатель КГБ, министры обороны и иностранных дел, а также заведующий Международным отделом ЦК КПСС Б. Н. Пономарев. Все просьбы руководства Афганистана, в том числе и личные, отправлялись в Москву. Нередко этим очень ловко пользовались и некоторые советники, пытаясь решить ту или иную возникшую у них проблему.
Прежде всего это касалось поставок вооружений, техники, грузов гражданского назначения. Сотни тысяч тонн сахара, муки, зерна… Все это, образно говоря, в Афганистан шло валом. Естественно, афганские лидеры жили тогда как у Христа за пазухой. Имея поддержку такого мощного соседа, выполнявшего все их прихоти, они в полном смысле этого слова упивались властью. Афганцы отлично понимали, что могут высказать любое желание и не услышат отказа. Не проходило и месяца, чтобы от них не поступала просьба, скажем спланировать и провести боевые действия против какого-нибудь очередного выдуманного ими врага. Командование Ограниченного контингента советских войск в Афганистане этому сопротивлялось. Я не могу сказать что-то конкретное о специалистах по экономике и дипломатии, но мы, военные, сопротивлялись решительно. Уже тогда, имея пятилетний опыт ведения боевых действий в Афганистане, командование 40-й армии четко представляло себе, что все касающееся подготовки и проведения войсковой операции ляжет на плечи советских солдат и офицеров. Никакие самостоятельные боевые действия афганская армия не вела. А если и вела, то можно было не сомневаться, что толку от них будет мало и в конечном итоге все равно придется бросать на помощь силы 40-й армии. Командование 40-й армии делало все возможное для того, чтобы не идти на поводу у афганского правительства и не ввязываться в те операции, которые нами запланированы не были.
