первый этаж, в спальню родителей, где дожидаюсь появления кого-то из вас.
— Отлично. Если больше ни у кого нет вопросов, — Холмс взглянул на напряженно слушающего Волкова, — можем идти.
Платон приоткрыл входную дверь и скользнул внутрь, не зажигая свет. Холмс и Волков старались не отставать. Они прошли через большую гостиную и оказались на лестнице, ведущей на второй этаж. В пролете Платон на секунду замер, прислушиваясь, а затем стал подниматься гораздо медленнее, ступая с особенной осторожностью. Все трое бесшумно достигли двери ближайшей к лестнице комнаты, юноша толкнул ее и впустил Холмса и Волкова. После этого он так же тихо закрыл за ними дверь и растворился в темноте.
В небольшой комнате все предметы были хорошо различимы благодаря уличному освещению, и Холмс молча указал майору на стул в метре от стола. Сам он устроился на другом стуле, который предусмотрительно был поставлен прямо возле двери. Холмс достал телефон и, зажав его в скрещенных ладонях, приготовился ждать. Майор сидел напряженно, с прямой спиной, и не отрываясь глядел на хищный профиль Холмса, ожидая сигнала.
Из-за стенки время от времени раздавались поскрипывания и постукивания, изредка доносились узнаваемые мелодии телевизионных заставок, предваряющих рекламную паузу.
Наконец все стихло. Буквально сразу же у Холмса засветился экран телефона. Он молниеносно ткнул в него пальцем и убрал телефон в карман. Затем, достав из другого кармана фонарик, показал жестом Волкову, чтобы тот сделал то же самое.
— Ждите! — прошелестел голос Шерлока, и он бесшумно выскользнул за дверь.
Волков не успел даже рта раскрыть, дернулся было подняться, но опомнился и снова замер, лихорадочно соображая, чего именно следует ждать.
Какое-то время ничего не происходило. Но вот наконец свет снаружи погас. В этот день небо было затянуто тучами, луна не появилась и комната погрузилась в кромешную тьму. Волков инстинктивно сжал в руке фонарь.
Еще некоторое время было тихо, затем где-то совсем близко раздалось едва слышное позвякивание. Вскоре колокольчик затих, но за ним зазвенел второй, будто бы немного в другой тональности. Затем третий, потом несколько сразу; звук нарастал, нагнетая ощущение тревоги. За стеной начало что-то происходить, но было непонятно, что именно. Колокольчики неожиданно резко, в одно мгновение, оборвались, и сразу за этим раздался звук развевающегося на ветру флага или какого-то другого плотного материала. Шум за стеной усилился, до слуха донеслись отчетливые быстрые шаги, и в коридоре громыхнуло, словно кто-то дернул ручку запертой двери. Грохот повторился. Волков вскочил со стула, но замер в нерешительности.
Дверь грохотнула еще раз, и снова раздался звук развевающейся материи где-то совсем рядом. В соседней комнате опять послышались быстрые шаги. Затем наступила непродолжительная тишина, но вот человек за стеной снова добрался до двери и начал молотить в нее руками:
— Платон!!! — донесся искаженный страхом крик. — Плат-о-о-о-н!!!! — орал кто-то во всю глотку. Затем в дверь ухнуло что-то тяжелое и вновь воцарилась тишина, продолжавшаяся не более двух минут.
— А-А-А-А-А-А-А!!! — неожиданно раздался нечеловеческий вопль. — А-А-А-А-А-А-А!!!
— Вперед! — скомандовал сам себе Волков, зажег фонарик и в два прыжка оказался в коридоре. Мелькающий свет выхватил возле соседней двери стул, подставленный к ручке и блокирующий ее снаружи. Майор ФСБ одним движением ноги отбросил стул в сторону и рванул ручку. Прямо на него обрушилось грузное тело Константина Ставского в одном нижнем белье, он судорожно глотал ртом воздух. Майор пошатнулся и непременно бы упал, если бы не Ватсон, подоспевший невесть откуда и выставивший вперед плечо, подперев тем самым Волкова.
— Это я, — прохрипел финансист, вцепляясь мертвой хваткой в Волкова. — Я убил Бориса и Ле… Леру… — Спазм все не отпускал горло Ставского, он едва мог говорить, и Ватсон забеспокоился, не хватил ли того инсульт. Он обратился к Волкову: — Спускаем его вниз. — И завел руку финансиста себе за шею, придерживая за заплывшую жиром талию.
— Я… хочу дать… показания… — слабым голосом прохрипел Константин. — Я… убил их обоих… рогатый бог…
— Считай, что уже дал, — проворчал Волков, принимая на себя тело Ставского с другой стороны.
Константин попытался оглянуться на свою темную комнату, но грива распущенных вьющихся волос мешала ему.
— Там… там… — бормотал он.
Однако подхваченному с двух сторон под руки Константину ничего не оставалось, кроме как стараться не упасть.
Троица относительно быстро добралась до гостиной, где их уже ждал Холмс, которого выдавал луч фонарика, скользящего по стенам комнаты.
Перепуганного Ставского опустили в кресло, Шерлок чиркнул зажигалкой, и минутой спустя пространство озарилась неровным тусклым светом шести свечей.
Холмс подошел к креслу и встал перед Константином. Тот поднял на него круглые от пережитого ужаса глаза. Нижняя губа словно еще увеличилась в размерах, и сейчас отвисала так низко, что можно было разглядеть сине-красные прожилки на ее внутренней поверхности.
— Я готов дать признательные показания, — прошамкал Константин, забыв о необходимости поджать губу. Он окинул взглядом свои белые голые ноги, покрытые редкой порослью. — Я совершил убийство и готов все рассказать… Только, пожалуйста, принесите какую-нибудь одежду.
Холмс взглянул на Ватсона:
— Джон, пожалуйста, посмотри наверху.
В молчании дождались, пока вернется Ватсон. Константина била дрожь, он постоянно тер шею и время от времени с ужасом смотрел на свои руки. Доктор протянул ему махровый халат. С трудом поднявшись, Константин обернулся им и, словно у него подкосились ноги, рухнул обратно.
Джон отошел к окну, Волков с диктофоном в руке встал справа от кресла, Холмс взял стул и устроился напротив Ставского, закинув ногу на ногу, а руки сложив домиком.
— Включаю запись, — сказал Волков.
— Я, Константин Ставский, находясь в здравом уме и трезвой памяти, делаю заявление о том, что… что совершил убийство своего брата Бориса Ставского и его жены Валерии.
— Ты не в ЗАГСе клятву даешь, — прервал финансиста Волков. — Рассказывай своими словами.
Константин поджал нижнюю губу и продолжил:
— Мы с братом и его женой условились встретиться в нашей гостинице как обычно, покурить кристаллы. Так называется экстракт из секрета околоушных желез колорадской жабы… Я лично заряжал трубки, им сделал концентрацию гораздо выше, чем себе. Намного выше. Чуть позже, когда они забылись на полу, я подошел и перерезал им вены лезвием одноразовой бритвы, которое взял из набора в ванной. Когда они истекли кровью и пульс уже не прощупывался, я взял камень, который принес с собой, и начал наносить удары, начав с области перерезанных вен.
— Вы пропустили одно действие, — сказал Холмс. — В то время пока ваш брат и его жена умирали от потери крови, вы вдохновенно рисовали на стене.
— Это правда, — Константин неожиданно посмотрел на Ватсона. — Вы оценили мой рисунок?
