Потом шмальнул еще раз в башку ротвейлеру, который, впрочем, и без того уже не подавал признаков жизни.
Поднимаясь по ступеням, сделал контрольный в голову другому охраннику.
И тут же, прикрывая тылы Карахана, устремился внутрь этого похожего на крепостное сооружение дома.
В коридор через неплотно закрытую дверь одного из помещений первого этажа доносились — вполне явственно — мужские голоса.
Когда вслед за ним в коридор проник Волков, Герман сначала приложил палец к губам, затем кивнул в сторону дверей, за которыми сейчас находились как минимум двое.
Оттуда же доносился какой-то невнятный бубнеж (кажется, там был включен телевизор, но громкость его приглушена).
Волков тихонько просквозил мимо него и занял позицию в конце коридора, возле лестницы, ведущей на второй этаж дома.
Те двое, что находились сейчас в помещении столовой, явно не слышали той возни, что происходила только что у парадного, и пока ни о чем не подозревали.
— Это же сущий беспредел, Валера! — донесся из-за неплотно закрытой двери чей-то грубый голос. — Тему, говорят, на циркулярке, как кабана, пополам распилили! Цех был весь кровищей забрызган… как на бойне!
— Ничего, Саня, разберемся! — ответил ему другой. — Сам видишь, пошли какие-то напряги, но это временно!
— Москвичку эту, наверное, все равно в расход выведут?
— Начальство решит. Скажут исполнить ее — сделаем!
— А потом займемся теми отморозками, что так жестоко приговорили Тёму Завадского…
— Мы это дело пробьем, Саня, не сомневайся… На лоскуты порежем! Я в общем-то и сейчас догадываюсь, кто за всем этим может стоять. Лучше бы я ему не ствол с бабками подложил, а растяжку в его хате поставил! Что-то перемудрили здесь умники, мать их так!
Герман скосил глаза на Волкова. Тот жестом показал ему, что он может действовать. В наплечной кобуре Кара-хана, оттягивая правое предплечье, затаился до поры тяжелый двадцатизарядный «стечкин». От кругляша ПБС, навернутого на дуло «Калашникова», все еще не остывшего после недавней стрельбы, несло кисловатым запахом пороха и железной окалиной.
— Чего-то смена опаздывает, — донеслось из-за двери. — Непорядок, однако.
— А какая нам с тобой разница, Саня? У нас-то с тобой ненормированный рабочий день.
Ломов уставился на человека, который неожиданно вырос на пороге столовой, где они на пару с Фоминым уминали бутерброды с ветчиной, запивая еду чаем из больших полулитровых кружек.
Фомин, сидевший спиной к дверям, резко обернулся и тоже, бледнея на глазах, уставился на Карахана.
— Значит, Фомин, это ты мне «беретту» подбросил?! — спросил Карахан, дав возможность каждому из присутствующих здесь заглянуть поочередно в черный зрак его «калаша».
Он сделал пару шажков в сторону (Миша, остававшийся в коридоре, теперь держал через дверной проем на мушке Ломова), не спуская глаз с Фомина, под левой мышкой которого торчала рукоять пистолета.
— Кто меня подставил?! — не повышая голоса, спросил Герман. — Кто отдал приказ?! Стреляю на счет «три».
— Э-э-э… Карахан… давай поговорим, — рыскнув глазами на Волкова, чья фигура ему хорошо была видна через дверной проем, Фомин, сузив глаза, вновь уставился на Германа. — Ты же в Конторе работаешь… на государственной службе…
— Раз…
— Ну ты ж не бандит, в натуре?!
— Два…
— Черняев! — выпалил Фомин, весь как-то напружинившись, словно перед броском. — Верь мне!
— Знаю! Кто заказал, я спрашиваю!
Фомин смотрел уже не ему в глаза и не в черное отверстие глушителя, а на палец Карахана, который плотно обжимал спусковой крючок.
— Через Шацкого все шло! — выпалил Фомин. — Кто-то из верхов вашу Контору заказал!
В следующую секунду Ломов, утробно зарычав — в своей прошлой жизни он наверняка был тупым ротвейлером, — вскочил из-за стола, пытаясь одновременно с этим вырвать из кобуры свой пистолет.
Фомин тоже вскочил на ноги, рывком пытаясь уйти влево, подальше от дверного проема — откуда в его приятеля уже полетели раскаленные кусочки свинца, — и тоже попытался обнажить ствол…
Помещение столовой наполнилось звуками частых, злых, упругих хлопков. Всадив по инерции «контрольку» в голову Фомину, Карахан едва не сплюнул от досады себе под ноги.
— Черт!.. — пробормотал он. — Про москвичку-то я забыл у них спросить…
Отправив Волкова постоять на стреме, Карахан принялся в темпе осматривать дом.
На двух верхних этажах свет отсутствовал, и там, кажется, не было ни одной живой души.
Едва он спустился на первый этаж, как вновь нарисовался Миша Волков и передал ему связку ключей, которую он обнаружил при охраннике, которого Герман завалил на ступенях дома.
Под этим мрачноватым особняком был еще как минимум один подземный этаж, но Герман все ж решил сначала проверить те из помещений первого этажа, чьи двери оказались запертыми.
Таких помещений здесь было два.
Найдя в связке нужный ключ, Карахан открыл одну из двух этих дверей. За ней оказался двухметровый предбанничек, а дальше… дальше запертая на ключ решетка, за которой в помещении, лишенном окон, виднелись стеллажи с оружием и стол для чистки оружия.
«Нич-чего себе! — удивился Карахан, включив свет. — Да у них здесь, похоже, целый арсенал… »
Заперев обратно оружейную комнату — вот тебе и «частное агентство»! — он подошел к другой запертой двери и стал искать в связке ключ, который подошел бы к дверному замку.
Нашел…
Отперев эту дверь, он оказался в таком же примерно крохотном предбаннике, который видел в оружейной комнате.
Но вместо металлической решетки он увидел здесь еще одну дверь. Причем заперта она была не только на ключ, но еще и на задвижку со скобой, в которую при желании можно было продеть дужку амбарного замка…
Услышав скрежет проворачивающегося в замке ключа, Анна поднялась с кресла и замерла.
Еще раньше она сняла спортивный костюм — ничего ей от этих выродков не нужно! — и переоделась в пусть и не очень чистую, но все же свою, родную одежду. "
Вместо вертухая или того же Фомина она вдруг увидела на пороге того, кого ну никак не ожидала здесь увидеть!
Это был первый за последние почти полтора суток человек, которого она видела без маски, если, конечно, не считать Володю Маркелова.
У нее все оборвалось внутри.
— Значит, и вы с ними заодно… Иван Иванович, — сказала она, облизнув пересохшие губы. — А я-то, дура…
Карахан, продолжая глядеть на нее, повесил «калаш» на плечо.
— Меня зовут Герман, это во-первых, — сказал он, подойдя к ней поближе. — Во-вторых, я не с ними. В-третьих, это именно у меня вы просили о помощи! Обстоятельства, правда, несколько подзадержали меня.
— Так вы… — чувствуя, как клипу прихлынула кровь, сказала Зеленская, — вы меня отсюда заберете?!
— Да, Анна. Все будет хорошо. — Впервые за последние часы улыбка тронула его губы. — Ваш напарник уже на свободе. А теперь мы и вас вывезем в безопасное место.
Глава 35
ГНУСНАЯ РОССИЙСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
(ВМЕСТО ХЕППИ-ЭНДА)
Воскресенье
Ехали они куда-то почти всю ночь. Куда именно лежал их путь, Зеленская в точности не знала. Не то чтобы двое этих мужчин отказывались отвечать на ее вопросы. Нет. Просто она сама их ни о чем не спрашивала. И вообще она проспала, кажется, всю дорогу. Сначала они ехали на джипе. Во всяком случае, она там очнулась, пришла в себя. Она смутно помнит, что Герман вынес ее из дома на руках. Потому что ноги она сама в тот момент не могла передвигать (они почему-то стали ватными). «Закройте на минутку глаза, — сказал Герман. — Не надо вам этого видеть… »
Она — закрыла. И так и не увидела того, чего, по мнению Германа Карахана, она не должна была видеть.
Но от Германа, как и от его друга, теперь пахло не хорошим мужским одеколоном, а порохом и железной окалиной. Так что они, наверное, правы: лучше ей не видеть и не знать того, что сопутствовало ее освобождению из «плена». Они как минимум трижды меняли транспорт. Поездка на джипе оказалась самой короткой. Проехав на нем всего ничего — километр или два, — они вдруг остановились в каком-то лесочке. Здесь они пересели из удобного комфортабельного джипа в гораздо менее комфортабельный грузовой фургон (Зеленскую усадили в кресло пассажира, рядом с водителем, про которого она знала лишь то, что его зовут Михаил). У нее слипались глаза, и она, кажется, сразу же уснула.
В этом сонном оцепенении она пребывала, наверное, около часа. Проснулась от того, что фургон остановился. Так бывает, когда путешествуешь поездом. Пока вагон слегка раскачивается, все спят на своих полках под перестук колесных пар. Но стоит составу остановиться на какой-нибудь станции, как тут же все просыпаются.
Из фургона они все втроем пересели в какую-то легковую машину. Мужчины здесь, кажется, сменили верхнюю одежду. Во всяком случае, от них уже не так сильно пахло порохом и железной окалиной. И куда-то пропали из виду два «Калашникова», которые до этого момента мужчины держали при себе.
