– Завтра с послами и вельможами пойдешь славить ханшу Туракину.
– Как славить?
– Сидеть на коне, пить кумыс и кричать хвалу, когда другие закричат.
– Кумыс?! – Ярослав пришел в ужас, все говение оказывалось напрасным, а он так старался.
– Ладно, вино пей, – смилостивился Орду.
Сбыслав уточнил: славить полагалось четыре дня, причем каждый день – в новом платье. У князя было три парадных наряда, но оказавшийся тут же Кирдяш обещал что-нибудь придумать.
На следующий день утром князь Ярослав выехал на коне с доброй сбруей славить Туракину. Со всех сторон к распахнутым настежь воротам ставки вдовой ханши ехали монгольские вельможи, и серебро так сверкало на сбруях, что князь приуныл. Однако быстро утешился и даже возгордился, убедившись, что он – единственный из всех иноземцев, удостоенный чести сидеть в седле. Остальные стояли на собственных ногах в тяжелых парадных одеяниях, млели и прели, но кричали слова хвалы, как только кто-либо из вельмож начинал вопить. Поорав, вельможи спокойно разговаривали друг с другом и все время пили кумыс. Гремели трубы, а как только они замолкали, начинались песни хора, спрятанного где-то за шатром. Потом очередной вельможа выкрикивал хвалебные слова, все – пешие и конные – подхватывали их, и все начиналось сначала.
В первый день вельможи были одеты в белые халаты, а действо продолжалось ровно четыре часа. На второй день они сменили одежду на темно-красную, а орали хвалу и пили кумыс на час меньше. На третий халаты оказались синими и хвала сократилась до двух часов. А на четвертый день Кирдяш ничего придумать не смог, и князю пришлось ехать в парадной шубе, а вельможи оказались в алых халатах. Ярослав прел в соболиной шубе под, как на грех, особо ослепительном солнцем. Правда, мука сия продолжалась всего час, после чего к хвалящим впервые вышла ханша Туракина. Постояла, послушала хвалу, махнула рукой, и ритуал был завершен.
– Только мне разрешили в седле сидеть, заметил? – с невероятной гордостью сказал князь Сбыславу. – Великая честь нам оказана. Великая!
Сбыслав уже обратил внимание на особую честь, сразу выделившую русского князя из множества послов и представительств иных стран. Это весьма насторожило его, и он постарался встретиться с Орду до того, как Гуюк повелит Ярославу явиться к нему.
– К князю Ярославу во Владимир приезжал личный посол Папы Римского прелат Доменик. Скажи об этом Гуюку. И добавь, что Ярослав в любое время может переметнуться к католикам.
Исполнительный Орду доложил, но Гуюк пренебрежительно отмахнулся:
– Навет, мой добрый Орду. Наши разведчики ничего об этом не сообщают, а им ли не знать. Завтра мы устроим православный молебен, а после него сразу же пригласим русского князя на беседу.
Утром к Ярославу примчался навечно перепуганный пономарь:
– Хан повелел молебен отслужить в свое здравие, великий князь!
– Одеваться! – князь хлопнул в ладоши. – И боярина ко мне. Живо!
Когда появился Сбыслав, Ярослав пребывал в торжественно-приподнятом настроении. Даже что-то гнусаво напевал под нос.
– Православный молебен в собственное здравие Гуюк заказал. Может, и вправду к нашей вере склоняется? То-то бы ладно было, как думаешь?
– Думаю, что им верить нельзя.
– Ну, с верой кто же играет? Чужого Бога обидеть – великий грех.
– К союзу против Бату он тебя склонять будет, князь Ярослав, – вздохнул Сбыслав. – Ничего не уступай, будь твердым, очень прошу.
– Ну, этот-то хан посильнее Батыя будет.
– А Батый – ближе. И с Невским у него дела неплохо складываются. И церкви наши да монастыри он от поборов освободил. Помни об этом, князь, ни на что не поддавайся.
Но Ярослав слушал уже вполуха. Великое княжение, ради которого он проделал далекий мучительный путь, было совсем рядом – руку протяни. И он уже протянул эту руку, он уже ощущал в ней сладкую тяжесть подтвержденного высокого звания, уже стращал им своенравных удельных владык, уже прокладывал новые торговые пути и выгодно женил своих младших сыновей…
Молебен во здравие будущего великого хана монголов прошел по полному чину, и князь Ярослав воодушевленно подпевал маленькому церковному хору. И Гуюк вместе с Орду отстояли всю службу, правда так и не сняв высоких ханских шапок и ни разу не перекрестившись. А как только закончилась служба и отец Евген благословил всех присутствующих, Гуюк молча кивнул Ярославу и сам откинул золоченую парчу входа.
В шатре Гуюк предложил князю вина, пил кумыс, вежливо расспрашивал о здоровье, как того требовал степной обычай. Закончив обязательное при переговорах вступление, сказал задумчиво:
– Здоровье семьи и ее достаток – что еще нужно благородной старости? А ей еще нужна уверенность в безопасности рубежей. Ей нужны поверженные во прах враги и трепет соседних народов.
«Так, – подумал Сбыслав, старательно переводя ханскую речь. – Он перешел к смыслу этой встречи».
– В старости особенно тщательно надо считать врагов.
– Христос учит прощать своих врагов, – смиренно вздохнул Ярослав.
– Прощать после того, как они покорно склонили свои головы перед тобою, – весомо сказал Гуюк. – И внимательно пересчитывать эти склоненные головы, чтобы никого не забыть. Ты пересчитал своих врагов, князь Ярослав?
– У меня врагов что грехов, а грехов что врагов.
Князь ответил маловразумительно, но Сбыслав постарался перевести его ответ в точности. И осторожно порадовался: ему показалось, что Ярослав вовремя заметил ловушку и сейчас всеми силами пытается ее миновать.
– Хороший ответ, – Гуюк тихо посмеялся. – Не оставляй же своих грехов во вьюках своих внуков. Знание своих друзей и точный счет своих врагов – поводья твоей победы. Понимаю, что это нелегко, потому что друзья улыбаются при свете солнца, а враги скалят зубы в ночи, но я искренне люблю тебя, великий князь, и искренне желаю помочь.
– Он назвал меня великим князем? – со счастливой, но пока еще неуверенной улыбкой спросил Сбыслава Ярослав. – Великим? Ты точно перевел?
– Я всегда перевожу точно, – сухо ответил толмач: ему очень не понравилось княжеское оживление.
– Значит, все решено? Он ведь не мог оговориться, правда? Слава тебе, Господи…
– Известно ли великому князю имя его главного врага?
То ли Гуюк понимал русский язык, то ли легко высчитал причину княжеской радости, а только далее он обращался к Ярославу как к великому князю, ни разу не позволив себе оговорки.
– Его имя – католическая Европа, и твой старший сын Александр это хорошо понял. У тебя не будет покоя, пока ты не поставишь сапог на шею своего врага. Помоги же своему сыну сокрушить крестовых рыцарей, великий князь.
– Европа очень сильна…
– Против нас двоих не устоит никто, – гордо сказал Гуюк. – В нашем государстве должно всходить и заходить солнце, так говорил мой великий дед Чингисхан. И оно будет всходить и заходить в нем, если мы протянем друг другу руку дружбы.
– Мой сын Александр изрядно потрепал рыцарей, но понес большие потери, – лопотал Ярослав, стремясь найти хоть какую-то причину, только бы не ввязаться в военный союз с Гуюком. – Наши дружины требуют новых людей, коней, оружия…
– Я дам тебе денег. Много денег, и ты восстановишь свои силы в прежней славе. А потом, когда Европа рухнет к нашим ногам, я отдам тебе всю Русь, великий князь. И дети твои будут одни править в ней, как мои дети во всей остальной части мира.
– Но, великий хан…
– Нет, русские полки не пойдут в Европу под мечи крестоносцев. Они будут обеспечивать мой тыл от неразумных. Только мой тыл, великий князь, это не так-то трудно будет сделать после моего первого удара.
– Только тыл?
– Только тыл и дороги, по которым пойдет снабжение моей армии.
– И ты… ты, великий хан, готов дать в этом высокую клятву?
– Клянусь памятью деда моего!
– Да, – вздохнув, сказал Ярослав. – Это – высокая клятва, великий хан. И мои дети будут княжить на всей Руси?
– Твои дети будут княжить на всей Руси. И больше никто. Ни одна ветвь рода твоего.
– Думай, князь Ярослав, – по-русски негромко сказал Сбыслав. – Это – петля. Смертельная удавка для Руси. Это – второе нашествие…
– Это – счастливый случай, который не выпадет второй раз, – резко оборвал Ярослав. – Передай хану, что на этих условиях я согласен на союз.
– Поклянись и ты, – сказал Гуюк, когда Сбыслав перевел ему последнюю фразу Ярослава.
Он выкрикнул что-то, чего Сбыслав не перевел. И тотчас же в шатер вошел отец Евген, торжественно неся перед собою наперсный крест.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
1
Из Галича вернулся опечаленный Андрей. В городе своенравные бояре начали бурную антикняжескую возню, и Даниил был вынужден покинуть его. Не долго думая, он бросился за подмогой к татарам, татары двинулись к городу, и тут уж стало не до свадьбы. Тем более что Даниил Галицкий вовремя одумался, помчался на запад, втравил в борьбу венгров и поляков, а пока все три силы колотили друг друга, напрочь позабыв о первоначальной цели, умчался на север и стал ждать, чем все это закончится. А князь Андрей, несолоно хлебавши, возвратился к родному очагу.
