что «сокровиществующие миллионщики ужасное во всем правительстве могут делать наваждение, influence и могут нечувствительно тьмы народов от себя зависящими сделать». Он с гневом говорит о тех «немногих богачах, которые своим безмерным достатком задавляют всех прочих», о том, что «у сокровиществующих миллионщиков даже и самое правосудие может быть нечувствительно на откупе»[609].
Утверждение М. Загряцкова о «раболепном преклонении Десницкого перед Екатериной II» основано лишь на похвальных вступлениях к публичным речам Десницкого и свидетельствуют о непонимании самих речей, которые всем своим содержанием были направлены против политики Екатерины. Правильную оценку мировоззрению Десницкого, как впрочем и ряда других учеников и последователей Ломоносова, трудившихся в Московском университете (Поповского, Аничкова, Третьякова), дал И. Я. Щипанов в обстоятельной вводной статье к I тому «Избранных произведений русских мыслителей второй половины XVIII века». Одновременно с этим необходимо отметить, что благодаря этому изданию читатель получил наиболее важные работы Поповского, Аничкова, Десницкого и Третьякова, не переиздававшиеся с 60—70-х гг. XVIII века или, в лучшем случае, с 1820 года.
Мероприятия, предлагаемые Десницким, имели несомненно прогрессивный, антифеодальный характер. Они были прямо направлены против укрепления дворянской диктатуры, против политики Екатерины, сущность которой заключалась в закреплении крепостнических отношений и сохранении и укреплении власти помещиков-крепостников. Осуществление предложений Десницкого открывало путь для ускорения развития новых общественных отношений, рождавшихся в недрах феодального строя. Их осуществление превращало государственную власть в силу, способствующую формированию нового базиса, а не тормозившую всячески его создание, как было с русским самодержавием в XVIII веке. Они выражали и отражали интересы народа, а не интересы господствующего класса крепостников, которые говорили о реформах, писали проекты, не брезговали либеральной фразой, но одновременно с этим предусматривали сохранение феодального землепользования и власти в руках помещиков. В этом коренное, принципиальное отличие программы Десницкого от «Наказа» Екатерины, проектов Н. Панина или Дм. Голицина, преследовавших диаметрально противоположные цели. Всякое отождествление или сближение этих документов говорит о непонимании целей, поставленных перед собой их авторами, и тех результатов, к которым привело бы их воплощение в жизнь.
Соратником и единомышленником Десницкого был Иван Андреевич Третьяков (около 1734–1776). Одновременно с ним он пришел в университет из Тверской семинарии. Вместе они учились в университете, вместе были направлены в Глазго для подготовки к профессорскому званию. Вместе защитили там докторские диссертации и, возвратившись в Московский университет, начали свою работу на юридическом факультете. Научная и преподавательская деятельность Третьякова продолжалась менее 8 лет. Биографические сведения о нем крайне скудны. Небогато и дошедшее до нас его литературное наследство — всего 3 речи.
Дилтей и Лангер, работавшие в университете до Третьякова и одновременно с ним, изучали римское право и преподавали его догматически. Третьяков же стремился показать историю развития римского права, выяснить причины и предпосылки появления новых законов. Он указывал на огромную роль развития собственности в истории общества. Основу силы и процветания страны Третьяков видел в ее экономике и в первую очередь в развитии обмена и торговли. Он называл разделение труда источником развития общества и утверждал, что «по разделении трудов натурально происходит в обществе разделение и самих людей, как то: на хозяев и работников»[610].
Третьяков был оригинальным мыслителем и экономистом. Его идеи содержат зачатки теории трудовой стоимости, получившей законченное оформление в работах Адама Смита. Он, называя заблуждением положение о том, что «государственное богатство заключается во множестве злата и серебра»[611], утверждал, что богатство страны определяется в первую очередь количеством товаров, имеющихся в стране. Одновременно Третьяков рассматривал труд в качестве основного источника богатства и, разбирая вопрос о «дешевизне и довольстве» той или иной вещи, указывал, что ее стоимость определяется количеством затраченного труда. Останавливаясь подробно на стоимости денег, он отмечал, что когда «люди начинают проницать в земные недры, доставать руды и преображать из них некоторые в монету», когда европейцы «завладели рудокопными заводами Мексиканскими», количество драгоценных металлов значительно возросло и стоимость денег резко понизилась. Третьяков указывал, что развитие промышленности, дальнейшее разделение труда и повышение культурного уровня населения ведут к росту производительности труда, следствием чего является понижение стоимости денег. Вместе с тем Третьяков утверждал, что человечество всегда в состоянии своим трудом обеспечить себя всем необходимым, и, в отличие от Адама Смита, отмечал большую роль государства в развитии хозяйственной деятельности людей и создании народного богатства[612].
Большое место в речах Третьякова занимал вопрос о положении людей «нижнего сословия». Он указывал, что «закоснение в одном (состоянии), есть такое злополучие смертных, что к претерпению оного и у самих стоиков великодушия не достает», и называя законы, закрепляющие это, «противными натуре человеческой»[613].
Он клеймил тех, кто «по своему высокоумию на вольность народную посягнул», и указывал, что монархия привела Рим к гибели.
Третьяков придавал огромное значение развитию наук и отмечал, что их развитие тесно связано с разделением труда, со все возрастающими потребностями общества, с развитием торговли и промышленности. Он указывал, что ремесла и «художества издревле и поныне во всех государствах всегда предваряют науки»[614]. Рассматривая развитие и роль науки, он отмечал тесную взаимосвязь наук между собой.
С большой силой он говорил о той крайне вредной роли, которую сыграла в истории науки церковь. Он утверждал, что церковь поддерживала и распространяла самое дикое невежество и суеверие, «заставляла воевать за свои софизмы» и пользовалась невежеством народа, чтобы упрочивать и расширять свою власть и свои доходы.
В своих речах Третьяков очень резко обрушивался на вредную деятельность иезуитов, монахов, церкви. «Истинно удивления достойно, что Цицерон и Демосфен с неподражаемым красноречием не могли столько слушателей в свою сторону склонить, сколько гугнивый и косноязычный капуцин с безосновательным учением в своих школах успел»[615].
Он приветствовал отстранение духовенства от гражданского управления и изъятие университетов из-под непосредственного подчинения духовным властям. Позиции Третьякова по вопросу о происхождении религии, как уже указывалось выше, совпадали с позициями Аничкова.
Говоря о развитии наук, Третьяков указывал, что имеется «два рода учащихся людей: одни учились для испытания натуры и оныя испытанием и сами питались; другие, не входя в такую глубину, для препровождения праздного времени подражать и последовать первым за украшение себе почитали»[616]. Он отмечал, что целиком посвящали себя науке и двигали ее вперед именно «поднявшиеся из нижнего состояния». Такое положение Третьяков считал типичным не только для далекого прошлого, что он подтверждал целым рядом примеров, но и для настоящего времени. «Нынешние ученые все почти такого ж происшествия и существа», — говорил он и призывал своих слушателей следовать их примеру. Что
