Что это со мною? Галлюцинация? Призраки в моей палате? Они выходят из стен, разговаривают. Неужели я и впрямь психически болен?
«Гони прочь глупые мысли, — ласково отозвался странный гость, словно открыто читал в моем сознании. — Я не призрак. Пощупай. У меня такая же кожа, как у тебя. Такая же горячая кровь. Даже халат из того же склада больницы, только… хе-хе!.. намного старше…»
Я несмело коснулся его руки. Она была костлява и горяча. Я слышал дыхание, видел, как на виске человека пульсировала жилка. Мистический ужас развеялся. Я облегченно вздохнул. Кивнув на стену, вопросительно взглянул на незнакомца:
«А как же ты… умеешь это?»
«Что?»
«Там есть отверстие?»
«Нет».
«Что же помогает тебе пройти?»
«Я умею проникать сквозь твердое».
«Это невозможно».
«Об этом поспорим позже, — иронически молвил Аэрас. — Прими факт, теория — потом».
«Тогда ты можешь… уйти?»
«Могу».
«Почему же… ты здесь?»
«Не хочу. Где же еще можно встретить порядочных людей на этой планете? Все нарушающие «норму» попадают сюда. Хочу знать твое имя. Кто ты? Кем был?»
«Я уже и сам не знаю. Меня убедили, что я болен. Но мне кажется, что я Гориор — штурман последней звездной экспедиции…»
«Вот как! — удивился Аэрас. — Ты побратим Кареоса?»
«Ты знаешь меня?»
«Слыхал. Кто же не знает Гориора — героя Космоса? Но как ты попал сюда?
Официальная версия утверждает, что ты погиб там… в пространстве… Там и похоронен. Вспомни, что случилось с тобой».
«Кареос предал. Он выбросил меня на планете в пустынном месте, перед этим опоив наркотиком. Долго я был без сознания. Затем меня подобрала медицинская служба.
Вероятно, все это было целенаправленно. Я называл свое имя, но мне никто не верил. Сообщили, что Кареос избран Председателем Всепланетного Совета, а я… погиб… И меня прославляют как героя. Тело будто бы похоронено в поясе астероидов…»
«Знаю. Но что случилось между вами? Почему он предал?»
«Это длинная история».
«Тем более я хочу знать, — настаивал Аэрас. — Судьба свела нас в проклятом месте, следует внимательно относиться к так называемым мелочам. Я слушаю, друг мой…»
И тогда я рассказал ему обо всем.
Когда моя повесть подошла к концу, Аэрас крепко обнял меня. Я не ожидал такого проявления чувств. Успокоившись, он сказал:
«Я давно ожидал тебя! Наконец свершилось!»
«Меня? Неужели мне суждено было попасть сюда, где очутился ты?»
«Смешной ты, парень! Я ожидал не тебя лично, а такого, как ты».
«Не понимаю…»
«Я все объясню», — радостно молвил Аэрас, похлопывая меня по плечу.
Он поднялся, подошел к двери, проник сквозь нее в коридор, снова поразив меня волшебством этого явления. Вернулся назад.
«Нигде никого. Везде тихо. Наши коллеги-сумасшедшие спят. Врачи и санитары тоже развлекаются в своих апартаментах, смотрят телерепортаж из Центрального Мегалополиса. Кроме того, началась гроза. Нам никто не станет мешать…»
В самом деле, над замком пророкотал гром. За узкими оконницами засверкали молнии. Аэрас примостился возле меня на мягком коврике, подобрав ноги под себя и положив руки на колени, словно мудрец на старинных гравюрах.
«Слушай же, мой молодой друг! Я расскажу тебе, почему очутился здесь. Тогда ты поймешь и мою радость, и мои надежды. Я не припомню, когда в моей душе начался бунт против существующих порядков. Вероятно, отдельные искры вспыхивали еще в детстве, но впервые четко я ощутил возмущение бессмысленным бытием тогда, когда работал учителем в окном из микрорайонов Третьего мегалополиса. Я болезненно переживал то, что дети люто ненавидели учебу. Школа была для них свирепым рабством. И не какие-то отдельные патологические или избалованные индивиды… это было тотальное явление! «Чтоб она сгорела, эта школа!» «Вот если бы бомба, да взорвать ее!» «Лучше умереть, чем учиться?» Такие и другие восклицания учеников поражали меня, доводили до умопомрачения, заставляли думать, думать, думать о страшной дилемме. Я вопрошал себя: в чем дело? Что случилось, как это может быть, что дети отказываются добровольно принимать опыт родителей и нужна целая система принуждения или поощрения, чтобы готовить специалистов, которые пребывали бы на уровне современной цивилизации? У меня сложилось впечатление, что где-то развитие человечества ушло в сторону, положив начало разрушительному витку. И никто не видит этого, не понимает!..
Кто изучал направление эволюции? Кто вообще понял, что это такое — эволюция?
Какая сила заложена в ее динамике? Разумная? Или инерционная? Быть может, она — эксперимент неких высокоорганизованных мыслящих существ? Или проба стихий природы, составляющих в бесчисленных вариантах различные явления, существа, события, не ведая, к чему это приведет и зачем это нужно!
Во всяком случае, даже определив сущность эволюции как естественный отбор лучших или более гармоничных вариантов, как согласование тождества с тождеством, следует определить основные ее закономерности. Если уж мыслящее существо появилось и осознало себя, то необходимо выяснить его возможности, целесообразность, тенденции самораскрытия. Следует согласовать личную цель с велением Космоса, с императивом Целого. Да, да, мой друг, — мы частица Целого, значит, должны считаться с Ним. Или стать над законом этого Целого!
Множество вопросов сверлили мой мозг. Я кидался от философа к философу. От теории к теории. Ответа, естественно, не было.
Я углубился в бездны оккультных течений, в мистицизм. Но вскоре понял, что и в этом направлении — тупик. То — сумерки разума, изнемогающего от бессмыслицы реального. На тропинках мистики нет разгадки. И я оставил манускрипты древних мудрецов. Я понял, что ответ следует искать в себе. Я — фокус сознания. Только наш разум может быть критерием истинности или обмана. Все, что принято на веру, даже от высочайшего авторитета, еще не истина. Мы не можем усвоить истину из книги, можно лишь достичь ее в динамике жизни, дорасти до нее, стать ее сутью.
Бутон не может увидеть, каким он станет, когда раскроется цветок, ибо сам станет этим чудом самораскрытия, этим цветком.
И тогда я безжалостно разрушил общепринятые доктрины, коим верил, коими напичкивал своих учеников. И пришли вопросы: кто сказал, что жизнь — закономерный плод Космоса? Кем утверждено, что эволюция в природе шла «правильным» путем? Почему считается, что наша стратегия космической экспансии с помощью технических приборов и аппаратов правильная и целесообразная?
От точного ответа на эти вопросы зависит многое. Математики знают, что малейшая неточность в расчетах полета космического корабля может отклонить его от цели на биллионы ми. Малейшая неточность! Ты слышишь? А в эволюционном учений, в социальных прогнозах, в планировании динамики общественных формаций мы действуем приблизительно, пользуясь сомнительными гипотезами и волюнтарными предпочтениями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
