— А передо мной с тобой человек разговаривал. Такой, на разбойника похожий, золота на нем много, сам росту среднего, кобуры серебром шитые, жилет кожаный, в шитье, рубаха крахмальная…
— Был такой, — кивнул буфетчик. — Болтал ни о чем, да мне все казалось, что высматривает кого-то.
— А чего другого о нем не помнишь? — я отпил из кружки и обтер усы ладонью. — Может раньше бывал? Или в тот день что-то интересное заметил? Или он с кем-то был?
— Понятно, — кивнул мой собеседник, затем огляделся украдкой, убедившись, что нас никто не слушает. — Я его не видел никогда и раньше не встречал. Но пришел он сюда не один, а Сэтом Кошельком. Тот заходить не стал, за дверью остался, но я его увидел. Случайно, в общем, увидел.
— А что за человек такой этот Сэт?
— Деловой человек, только дела темные. Контрабандой, по слухам, занимается, краденое скупает и продает, а еще болтают, что через него и душегубов нанять можно, он и в таких делах посредник.
— Местный? — уточнил я.
— Лет пять как здесь появился. Но крутится все больше здесь, в Приречной слободе. Знаю даже где искать его, если интересно.
— Интересно.
Буфетчик налил самому себе холодной воды в глиняный стакан, выпил залпом. Потом сказал:
— Вот если вот так река, — он показал на край стойки, — то вот так рыбачьи причалы. — он придвинул тарелку с маленькими солеными сухариками. — Вот здесь начинаются грузовые причалы, а вот так, между ними, вроде как лабаз, — он поставил со стуком свой стакан. — Торгуют там всякой скобянкой вроде как, но это для отвода глаз больше. Вот там Сэт и хозяином. Сам ли на месте, кто другой — не знаю, у него еще помощник есть. Но Сэта узнать легко — одноглазый. Повязку не носит, но левый глаз вовсе закрыт. А помощник толстый, лысый, потный всегда, зовут Пузырем все больше, а как настоящее имя — не знаю.
— Спасибо, уважаемый, — кивнул я.
— Знал бы больше — сказал бы, — добавил он. — И господину старшему приказчику передайте, что мы в такой беде никаким боком не повинны. Пусть напрасно на нас не думает.
— Он и не думает. Так что спасибо, пойду я дальше.
— Благословение богов.
После полумрака кабацкого дневное солнце слишком ярким оказалось, даже рукой глаза прикрыл. Потом намотал шемах пониже, а заодно и лицо немного прикрыл. На всякий случай. Не закрыл, иначе опять внимание лишнее на себя обратишь, а так, вроде и открыто, и разглядеть трудно.
— Поехали к пристаням, — сказал я Барату.
До пристаней недалеко, лошадям шагом десять минут всего. Один проулок между высокими заборами, другой, большой выгон, на каком лошадьми торгуют, потом извозчичья биржа, шумная и крикливая, опять заборы, а вон и спуск к берегу, и пристани.
Место здесь было не таким, как то, где швартовались баржи. Там и причалы какие надо, и набережная каменная, а тут кривые мостки на бочках, пыль да бурьян, да какие-то сараи вокруг. Если краденое скупать и продавать, да контрабанду хранить — место лучше и не придумаешь.
Так, а вон и нужный сарай, «Скобяная торговля и разный инструмент». Все как буфетчик и описал. Огляделся вокруг — вроде люди есть, но не близко. Где-то далеко лодку смолят после починки, где-то сеть чинят, дальше в сарае лодку строят, за спиной у нас дорога, так по ней ломовые дроги волы тащат. А у сэтовой торговли никого. Думаю, что ему так и лучше даже.
— Барат, ты с конями здесь побудь, — спешившись, я протянул ему повод.
— С тобой сходить не надо?
— Нет, я сам, — покачал я головой, потом снял карабин с плеча и убрал в чехол у седла.
Может и нет смысла соваться без разведки, но думаю, что в лицо меня все равно никто не знает. И никто лишний в этом сарае сидеть сейчас не должен, что им тут делать? Разве что покупатель какой, но сомнительно. Так что или сам Сэт должен быть, или Пузырь тот самый.
— Барат, на дверь поглядывай. Если увидишь что-то совсем из ряда вон — стреляй в воздух, не стесняйся. Или даже не в воздух, сам разберешься.
— Понял.
— Если сразу стрельбы и шума не услышишь, то минут через пять прямо туда с конями спускайся и дверь охраняй, понял?
— Так, понял.
От реки сыростью пахнет, а поверх всего запах сухого разогретого бурьяна. Осы жужжат, и где-то совсем рядом, в кустах, птица щелкает-заливается. Звуки такие мирные, мне под них разве что детство вспоминается.
Со стороны реки сарай навесом пристроен, дверь прямо на рассохшиеся доски пристани выходит. Точно, удобное место. Постоял в тени, глядя в стенку и прислушиваясь, больше для того, чтобы глаза опять от яркого солнца отвыкли, а потом внутрь шагнул, быстро.
Сарай не так чтобы просторный, у дальней стены мешки да ящики штабелями. Полумрак, свет только через маленькие окошечки под самой крышей пробивается. Мухи жужжат. Справа у стены стол, за ним сидит большой, потный, расплывшийся как тесто по квашне толстяк. Дальше, у какого-то длинного стола, стоит еще человек, высокий, сутулый, с тем глазом, каким он ко мне повернут, что-то неправильно.
Больше никого. Никто не всполошился.
Выдернув из ножен короткий толстый кинжал, коротко взмахнув рукой, воткнул его в висок толстяку. Хрустнуло. Тот даже не дернулся, только глаза закатил и обмяк на стуле. Сэт аж подскочил от неожиданности, а затем взглядом в направленный на него ствол револьвера уперся.
— Туда, к стене отойди, — показал я.
Сэт испуганным не выглядел. Сверля меня здоровым глазом, поднял руки и отступил туда, куда я сказал.
— Повернись, руки на стену положи. Ноги расставь.
— Я тут деньги не держу, — сказал Сэт хрипло. — Зря ты Пузыря свалил.
А голос выдал, боится все же. И меня за грабителя принял.
— Дальше от стены, — сказал я. — Ноги дальше.
В такой позе в драку не кинешься. Он у меня на прицеле, так что в драку ни в какой позе не кинешься, но люди бывают дураками. В другом случае он понадеяться может на то, что успеет. И мне тогда стрелять придется, а стрелять не хочу. Подошел ближе, выдернул у него револьвер из кобуры, потом нож из ножен. Охлопал с обеих сторон, но спрятанного оружия не нашел.
Подошел к столу, присел, заглянул снизу — нет, никаких тайников с упрятанными ружьями не видеть. А стул что надо, с подлокотниками.
— На стул садись, — сказал я, показав путь стволом. — И придвинься к столу как можно ближе. Если руки под стол опустишь — убью сразу.
— Слушай, чего ты хочешь?
Нет, точно боится, уже и вид делать не очень получается.
— Садись, сейчас все расскажу. Садись.
Он сел как сказано, к самой столешнице грудью, руки вытянул перед собой. Рассмотрел его чуть внимательней — летами к пятидесяти уже, левого глаза явно нет, на его месте просто впавшая глазница, веко закрыто. Сам седой, с седой же бородой. Руки крепкие. На шее шрам. На левой ладони тоже шрам. Одет дорого, с претензией. И револьвер дорогой, хороший, и нож тоже не дешевый.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
