В следующий миг я взбежал по склону и упал на спину. Широкий проход между двумя завалами уже окутали тени. Голос произнес:
— Да, мой господин…
И в ответ раздался шепот, услышав который, я замер:
— Дерьмо, одно дерьмо кругом!
В проходе возникли фигуры. Впереди шел Самурай, за ним еще трое эльфов. Позади высились двое гоблинов и парочка людей, все как на подбор статные, с широкими плечами и мощными шеями. Эльфы, как и Самурай, одеты в черное, только победнее, а люди — в желтые кирасы протекторской стражи. Они шли быстро, Самурай, не оглядываясь, подгонял их словами:
— Давайте, снулые. Мальчишку надо искать дальше… — Эльф вдруг споткнулся и встал, крутя головой. Его взгляд заскользил по склону, а рука потянулась к мечу-бумерангу на ремне. Я затаил дыхание. Чувствительность Самурая была удивительной.
Прошипев что-то, эльф пошел дальше, и вскоре отряд скрылся из виду. Я еще недолго подождал, осторожно слез и побежал вперед, спотыкаясь и оскальзываясь. Завалы расступились, открыв обширное пустое пространство, и теперь стал виден источник дыма.
Крытый загон, где Лоскутер держал своих квальбатросов, превратился в обугленный остов. Тонкие древесные прутья, из которых состоял купол-навес, смыкались черной решеткой — она лишь каким-то чудом еще не рассыпалась. Две птицы, вырвавшиеся из огня, лежали, пронзенные дротиками эльфов. Я подошел ближе и увидел внутри обугленные тела, клубки свалявшихся перьев, клювы и кости — все, что осталось от питомника. Когда шагнул дальше, решетка развалилась, черные клубы взметнулись над площадкой, пепел полетел мне в лицо. Я отскочил, кулаками протирая глаза. Затем пошел в обход площадки к остову сгоревшего домика, от которого поднимался столб дыма.
Здесь лежал Лоскутер. Навзничь, подложив под голову руку с узким, словно детским запястьем. Он лежал и смотрел в небо. Вторая рука покоилась на груди, прямо на длинной ране, след от удара мечом-бумерангом. Тонкая струйка крови из ноздри стекала по смуглой скуле на землю. Чуть в стороне лежали трупы двух гоблинов и трех эльфов в черном.
— Двенадцать… — сказал он мне, когда я склонился над ним. — Пятерых убил. Но их было двенадцать. И этот безумец…
Я встал на колени и спросил:
— Пить хочешь?
Он поморщился.
— Обойдусь. Этот… Самурай. Джанк, он хорош.
Я вгляделся в его лицо. Казалось, что оно почти безмятежно. Только губы чуть дрожали да струйка крови извивалась на скуле.
— Что сделать для тебя, Лоск? — спросил я.
— Нет… — Его плечи дернулись, словно он пытался пожать ими. — Зачем вернулся?
— Отомстить.
— И только?
— Нет. Но и отомстить тоже.
Темнело, на старом пустыре стояла тишина, только ветер шелестел в завалах. Эти завалы тянулись во все стороны, о близости города здесь ничего не напоминало, насколько хватало глаз — только мусор, гниль и отбросы. И умирающий старый эльф. Свалка как итог всей жизни…
Он сказал:
— Тогда мсти.
Я прищурился, глядя ему в глаза. Вообще-то, я ожидал другого. Какого-нибудь предостережения; может быть, о том, что месть иссушает душу.
— Но Самурай… — добавил Лоскутер и медленно и глубоко вздохнул. Бегущая из его носа струйка крови стала шире.
— Псих, — ответил я, садясь рядом с ним на землю.
— Потому и хорош. Безумие помогает ему двигаться… А ты совсем не умеешь драться, Джа. Сколько я ни бился над тобой…
— А еще Даб.
— Бородавочник. Видел его?
— Успел. Я был в поместье, ходил за деньгами отца. План есть, но я пока еще не очень хорошо представляю, как справиться с ними обоими.
Рука, прикрывающая рану, поднялась, длинный и тонкий указательный палец ткнул меня в лоб.
— Думай, — сказал он. — Не умеешь драться руками — дерись головой.
Рука опустилась, и я кивнул.
— Знаю. Что-нибудь придумаю.
— Думать ты умеешь. Хоть этому тебя научил. Еще… — Он содрогнулся, из раны на груди толчком выплеснулась кровь. — Красная Шапка идет сюда… — прошептал он. — Песчаный Плазмоди… Отомсти, и тогда успокоишься. Иначе месть иссушит тебя. Патина. Знаешь, что это?
— Никто не знает, — возразил я.
Он слабо улыбнулся и вдруг подмигнул мне.
— Очень старый мир. Связи развиваются очень давно, они усложняются и перепутываются, теперь все зависит от всего. Не понимаешь? Каждый предмет связан с любым другим. Каждое событие как-нибудь влияет на любое другое. Это — связи причин и следствий. Они очень стары здесь и начали нарушаться. Покрываться… Патиной. Она окутывает, мир становится вялым. Ты погружаешься в него, засыпаешь… Если отомстишь — возмутишь связи вокруг себя. Жизнь станет ярче, живее… понимаешь? Тогда не заснешь, как засыпаю я… Поэтому мсти.
— И за тебя? — спросил я. Он помедлил и сказал:
— За меня — нет. Отомсти за птиц.
Я хотел ответить, что мне наплевать на птиц, но не сказал ни слова, потому что глаза его закрылись. Некоторое время я сидел неподвижно, потом вскочил так резко, что закружилась голова.
К тому времени, когда я нашел не до конца прогоревшую широкую доску и с ее помощью вырыл яму, наступила ночь. Закопав старика, я воткнул палку, клинком нацарапал его имя и положил на могилу обгоревшее перо квальбатроса.
Мимо складов и домов портовых служащих я прошел к заднему двору «Облака» и в дверях столкнулся с Большаком. Увидев меня, он сказал:
— Что с тобой?
Я молчал, глядя на него.
— У тебя лицо серое. Что-то случилось, Джа?
— Нет. Ты достал?
Дитен вытащил из-за пазухи грязную тряпицу и очень аккуратно развернул. Там был кусочек темно-коричневого рыхлого вещества, напоминавшего влажную глину, в которую вдавлено несколько желтых зерен.
— И это стоит тридцать золотых? — хмуро спросил я, забирая тряпицу.
— Тридцать два, — поправил он. — Монету я себе оставил на пропой.
— Ладно… — Я подбросил тряпицу на ладони, и Дитен охнул, отскакивая от меня.
— Ты охренел?!
— Так она же свободная, — возразил я. — Несвязанная.
— При чем тут связанная — несвязанная? Это высший сорт. Она даже на слабый удар может ответить!
Подумав, я завернул икру, положил в карман и спросил:
— Ты что сейчас собираешься делать?
— Сказал же — напьюсь, — отрезал он. — Потом завалюсь спать. Я ж не орк какой-нибудь, чтоб по ночам шастать. А ты?
— Где Лапута?
— А тролль ее знает. Не видел. В общем зале нам лучше не показываться. Сейчас попрошу ту рыжую, чтоб принесла пару бутылок в комнату, и…
Я прислушался к звону и шуму голосов, доносившемуся из глубины борделя. В это время здесь уже, должно быть, полно клиентов.
— Все не пей, мне оставь, — сказал я. — Утром будет для тебя дело. Я скоро приду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
