Пен Галат не стал делать резких жестов. Он только бросил быстрый взгляд на Лапуту, затем посмотрел на меня. Я пересек комнату и уселся напротив троллихи, лицом к двери, возле которой Хорек Твюдж задумчиво сплюнул, достал новую табачную пластинку и бросил ее в рот.
Некоторое время Пен разглядывал меня — я был уверен, он принял во внимание то, что я уселся во главе стола, — затем повернулся к Брому с Грамом и спросил:
— А что, хлопцы, сколько ваших ребят охраняло подступы?
— Чаво охраняло? — пробурчал Бром, все еще держа руку под столом. — Чаво ты сейчас брякнул, папаша?
— Вход, — спокойно пояснил старик. — Сколько часовых вы оставили?
— А! Так это… двое… — сообразил Грам. Галат взглянул на гнома.
— Пиндос?
— Один, — ответил тот, дергая себя за губу и хмурясь.
— А у меня Хорек, да только он не снаружи, а в коридоре дежурил, — констатировал Пен.
— Э! — всполошился Бром, до которого наконец дошло. — Ты чё хочешь сказать, Дэви наших пацанов положил?
Галат пожал плечами.
— Вряд ли. Мы бы услышали. Скорее здесь еще один вход есть, и Джа о нем знал. От Лапуты. Давно он у тебя живет, мамаша?
— А вот пусть он сам тебе и расскажет, — ответила троллиха. — Только учти, старик, сейчас он мой гость. И если что… — Она откинулась назад, возложила руки на стол и медленно сжала кулаки. Зрелище получилось внушительное, потому что кулаки эти немного не доставали размером до голов Брома и Грама. Хотя головы братьев не отличались особыми габаритами, но все же…
У двери Хорек пробормотал: «Гром-баба!» — и тихо усмехнулся.
— Слышь, а ну брось свою «розочку»! — рявкнул я на Грама, развернувшись к нему всем телом. — Страх потерял, дылда?
Гоблин моргнул и отшвырнул горлышко бутылки в угол. Я перевел тяжелый взгляд на Брома. Тот, помедлив, поднял руку от ремня, где у него наверняка висел массивный гоблинский тесак. Я покосился на Пиндоса, который, сжав большим и указательным пальцами свой нос, теребил его так, будто хотел оторвать, и сказал:
— Я в «Облаке» только вчера появился. Переночевать надо было. А что сюда через чердак залезть можно, давно знал. И вообще, к тому, что Лапута «Облако» продает, я никакого отношения не имею. Это ваши дела.
Воцарилась тишина, слышно было только, как у двери Хорек Твюдж чавкает табаком.
— Так это ж Неклон скопытился! — догадался вдруг Бром. — Слышь, Грамчик, так вот оно чего Дэви в город приперся… Он же теперь не боится, что его…
Пиндос отцепился от своего носа и постучал пальцем по лбу, давая понять, что подобный вывод и так ясен любому олуху, и нечего об этом говорить вслух. Бром, не отличавшийся особой остротой ума, не обратил на гнома внимания и продолжал:
— Так он теперь что, захочет в порту опять всю контрабанду себе забрать?
— Ну, это мы еще посмотрим! — вскинулся Грам, начиная с сожалением глядеть в угол, где валялась его «розочка». — Не бывать такому, чтоб…
— Заткнитесь оба, — перебил я. — Если не соображаете, что к чему, так молчите лучше. Я здесь за другим.
— Выпьешь с нами? — спросил вдруг Пен Галат. — За возвращение…
Я покачал головой:
— Не хочу.
— Брезгуешь, а? — вскинулся Бром.
— Усохни, дылда. Не брезгую, просто не хочу сейчас.
Пен Галат усмехнулся:
— Ты изменился, Джа.
— Это мне уже говорили недавно. И ты изменился, Пен. Когда я уходил, ты моложе был. Всего за полгода сильно постарел.
Я заметил, как напряглось его лицо, как Лапута предостерегающе покосилась на меня. Из всех присутствующих старшин Галат был самым старым, самым хитрым и самым опасным… но и самым рассудительным. Я надеялся, что рассудительность не позволит ему немедленно приказать Хорьку, чтоб тот позвал с улицы остальных «ребят», и они всем скопом порешили меня. Главное, он не знал, где и как я прожил эти полгода, просто так ли вернулся или какая-то неизвестная сила стоит за мной.
Тут Брома посетила очередная интересная мысль.
— А ведь теперь в городе шум поднимется! — пророкотал он. — Не, вы посмотрите… А я думаю: это с чего ж Самурай и Дабовы гоминиды шныряют тудой-сюдой, ночные рейды эти, пожар какой-то на пустыре… Самурай тебя видел, Джа?
— Видел, — подтвердил я. — Умен ты, Бром, не по годам. Но вам-то что с того, что я вернулся? Теперь вы в силе, а я так просто проветриться заглянул…
Я говорил это, не глядя на Галата, которому на самом деле мои слова и предназначались. Пиндос наверняка тоже просек, что к чему, и сделал свои выводы, но его мое возвращение волновало меньше — интересы гнома в порту ограничивались лишь тем, чтобы здесь беспрепятственно пропускали грузы с гномьих кораблей.
— Ладно, — подвел итог Пен, услышав мои слова. — Все мы Лапуту уважаем, да и ты, Джа, нам не враг, правильно?.. — Он взглянул на Брома с Грамом. После паузы те неуверенно кивнули, не понимая пока, куда он клонит. — Но, согласись, твое нежданное появление не могло нас не встревожить. Я лично хочу знать только одно… — Он наклонился, навалившись грудью на стол, и, глядя снизу вверх в мои глаза, раздельно произнес: — Чего ты хочешь?
Лапута вдруг встала, все посмотрели на нее.
— Вот что, — произнесла троллиха, шагнув к двери. — Мне ваши дела ни к чему. И вообще, мне за эльфийками следить надо, как бы они опять чего не поперли. Значит, вы тут все решайте, а потом валите себе по-тихому. Факел потушите, дверь прикроете… Вы, двое, — она ткнула пальцем в сторону братьев, — и думать не могите здесь свалку устраивать. Пен, тебя это тоже касается. Ежели шум подымется или я наутро жмурика в комнате увижу, то, попомните мое слово, назавтра приду и вам бошки пораскраиваю. Это ясно? — Она многозначительно обвела всех взглядом и сказала маячившему в дверях Хорьку: — А ну, посунься, малый…
Твюдж причмокнул, насмешливо поклонился и шагнул в сторону. Лапута кивнула мне и вышла. Пока все провожали ее взглядами, я положил на стол мешочек и завязанную узлом тряпицу — когда они повернули готовы обратно, концы этой тряпицы были зажаты в моей ладони, а мешочек уже оказался развязанным, так что все присутствующие смогли разглядеть блеск золота.
— Чаво? — настороженно поинтересовался Бром. Я поднял брови.
— Что ты имеешь в виду? Это… — Я щелкнул пальцем по верхней монете. — Или это… — Я приподнял тряпицу над столом.
— И то и то.
— Золото, — сказал я. — И жабья икра. — Чтобы придать весу своим словам, я шмякнул тряпицей о столешницу.
Бром шарахнулся и повалился на пол, успев вцепиться в спинку стула Грама и опрокинув того за собой. Пиндос, громко выдохнув, съежился и закрыл голову руками. Хорек выветрился из дверного проема, только Пен остался сидеть, холодно глядя на меня, хотя я заметил, как бисеринки пота выступили на его лбу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
