Но как же с убийством мэра? А никак, не было никакого убийства, с самого начала понятно, что простое ДТП, несчастный случай.
Но зачем тогда убили шофера? Кому он мешал?
А если представить на минутку, что «Меценат» ни слова не соврал, — вот тогда становится ясно, кому мешал шофер Иванов! И почему он Иванов и никогда не был связан с Кавказом… Плюспочему мэру делали тормоза на СТО, принадлежавшей Слону… Хотя, с другой стороны, экспертиза изъятых со станции деталей ничего не показала — нормальные кондиционные запчасти… И Слоновьи документы на АО «Кленовая роща» — это уж точно не липа, проверено…
Но тогда напрашивается ещё объяснение: все-таки мэра устранил Арсланов (репетиция-то была, и слежка была, это не версия, это факты!), «Мецената» своего Арсланов сдал для отвода глаз, а несчастного Иванова удушил, чтобы бросить подозрение на Слона. Может, Иванов этот к смерти мэра никак не причастен, просто не вовремя оказался в камере…
И важно разобраться с этим делом, показать, что милиция работает, и важно остаться чистым перед сволочью Слоном, но и со сволочью Арслановым тоже надо считаться…
Ох, деточки… Будь ты проклят, Манохин!
Глава 42
И в тюрьме есть порядочные люди
Андрей высадил доцента Школьника у подъезда. По дороге они со вкусом обсудили некоторые особенности работы барабанных и дисковых тормозов при повышенном нагреве накладок и расстались во взаимно уважительном настроении.
Бориса Йосича встретила в дверях квартиры жена и немедленно сообщила:
— Борик! А у нас — Колечка с Людой!
Школьник просиял и, на ходу влезая в тапочки, ринулся в гостиную. Люда, такая же тоненькая, как и четыре года назад, хоть теперь уже не новобрачная, а солидная мать семейства (в составе Колечки-старшего и Колечки-младшего), заулыбалась и оторвалась от Ритиной толстой тетради с кулинарными рецептами. Коля Шинкаренко, сегодня без формы, поправил очки скопированным когда-то у Школьника движением и вскочил Йосичу навстречу.
— Дети, вы давно ждете? А я тут был на одной интересной консультации… Ха, Ритуля! Мы теперь богатые, нам с Мишей заплатили! Нет, ты себе представляешь? Не успел закончить работу, а уже заплатили!
Рита Семеновна уперла кулак в бедро и наклонила голову набок:
— Оказывается, кому-то в этой стране ещё нужна наука! А они не догадались тебя покормить за день?
— Покормить? — удивился Школьник. — Я не помню… Нет, то есть, что я говорю! Там была такая милая девочка, не то Ася, не то Аня, вылитая наша Танька… Чем-то она нас кормила, кофе я точно помню… Ха, и бутерброды с какой-то смазкой… не знаю, вроде паштета…
— Так ты будешь кушать или нет, доцент несчастный?
— Дети, а вы будете со мной кушать?
Коля немного смешался, потом сказал:
— Борис Йосич, а пришел с вами посоветоваться… Я читаю Зенона Галушку и никак не разберу несколько мест. Мы давно уже пришли, так что если вы мне сможете уделить минут пятнадцать, мы уже пойдем…
Когда-то Школьник приохотил Колечку читать по-польски, было это в давние времена, ещё до современного книжного бума, и по-польски можно было прочитать много такого, чего по-русски не издавали. Но «Десять дней на карусели» Зенона Галушки Колечка тогда же и прочитал, собственно, именно по этой книжке он и выучился… Школьник с удивлением поморгал глазами, но тут сообразил, что Колечка, видно, не просто так пришел, а Галушка — только предлог.
— Ха, тогда мы не будем кушать! Сытое брюхо к учению глухо. Так, девочки, вы тут найдете о чем побеседовать пятнадцать минут? А мы пока поговорим на наши мужские темы. Бери, Колечка, своего Галушку, идем в ту комнату, словари у меня там!
Он тщательно прикрыл за собой двери, раскрыл на тумбочке большой польско-русский словарь, положил сверху раскрытого Галушку вверх корешком и только потом усадил Колю в креслице. Сам устроился на диване.
— Ну вот, Колечка, конспирация соблюдена. Что у тебя стряслось?
— Не у меня. У нас на работе. Даже не совсем у нас — в следственном изоляторе.
— Подожди, а ты где работаешь?
— Я работаю в тюрьме, там где отбывают срок осужденные. А в следственном изоляторе содержатся подследственные, которых ещё не судили.
Борис Йосич наклонил голову влево, потом вправо, что должно было обозначать интенсивную работу мысли.
— Ладно, я понял. Ну и?..
Коля оглянулся на дверь, наклонился вперед:
— Я не хотел при Люде об этом говорить, она и так переживает из-за моей работы…
— Ха! — заявил Школьник и поднял глаза к потолку. — Можно понять! Чего тебя вообще туда понесло? Я уже три года пытаюсь от тебя добиться вразумительного ответа!
— Ну, Йосич… тогда я просто дядю Гришу послушал, вы же помните, на кафедре мне не светило, а тут сразу предложили звание, приличный оклад, квартиру через год…
— И где твоя квартира? — иронически поинтересовался Школьник.
Коля вздохнул.
— Ладно, не в этом дело… Понимаете, я там поработал… Я ведь не в той зоне, где рецидивисты, у нас, хоть и считается зона строгого режима, но это люди, попавшие случайно, — убийство из ревности или в драке, водители, совершившие катастрофу… ну, в общем… они просто несчастные люди, понимаете? На их месте практически любой может оказаться!
Школьник сочувственно шевельнул бровью.
— Конечно, не любой, но я тебя понимаю — тебе их жалко, да?
Коля ссутулился, зажал сложенные ладони между коленями.
— Жалко — но не в этом дело. Они совершили преступление, теперь отбывают наказание… Йосич, ну вы же понимаете — нельзя, чтобы там работали одни подонки! Человек приходит в зону с сознанием, что оступился, а когда насмотрится, начинает считать, что виноват не он, а общество, потому что все вокруг сволочи… И если он вдруг видит, что не все вокруг сволочи, если кто-то с ним по-человечески… Знали бы вы, как они тонко улавливают…
Йосич откашлялся, вспоминая, как заключенные разгружали генератор.
— Да, Колечка, я немножко видел. И мне твоя мысль понятна — в тюрьме тоже должны работать порядочные люди, это ты хотел сказать?
Коля кивнул, не меняя позы.
— Но, я догадываюсь, ты пришел поговорить не о нравственной стороне работы тюремного воспитателя?
Коля вздохнул, поправил очки.
— Борис Йосич… Вчера в СИЗО убили человека. Задушили в камере подушкой.
Теперь вздохнул Школьник:
— Вот видишь, Коля… А ты говоришь — несчастные люди…
Коля вскинулся:
— Но это же не заключенные! Его убил надзиратель Потапов.
Школьник ехидно скривился:
— «Задушен подушкой при попытке к бегству».
Коля шутки не принял:
— Нет. После отбоя. Выждал час, пока заснут, зашел в камеру…
— И никто ничего не услышал?
Коля грустно взглянул на доцента.
— Все, конечно, слышали.
— И лежали, молчали?
— А кому охота оказаться следующим?
Школьник вскочил, заметался по крохотной спальне.
— Колечка, но что же делать?!
Остановился:
— Подожди — а как же ты узнал?
— Заключенные сказали.
— А они как узнали?
— У нас всегда все узнают.
— А почему они сказали тебе, а не кому положено?
— Знают, что бесполезно. Даже опасно.
— А тебе?
— Мне хотя бы не опасно.
— Но ты пошел, доложил?
— Я пошел к вам.
Школьник расстроенно уставился на него:
— А я-то что могу тут сделать?
— Это был человек, задержанный по делу Коваля. А вы ведь этим делом занимаетесь, правда? И у вас есть знакомые в милиции, на высоком уровне.
Школьник подумал о Белецком, с сомнением покачал головой. Он, конечно, далек от преступников, но политик… Непонятно, захочет ли ввязываться…
— А кто был этот человек? Которого…
Борис Йосич вдруг обнаружил, что не в силах повторить это страшное слово «убили».
Но Коля понял:
— Шофер. Фамилия — Иванов. Он говорил соседям по камере, его обвиняли в убийстве мэра: что он будто бы подставил ему свой самосвал, потом выбрал момент, тормознул, мэр попытался его объехать и столкнулся со встречным.
Борис Йосич поскреб затылок:
— Честно говоря, мы такой вариант разбирали. Вполне могло быть.
— Ребята считают, что он не виноват.
Школьник оживился:
— Очень интересно! А по каким соображениям?
— Без соображений. Они умеют отличить. Редко когда ошибаются.
Коля так и сидел, зажав руки между коленями, говорил ровным голосом, без выражения.
— Но почему же ты не доложил кому положено?
— Потапов с майором вась-вась. Вы ведь помните майора Прибытко?
— Откуда мне его помнить? — удивился доцент.
— Вы ему несколько лет назад подписывали диплом к защите.
Школьник поморгал:
— Подожди… Был такой… Все пытался мне подарить финку тюремной работы. Но я ему сказал: «А потом сами же придете меня арестовывать за незаконное хранение холодного оружия!»
