— Нет, Эдик. Колодки наклонились задолго до аварии — ты б видел этот тормоз, там все ржавчиной заросло…
Но Эдик Федотов уже несся в атаку полным галопом:
— Но расчет мог быть именно на это! На поршеньках стоят слабые упорные кольца, при служебных торможениях они как-то держат, но потом злоумышленники создают аварийную ситуацию, которая вынуждает водителя прибегнуть к экстренному торможению, замедление и сила инерции намного выше, и вот в этот момент…
Без всякого почтения к профессорскому мнению вмешался Байбак:
— Так колодки ж уже разжатые, как же они наклонятся?..
Школьник задрал очки на лоб, потер глаза:
— Миша! Что б ты уже сначала думал, а потом говорил, а? Непозорь меня перед Эдуардом Васильевичем!
Эдуард Васильевич победно ухмылялся, Борис Иосифович жевал губами, дожидаясь, и изо всех сил сдерживался, чтобы не выпалить разгадку.
Но Байбак уже и сам сообразил:
— Ой… тю… Ну да, разное время срабатывания…
Тут же все трое коршунами накинулись на свои драгоценные диаграммы, профессор Эдик бормотал:
— А ну покажи, покажи…
А Борис Иосифович, снизойдя к безграмотной публике, объяснил:
— Впереди дисковые тормоза, у них очень малое время срабатывания видите, вот эта площадка? При скорости протяжки ленты сто миллиметров в секунду… ну, скажем, двенадцать сотых секунды. А сзади тормоза барабанные, да ещё зазоры повышенные — вот смотрите, на левом тормозе почти три десятые. В это время передние колеса уже тормозят, а задние ещё нет, и профессор Федотов выдвигает гипотезу, что именно в этот промежуток времени колодки могли уйти вперед и выключить из работы задний правый тормоз и что именно в этом состоял расчет преступников.
У меня ноги подкосились. Так что, все-таки Слона работа?! Час от часу не легче!
А они, вырывая друг у друга ручку (хотя на столе их три штуки валялось), уже писали очередные дифференциальные уравнения, а хомячок Миша сидел на телефоне, вызванивал какого-то друга Толика (как выяснилось из разговора, милицейского эксперта, который занимался «Москвичом» Коваля) и со ссылками на доцента Школьника и профессора Федотова уговаривал его немедленно лететь на службу, вскрыть тормоз и чувствительным динамометром вымерить усилие, необходимое для смещения колодок, да ещё при разной степени нажатия на педаль, а потом все разобрать, тщательно взвесить и определить центры масс и моменты инерции колодок, потому что, как оказалось, именно от этих цифр зависел приговор ученых: преступный замысел или несчастный случай.
Правда, Школьник немного охладил мой пыл, подчеркнув: «возможный» преступный замысел.
Пока поднятый по тревоге друг Толик где-то в недрах милиции возился с динамометрами и весами, профессура обсела Шварца, и он им с шиком моделировал умышленно организованную аварию без всяких фокусов с тормозами — по гипотезе профессора Эдика. Судя по гуканьям этих седовласых младенцев, убийство получалось хоть куда.
Я вздохнула в сотый раз и отправила Андрюшу в «Горячий хлеб» за булочками с корицей, а сама смолола очередной заряд кофе и засыпала в кофеварку.
Господам ученым наплевать, что нас они совсем запутали. Сидят довольные, разглагольствуют: какую, мол, работу провернули! Школьник своему сотруднику и говорит:
— Ну вот, Мишенька, цени частное предпринимательство! После этих двух дней твоя диссертация сделала гигантский шаг вперед.
А Мишенька, солидный такой, как хомяк сытый, отвечает:
— Я ценю, Борис Йосич, на работе такое вряд ли удалось бы… Особенно с нашим любимым научным руководителем.
И оба усмехнулись. По-моему, не очень весело.
Друг лейтенант все не звонил. Афганская борзая напомнила профессору Эдику, что пора домой, влегла в ошейник, как упряжная лошадь в хомут, и утащила хозяина из нашей конторы. Борис Йосич посадил было Мишеньку за машину писать пояснения, но через минуту не выдержал его дилетантского тюканья по клавишам, согнал со стула и взялся за дело сам. Закончил, отредактировал. Сережка все распечатал в трех экземплярах — для нас, для них и для Слона. Дима тем временем приготовил деньги и ведомость.
— Распишитесь, пожалуйста.
— Смотри, Михал Юрьич, тебе сделали кусок диссертации, а теперь ещё и платят!
Тот ответил со вздохом:
— Эх, Борис Йосич, так бы в институте платили, за каждый рабочий день…
Но расписались оба. Денежки взяли. Довольны.
А что же! И мы довольны. Хотя и не сильно. Ситуация для нас ещё больше запуталась. Так убили мэра или сам погиб? А если убили, то как — машину испортили или катастрофу подстроили?
И наконец позвонил Винницкий. Йосич, по пять раз переспрашивая, записал все цифры, сунул Шварцу и вскричал:
— Ну же, Сергей Леонидович!
Сергей Леонидович долго ждать себя не заставил, тем более, этот кусок программы у него уже был набран, отлажен и вычищен; ввел, ответ появился мгновенно — и поверг ученых в раздумье, а нас в уныние. В переводе на общедоступный язык ответ этот означал: а чего там, могло и так быть, хотя сомнительно, чтобы преступники были такие тонкие знатоки тормозов и сумели все рассчитать.
Школьник быстренько набрал пояснение к этому куску, Сережа сбросил на дискеты все наработанное — господам ученым для личного пользования, после чего Андрюша погрузил наших дорогих гостей в «восьмерку» и повез на заслуженный отдых.
А мы сидели, тупо глядя друг на друга, и пытались осмыслить результаты. Самый осмысленный вывод гласил: «А хрен его знает».
Наконец Дима сказал:
— Знаешь что, Алиса, хватит мозги сушить. Сделаем вот как: отдадим Слону все, что тут у них получилось, а он уже пусть решает, торчат отсюда уши Арсланова или нет… Главное, мы всю эту бодягу провели — экспертов опросили, математическую модель, будь она неладна, построили, даже вон картинки движущиеся нарисовали. А Слон пусть сам думает, устраивает его такая информация или нет… Сережа, пожалуйста, сделай ещё одну дискету для клиента. И можешь идти домой. Мы сами закроем.
Серега унесся домой, а мы отправились переодеваться. Последвухдневных трудов так приятно будет отвлечься и отдохнуть — пойдем к Стивенсам и, в порядке перемены обстановки, проведем воскресный вечер в простой компании. Среди ученых.
Глава 40
Мэрская подпись
Для городских властей суббота — день рабочий. Так было во все времена. А в эти дни, пока не расследована таинственная смерть мэра, пока не избран новый — тем более. Мэрия сейчас больше походила на армейский штаб в разгар напряженных боевых действий.
Поэтому никого не удивило появление в приемной довольно юного и очень уверенного человека в милицейской форме. Настолько разные слухи ходили по городу, что тут можно было ожидать появления не только милиции, но и «Интерпола». А также белых и черных магов, прорицателей и ясновидцев. Говорили даже о предстоящем прибытии из Полтавы народного умельца — так называемого психометриста, который якобы способен, вступая в мысленный контакт (рукой) с незнакомым предметом, узнавать его историю и проникать в души людей, владевших этим предметом, — в обратной хронологической последовательности.
Лицо, на то уполномоченное, представилось лейтенантом Новиковым, следователем уголовного розыска. Однако, вопреки обывательским представлениям, интересовали лейтенанта не свидетельские показания или волосок с костюма погибшего, а вполне законные документы. Причем самые разные, и годичной давности, и подписанные в день смерти. А еще, кроме подписи покойного ныне мэра, интересовала его печать или печати, которыми эта самая подпись удостоверялась.
Удивленная про себя, но внешне невозмутимая секретарша, приятная дама неопределенно-ухоженного возраста, охотно предоставила все требуемое (черта с два она бы отдала бумажки, если бы не звонок ответственному секретарю с самого верха). Более того, по привычке предложила чай или кофе. Но юный лейтенант ни чаем, на кофе не заинтересовался, а вместо этого сел писать протокол изъятия соответствующих документов. А также 3 (трех) оттисков с каждой печати. Галине Кузьминичне же и отловленным в коридоре понятым предложил на каждом из этих листков с оттисками расписаться, что все трое и сделали, указав в скобочках свою фамилию, инициалы и должность. Понятыми оказались две девицы, возвращающиеся из, пардон, туалета в родную бухгалтерию, и глаза у них при процедуре изъятия были больше и круглее Большой городской печати.
Лейтенант Новиков, надо сказать, только недавно попал в уголовный розыск, всех процессуальных тонкостей, как и психологии следствия, ещё не освоил, а потому пока больше верил человеческому слову, чем бумажкам. Когда Галина Кузьминична документы подписала и отдала, он прямо спросил у нее, кому принадлежала подпись на вот этом документе — и показал ксерокопию.
