И снова, снова, снова…
От звезды к звезде, шаг за шагом, в течение столетий, тысячелетий, мучительно медленно, но достаточно быстро по галактическому времени, достаточно быстро для нас, отрезанных и замурованных в оболочках. Десяток наших медленных лет — и они заполонят чуть ли не всю нашу галактику.
Информация, передаваемая со скоростью света от узла к узлу, будет учитываться, корректировать поведение системы, направлять новые репликаторы в перспективных направлениях, будет систематизироваться, исключать избыточность, чтобы не допустить перенасыщения каналов. Мы опутаем галактику своей рудиментарной паутиной. Репликаторы закинут в небо всеохватывающий невод, рассказывающий нам о том, что в него попалось.
Негативные аспекты? А как же без них. Конечно, предприятие связано с определенным риском.
Не будь «Спина», марсиане ни за что не решились бы на такое наглое вторжение во Вселенную. Это ведь не просто исследовательская миссия. Это полномасштабное вмешательство, использование галактических ресурсов по своему усмотрению, изменение галактической экологии. Если во Вселенной существуют другие разумные существа, а гипотетики — явное тому свидетельство, то распространение репликаторов может быть расценено как агрессия. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Лишь появление искусственных структур над полюсами Марса заставило марсиан пересмотреть свое отношение к проекту.
— «Спин» поколебал стойкость сомневающихся, — сказал Ван. — Если повезет, репликаторы откроют нам какие-то тайны гипотетиков или хотя бы дадут представление об их деятельности в галактике. Может быть, мы узнаем назначение «Спина». Репликаторы могут также послужить предостережением другим разумным формам жизни, столкнувшимся с такой же проблемой. Другие цивилизации могут подхватить наше знамя. Наше упавшее знамя. Они смогут сделать выводы, преуспеть там, где мы оплошали.
— А мы уже оплошали? Окончательно?
Ван пожал плечами:
— Скорее всего, да. Солнце уже одряхлело, вы это знаете, Тайлер. Ничто не длится вечно. А в наших обстоятельствах и «вечность» — это не так уж долго.
Улыбка, с которой он произнес это, искренняя марсианская улыбка, наклон головы к спинке плетеного кресла подчеркнули весомость сказанного.
Нельзя сказать, что я удивился услышанному. Все мы знали, что обречены. По меньшей мере обречены на прозябание под скорлупкой, охраняющей нас от гибели во враждебной Солнечной системе. Солнечный свет, сделавший Марс обитаемым, изжарил бы Землю, если бы не мембрана «Спина». И даже Марс в его собственной темной оболочке быстро покидал так называемую обитаемую зону. Умирающая звезда, мать всего живущего, завершала жизнь в старческом безумии, бессовестно губя все порожденное ею.
Жизнь родилась «на краешке» неустойчивой ядерной реакции. Эту истину никто не оспаривал и до «Спина», когда небо над землей еще ничто не затмевало и по ночам в нем мерцали далекие звезды. Эта истина, однако, никого не волновала, ибо жизнь человеческая была коротка, между двумя биениями солнечного пульса на земле сменялись бессчетные поколения. Но вот — Господь, спаси и помилуй! — случилось невероятное: нам суждено пережить свое Солнце. Нам суждено вращаться вокруг трупа своего светила в виде рассеянного по орбите пепла либо жить в вечной ночи герметичной оболочки, вне времени и галактического дома.
— Тайлер! Что с вами?
— Все в порядке, — заверил я его, думая почему-то о Диане. — Может быть, лучшее, на что мы можем надеяться, — это хоть что-то понять, перед тем как упадет занавес.
— Э-э… Занавес?
— Выражение такое. Перед концом.
— Конечно, невелико утешение, — признал Ван. — Но, пожалуй, это именно так. Лучшее, на что мы можем надеяться.
— Вы, марсиане, знали о «Спине» тысячи лет. И за все это время вы ничего не смогли узнать о гипотетиках?
— К сожалению, не смогли. Ничего или почти ничего. Лишь какие-то догадки о физической природе «Спина». — Джейсон мне пытался растолковать. Что-то о квантах времени… Но я в математике не силен, и все, о чем он говорил, далеко от практического воплощения. — О гипотетиках вообще ничего. Насчет же того, что им от нас нужно… Тоже догадки. Мы задавались вопросом, чем особым отличалась Земля к тому моменту, когда ее поймали в оболочку. Почему они не изолировали Марс сразу, когда мы там появились? Чем руководствовались они при выборе момента?
— И… Каков ответ?
В дверь постучали, появился один из свиты Вана, лысеющий господин в сшитом на заказ черном костюме. Он обратился к Вану, но глядел при этом на меня.
— Прошу прощения, но до встречи с делегацией Евросоюза осталось пять минут.
Я встал.
— В следующий раз, — сказал Ван.
— Надеюсь, скоро?
— Как смогу.
Уже вечерело, с делами я на тот день покончил. Вышел через северную дверь. По пути к парковке остановился у дощатого забора стройплощадки. Сквозь щели виднелась кладка из простых шлакоблоков, громадные резервуары высокого давления, отходящие от них толстенные трубы. Территория стройки загажена обрывками желтой тефлоновой изоляции, обрезками медных труб и змеевиков. Бригадир в белой пластиковой каске гавкал на работяг, толкающих тачки, тоже в касках, в защитных очках и в ботинках с окованными сталью носками.
Эти люди строили инкубатор для новых живых существ. Здесь в жидком гелии вырастут и подготовятся к расселению по холоду Вселенной наши наследники, способные жить дольше и путешествовать дальше, чем человеческие существа. Наш диалог со Вселенной, может быть, посмертный. Если И-Ди не осилит Джейсона и не задушит проект.
* * *
В тот уик-энд мы с Молли отправились прогуляться по пляжу.
Последнее воскресенье октября выдалось безоблачным. Едва мы прошли четверть мили по усеянному окурками песку, как поднявшееся солнце начало нещадно припекать. Океанская рябь отражала бессчетное множество солнечных зайчиков, как будто воду усеивали груды нетонущих бриллиантов. Молли вышла в шортах, сандалиях и белой хлопковой футболке, которая тут же прилипла к ее телу, соблазнительно подчеркивая рельеф. Она надвинула на глаза кепку-бейсболку, опустила козырек пониже.
— Никогда я этого не пойму, — проворчала она, опуская руку от глаз и оборачиваясь, чтобы проверить собственные следы на песке.
— Чего не поймешь, Молл?
— Солнце. То есть его свет. Все говорят, что он фальшивый, но жара, бог мой, жара! Жара-то настоящая.
— Солнце тоже нельзя сказать, что совсем уж фальшивое. Мы видим не настоящее солнце, но свет-то идет от настоящего. Гипотетики преобразуют его, длину волны и интенсивность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
