Натабура еще никогда не встречал такого беспечного капитана.
– Предупреждай, – он приготовился к худшему, но то, что он услышал, его абсолютно не удивило, а наоборот, развеселило.
– Ты нам нужен, потому что ты один имел дело с воинами из обожженной глины.
– Кими мо, ками дзо! Вон в чем дело! – невольно рассмеялся Натабура и подумал, что, должно быть, Богиня Аматэрасу все предусмотрела: и с хаюмадзукаи – божественной силой, и даже с появлением Баттусая. Интересно, еще с чем? Чего я не знаю? Положим, мы с хирака справимся. Он задумался. Жуткая тайна маячила перед ним.
– Ну да, – явно с облегчением согласился капитан Го-Данго. – Наши-то с ними не сталкивались. Честно говоря, многие боятся.
– Главное, быть половчее. А кто тебе рассказал? – полюбопытствовал Натабура.
Капитан нехотя пробормотал, отвернувшись в сторону:
– Кто рассказал, того уж нет в живых… – и тяжело вздохнул.
Конечно, он имел ввиду кантё Гампэй. Теперь по прошествии нескольких дней он жалел, что убил его. Можно было что-нибудь придумать, подержать его где-нибудь до восстания, корил он себя. Или уговорить молчать. На худой конец, дать денег. Но с другой стороны риск слишком велик, а тайна переворота не принадлежит мне лично. В общем, капитан Го-Данго оправдывался, как мог, и все равно не находил душевного спокойствия. Его даже днем преследовали удивленные глаза кантё. Капитан Го-Данго не привык убивать вне поля боя. В глубине души он был сентиментален и влюбчив.
Пока капитана Го-Данго печалился, Натабура успел оглядеть площадь: на крыльце храма собиралась толпа. Должно быть, ждут Язаки? Баттусая нигде не было видно. Неужели передумал, усмехнулся Натабура. Он вспомнил, как в дивной стране Чу капитан по имени Аюгаи, который был кабутомуши-кун каппа Субэоса, тоже клялся в верности, но потом предал в самый ответственный момент с легкостью бездушного человека и едва всех не погубил. Тогда-то ему, Натабуре, и пришлось убить рыжего Бога Ван Чжи.
– Для верности надо запастись тяжелым оружием, – пояснил Натабура, не замечая состояние капитана Го-Данго. – Хотя они только вначале твердые, как камень, а потом становятся, как все люди. Тогда с ними с одной стороны легче, а с другой труднее – ловкость приобретают.
– А что взять-то?
– Масакири, например, из расчета два масакири на одного хирака. Живучие они, как и все мертвецы, хотя и неповоротливые. Хороши будут также тяжелые китайские мечи. Ну и наши катана. Пригодится и канабо.
– А против собак?
– Ганива? Нет, этих до конца придется бить чем-нибудь тяжелым. Они мягкими не становятся. В основном они останавливают человека, а потом уже налетают хирака. Сколько хирака-то?
– Тысяча.
– Тысяча?… – озадаченно произнес Натабура. – Хоп! Хе!
Он был озадачен.
– Ну и обыкновенной охраны хватает: по сотне человек у передних и задних ворот.
– А сколько наших?
– Сорок семь.
– Сорок семь, – как эхо повторил Натабура. – Хоп! Хе!
Он еще больше озадачился и внимательно посмотрел на капитана – не шутит ли? А капитан в свою очередь посмотрел на него – не испугался ли? Не похоже. Только на лице у него возникло такое выражением, словно он что-то подсчитывал в уме.
– С учетом двоих погибших, – добавил Го-Данго. – На нашей стороне только внезапность и везение.
– И времени нет?
– Времени нет, – согласился капитан Го-Данго. – Они нас ждут на праздник благодарения за первый рис лета. Тогда соберутся все: и регент, и оба его сына. Если кого-то из них упустим, то сам заговор потеряет всякий смысла.
– Значит, нужны еще люди, – сказал Натабура, беря из вазы яблоко и разрезая его на две части. Одну он надкусил, а вторую протянул капитану.
– Нужны. Но где их взять?
– Ага! – почему-то с облегчением воскликнул Натабура. – Вроде одного нашел. – Он поднял глаза на дерево. Как я раньше не разглядел: Баттусай прятался в ветвях ближайшего дуба. Если бы не разрезанное яблоко, он бы не шевельнулся.
– Кто он?
– Мой ученик.
Об учителе Акинобу он решил не говорить. Акинобу они примут безоговорочно. А Афра тем более. Кого из людей не приводил в изумление медвежий тэнгу?
– Завтра, – сказал капитан Го-Данго. – На закате. Приходи сюда. Я буду ждать. Все обсудим.
Капитан Го-Данго поднялся и ушел. Впервые за много дней вслед за ним не скользнула тень Баттусая.
– Господин, я так рад! Что мне делать?
Баттусай стоял за баллюстрадой, и Натабура видел только его сияющие глаза. Боже, неужели и я таким когда-то был?
– Не называй меня господином. Говори просто 'сэйса'.
Как он соскользнул с дерева, Натабура не заметил, а ведь он всего лишь на мгновение переключил свое внимание на уходящего капитана Го-Данго. Впрочем, прочь чувства. Дело – прежде всего!
– Да, сэйса.
– Завтра после полудня придешь ко мне.
– Да, сэйса, приду! – радостно воскликнул Баттусай.
– Знаешь, где я живу?
– Знаю, знаю.
– Тихо! Тихо-о-о… Никто не должен понять, что мы знакомы.
– Да, сэйса, – радостно произнес Баттусай и исчез.
Натабура пригляделся: на площади Цуэ уже собралась огромная толпа. Знакомый голос вещал:
– Если я пришел от Бога, и вы мне сказали: вот Бог! Я скажу вам, что вы ошиблись: я всего лишь уста его! Я блаженный, ибо я знаю, что он даст вам – счастье!
– Все дело в том, – услышал Натабура и оглянулся: рядом с ним незаметно появился учитель Акинобу, – что если бы Бог Яма услышал его речи, он бы лишил его силы пророка.
Понесло дурака, неприязненно подумал о Язаки Натабура.
– Это еще опасней, чем я думал.
– Не опасней, чем участвовать в заговоре.
До этого момента учитель Акинобу сидел в самом дальнем и темном углу харчевни. Афра несколько раз норовил улизнуть к нему, но Натабура не пускал. Люди за соседними столиками куда-то ушли. Похоже, они сидели здесь ради Язаки. Харчевня быстро опустела. Хозяин подошел и тяжело вздохнул:
– Уже второй день так. Народ мрачный ходит, но слушает.
Харчевник был толстый и жирный. Телеса выпирали из-под одежды, белые, как тесто.
– А что, правду говорит? – спросил Акинобу совершено бесцветным голосом, чтобы только не возбудить подозрение в насмешке.
– Еще какую, – испуганно ответил толстый харчевник. – В былые времена за такие речи… – он испуганно замолчал и убежал на кухню, где что-то громыхнуло.
– Сэйса, так почему Бог Яма лишил бы его силы? – спросил Натабура.
– Потому что богоподобными становятся те, кто пуст, как разорванный мешок, кто не глаголет на площади, а познает истину в одиночестве и молчит до самой смерти. Мы его сегодня на этом и проверим. Недаром Миры разделены.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
