class="p1">– Я не хочу больше их видеть! – сказала она тем же неестественным голосом.
– Кого, Генриетт?
– Их! – И опять заревела, горько и монотонно. Схватила с постели подушку и зарылась в нее лицом.
Доктор Беньямин Лагер закончил серьезные курсы психиатрии и прекрасно понимал, что в таких случаях уговоры бесполезны. Только ждать.
Дальше все происходило как в рапиде. Генриетт Реш подползла к раковине, схватила стакан, мгновенно разбила и начала осколком резать себе щеки. Лицо мгновенно залила кровь.
– Охрана! – отчаянно закричала сестра, бросилась к двери и нажала красную кнопку тревоги.
Беньямин успел перехватить руку обезумевшей женщины, а другой обхватил ее изо всех сил, стараясь удержать. Кровь залила рукав халата.
* * *
– А если бы ты не родился человеком, каким зверем ты хотел бы стать?
Матьё взял со стола бутылку пива и отпил глоток. Они сидели в баре на площади Республики. Он пригласил Адама на вернисаж, но оказалось, что до открытия еще почти час.
– Каким зверем? Охотнее всего я останусь человеком.
Типичный Матьё. Охотнее всего… Как только надо дать определение, уходит от ответа.
Матьё заметил реакцию Адама, улыбнулся.
– Вообще не ответил, – упрекнул Адам. – Я же сказал – если бы не родился человеком. Как можно остаться человеком, если им не родился?
– А-а-а… Ну стал бы птицей. К примеру. Или дельфином. Или гепардом.
– Гепардом?
– Самый быстрый зверь. Давай, скажи уже! Не тяни!
Адам растерялся:
– Что я должен сказать?
– Ведь ты задал вопрос только для того, чтобы я переспросил: а ты? В какого зверя хотел бы превратиться ты?
– Ничего подобного. Спросил, потому что хочу лучше тебя узнать.
– Адам! Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо еще. – Матьё задумался, сделал еще глоток. – Волк. Тебе надо было родиться волчонком. Ты любишь одиночество.
Адам удивился. Хотел было возразить – о чем ты? Большинство волков живут в стае. Но промолчал. Матьё знает его не так уж плохо.
Если кого-то любишь, дай ему свободу. Все так говорят, но смириться с этим трудно.
– У нас еще пять минут. – Матьё запрокинул голову и допил остатки пива. Вытер рот, весело глянул на Адама: – Пора, мой волчонок.
Город уже надел свой летний наряд. То и дело приходится обходить столики бесчисленных кафе, занявшие все тротуары. Идешь как в лабиринте, да еще увиливаешь от велосипедистов. Сотни людей – непрерывный веселый шум, перемежаемый взрывами смеха.
Матьё перебежал улицу, остановился у дверей выставочного зала и помахал Адаму рукой:
– Не застревай, chéri!
Адам расплылся в глуповатой улыбке. Французский – всего лишь один из множества языков, но до чего же красивый!
Скоро придется открыть глаза и проснуться, подумал он, но зачем же заставлять себя просыпаться заранее?
* * *
– Нужна помощь, – сказал Беньямин, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно более убедительно.
Весь вечер они возились с Генриетт Реш – останавливали кровь, перевязывали. Первая пациентка в Портленд Бейсайд, которой понадобилась медицинская помощь. Умудрилась порезать даже глаз, пришлось наложить повязку.
Беньямин просмотрел всю ее историю болезни, изучил даже МРТ-срезы самого первого обследования – и ничего странного не заметил.
– А что случилось? – На экране блеснули квадратные очки доктора Нгуена. Свежевыбритое лицо. Беньямин невольно улыбнулся. Не одна Генриетт, ученый тоже порезался.
– Аутоагрессия. Я просмотрел МРТ-картинки и ничего не увидел. Нужна ваша помощь, – повторил он.
– Аутоагрессия?
– Ничего сверхъестественного, нанесла себе резаные раны осколком стекла. Хотелось бы слышать мнение специалиста. Я имею в виду не специалиста по резаным ранам, хотя не мешало бы пройти курс, – пошутил он. – По магнитному резонансу.
Беньямин посмотрел на соседний экран – большой, но разделенный на клеточки величиной со спичечный коробок. Сюда выведены все камеры наблюдения. Достаточно щелкнуть по клеточке – и любая часть здания развернется во весь экран. Коридоры, двор, который здесь называют садом. Прогулки два раза в день, но график почему-то постоянно меняется.
– Если у вас есть время…
– Фамилия? – перебил его Нгуен.
– Реш. Генриетт Реш.
– Женщина?
– Ну да. Конечно, женщина. Генриетт.
– В каком она состоянии?
– Дезориентирована. Повредила глаз. Говорить отказывается. – Беньямин тут же вспомнил единственную произнесенную больной фразу: я не хочу больше их видеть. – Эмоциональная изоляция в каком-то мрачном сегменте сознания.
– Перешлите историю.
– Да, сразу и перешлю.
– У вас уже все на месте?
– Да.
– И это первый инцидент?
– Первый. И пока единственный. – Беньямин проверил адрес и нажал кнопку “отправить”. – Послал.
Эндрю поднял большой палец.
– Перезвоню, – и отключил видео.
Беньямин несколько мгновений просидел в задумчивости. Еще вчера он на час завис в Сети, подыскивая подходящую квартиру в Портленде, чтобы перевезти сюда Лизу и Лео. Сейчас эта мысль казалась пугающей. Массовое убийство в IKEA, Зельцер с кухонным ножом, бродящий ночью по дому престарелых… Интересно, закрывали ли они там двери на ночь? Вряд ли…
Генриетт Реш заставила его осознать – он был не прав. Всю эту дикую идею – собрать добровольцев Re-cognize и поместить их под стражу – он считал ненужной перестраховкой. Ошибся. Почему-то самым страшным казалось, что Генриетт явно не чувствовала боли. Поранила глаз, искромсала лицо, руки – и продолжала бы, если бы ее не остановили силой.
Убрали из палат стеклянную и фаянсовую посуду, все заменили пластмассой. Но есть же еще и окна… и двор, упрямо называемый садом, куда они выходят на прогулку. Они… Как их назвать? Изолированные на карантине? Интерны, как в тюрьмах?
Ему разрешено носить с собой пистолет. Довольно неприятно, даже тревожно – он не держал в руках оружия со времен срочной службы. А самое главное, Беньямин был совершенно убежден, что он не в состоянии не то что выстрелить – поднять пистолет и направить его на человека.
Никак не удавалось отвязаться от неприятной мысли: а что было бы, если бы Генриетт Реш оставалась дома со своим мужем? Или поехала за покупками с пистолетом в перчаточном отделении? Пошла в магазин – и пожалуйста, еще один массовый расстрел.
Он невольно глянул на экран с камер наблюдения. Кто-то спит, кто-то смотрит телевизор. А вот эта… Беньямин оледенел.
Прошло несколько секунд, прежде чем отлегло. Ну что такого – сидит старая женщина, наверняка бабушка, сидит и вяжет носочки для внуков. Похоже, напевает что-то себе под нос – губы шевелятся. Может, это для нее единственная радость в том положении, в которое она попала. Она и все эти старики и старухи. У них уже отняли их жизнь – неужели надо отнять еще и спицы?
Беньямин в тысячный раз проклял себя, что согласился на эту работу. Деньги… Ну да, лишних денег у
