ли и с папой случиться что-то подобное? На пике болезни он был крайне подозрителен, апатичен, ни на что не реагировал. Почти перестал есть. Нет, далеко не все мужчины выплескивают собственную фрустрацию наружу.
Прогулка немного прояснила голову. Селия направилась ко входу в клинический центр. Около велостоянки увидела Эсте – Эсте, должно быть, так и будет выглядеть всю жизнь: студентка колледжа с рюкзачком за спиной и в тренировочных брючках. Сняла шлем, одним движением закрутила волосы в хвост и весело помахала Селии:
– Тайминг – само совершенство.
– Ты что, всю дорогу крутила педали?
Эсте снимала жилье у какой-то тетушки в огромной вилле. Довольно далеко, зато в ее распоряжении был весь верхний этаж. Тетушка, как оказалось, пишет книги. Из тех, что продают в киосках. Есть такие писатели – их книги продают миллионными тиражами, но никаким уважением они не пользуются. Хотя Эсте была уверена, что ее хозяйка – гений. Представь, говорила она, и глаза ее круглились от восхищения, по вечерам она часами играет Шопена на рояле в гостиной!
– Крутила, крутила, – ответила она на вопрос Селии. – Иногда не крутила, если под горку. Около получаса, в хорошем темпе. Нагрузка что надо.
Они прошли в лабораторию. Мохаммед, разумеется, уже на месте. Эсте стянула через голову куртку с капюшоном и осталась в футболке с какой-то надписью по-французски, Селия так и не поняла, что эта надпись означает.
– Сегодня должно быть принято решение. – Селия скептически усмехнулась. – Комиссия по этике никак не может определиться, имеем ли мы право работать с мозгом Ньюмэна. Никто ничего не слышал? Эндрю наверняка начал им названивать, как только проснулся.
– Пока молчок.
– Наверняка откажут. Но тогда пусть, по крайней мере, пришлют детальный протокол вскрытия.
– Они должны были прислать нам мозг сразу, мы могли бы сделать информативные срезы, как в Сан-Диего, – сказала Эсте.
Неудивительно, что именно ей пришла в голову эта мысль: Эсте полгода работала по обмену в Калифорнийском университете, в одной из немногих лабораторий, специализирующихся на изучении срезов мозга. Раньше этот метод использовали только на мышах. Мозг замачивают в растворе глюкозы – давно известно, что таким способом удается выровнять осмотическое давление и избежать неизбежного при замораживании разрушения клеточной структуры. Замораживают уже после замачивания и нарезают на ломти толщиной с оберточную бумагу, окрашивают и помещают на тонкое стекло. Оказалось, что таким старинным и на первый взгляд варварским способом сравнительно легко можно получить детальную картину минимальных повреждений, которые можно пропустить даже на таком сверхсовременном инструменте, как магнитно-резонансный томограф.
– Эсте, если я правильно понимаю, мозг надо препарировать чуть не сразу после смерти?
– Лучше всего – да. Хочешь получить результат – приступай к делу немедленно.
– Есть опасность, что они все же заморозили труп, хотя мы и просили этого не делать. Эндрю только и твердит про это, места себе не находит. Каждая третья фраза у него – наверняка напортачили. Хотел пойти на вскрытие – не пустили. А если мозг все же заморозили, то пиши пропало. МРТ ничего не даст. Как замороженный банан – кристаллы льда взрывают клетки.
Не успели они заняться делом, в лабораторию влетел, даже не влетел, а ворвался Эндрю:
– Проклятые идиоты! Имбецилы!
Физиономия свекольного цвета. Вздумай Мохаммед изобразить его на одной из своих карикатур, обязательно нарисовал бы веер летящих изо рта брызг слюны и клубы дыма из ушей.
– Что случилось?
– Мозга НЕТ! Вы поняли? Нет мозга! Нам дали разрешение обследовать тело, но никакого мозга нет! В помине нет!
– То есть как – нет? Куда он делся?
– Полицейские стреляли в голову. Он вышел из лифта, а они его ждали – видели на камерах, куда он идет. И влепили девять пуль. Все в голову.
– О боже…
– Идиоты, идиоты! – Эндрю буквально трясся от ярости. – Вместо мозга – каша. Теперь мы никогда не узнаем, почему он это сделал.
– Почему никто не сказал сразу? Зачем морочили голову? – тихо спросила Селия.
– Потому что идиоты! Скрыть хотели! Старик давно забыл про свой пистолет, сунул в карман или вообще выкинул… он был безоружен! Полицейские наверняка видели, что у него нет ничего в руках. И начали палить – не в ноги, как по правилам, а в голову! Девять пуль!
– Превышение пределов необходимой обороны, – вспомнил Мохаммед юридическую формулу. – Хотя им и обороняться-то было не от кого. Безоружный старичок, божий одуванчик.
– То-то они и скрывали. Думаешь, в полиции мне рассказали? Как же! Держи карман шире. Патологоанатом поделился. Тот, кто делал аутопсию.
– А что этическая комиссия? – Эсте заметно побледнела – видимо, чересчур живо представила себе картину у дверей лифта.
Действительно – девять пуль. От мозга вряд ли что осталось.
– Что да, то да, – мрачно заявил Мохаммед. – Идиоты во всю спину.
– Послушайте, полицейских можно понять, – возразила Селия. – Он же только что расстрелял детей. Эмоциональный фон…
– Героями хотели себя показать, – перебил ее Эндрю, – вот и весь эмоциональный фон. – Он замысловато выругался.
Наступило долгое, давящее молчание. С этим мозгом было связано много надежд. Оставалось только попытаться найти хоть какое-то решение.
В конце концов сделала попытку Селия:
– Надо посмотреть еще раз его старые данные…
– Еще раз? – мрачно спросил Эндрю Нгуен. – Мы анализировали его картинки тысячу сто один раз. Можем, конечно, заняться этим в тысячу сто второй. Нас не убудет.
– Пробы слюны? – предложил Мохаммед.
– ДНК? – добавила Эсте.
Селия подняла руку – подождите, не фантазируйте, ребята.
– Но протокол-то вскрытия мы получим?
– Можем и сам труп получить, только что нам это даст? – мрачно фыркнул Эндрю. – Голова нам нужна, голова!
– Хоть что-то…
– Идиоты! Имбецилы! – в сотый раз повторил Эндрю и замолк.
Эсте тоже подняла руку, как школьница:
– Психологический портрет. Я вчера подумала – хорошо бы пройти по тем тестам, что парни и девушки проходят при призыве в армию.
Селия пожала плечами:
– Все эти тесты не более чем автопортреты. Мы же не проводим большую пятерку у наших больных.
Пятифакторная модель, или, как ее называют специалисты, большая пятерка, – психологический тест для определения типа личности. Его используют, чтобы выявить психопатию или нарциссистские отклонения.
– Еще есть рисунки, и мы могли… – начала было Эсте, но Эндрю ее оборвал:
– Рисунки? О господи!
Ничего объяснять не стал, но все и так поняли. Да, Ньюмэн что-то там рисовал, но доктор Нгуен вовсе не склонен обсуждать странные, хотя иной раз довольно изящные психологические теории. Дэвид называет их “альтернативными”.
Селия покосилась на Эсте – не обиделась ли? Похоже, нет, уже начала привыкать к холерическим выходкам доктора Нгуена.
Эндрю, не переставая бормотать ругательства, выскочил из
