– Братья! Покажем этим неверным, с кем они имеют дело! С нами Тэнгри, мы победим!
Половецкая конница ответила громовым, раскатывающимся в воздухе торжественным криком.
По взмаху руки своего хана с зажатой в ней саблей, набирая скорость, половецкая сотня выскочила из кустов и устремилась к неприятельскому стану. Урус хан летел впереди. За его спиной слышался топот множества лошадиных копыт, дрожь от которого передавалась земле. Этот звук и сотрясание почвы радостно отзывались в его душе. Они добавляли ему спокойствия и уверенности. Урус хан точно знал, чего стоят на поле брани сотня половецких храбрецов, хмелеющих в бою от упоения смертельной опасностью и скачущих сейчас за его спиной. В эту минуту он гордился своими людьми, и ему казалось, что вряд ли найдется в жизни что-нибудь более увлекательное, горячащее кровь сильнее, чем игра со смертью!
Перед глазами возникла привычная картина…
– Ай-ай! Алла! – вдруг тревожно закричали дозорные персидские воины, заметив летящую на них конницу.
Войско услышало тревожные крики своих часовых, стоящих у леса и беки вмиг подняли тревогу. Половецкая конница, истосковавшаяся по настоящей боевой схватке, стала косить саблями утомленных дневным переходом персов. Кому не известно, как сражаются бесстрашные воины под началом опытного командира? Урус хан шел впереди, ведя за собой своих людей. Ведь он воин, а бой – его стихия!
– Шайтан! Шайтан кумычи! – кричали персы, уворачиваясь от тяжелых сабельных ударов.
На разгоряченном жеребце, раздавая удары на право и налево, Урус хан ни на минуту не терял головы, стараясь глубоко не ввязаться в бой и не переступить ту черту, после которой отступление было бы бесполезно.
Персы переполошились. Со всех сторон поднялся такой крик, что даже самым опытным и отчаянным половецким воинам стало не по себе.
– Сейчас хлынут, словно саранча и попытаются задушить, – подумал Урус хан, продолжая наносить удары.
Персы оправились от неожиданной атаки, и вот уже летит навстречу тяжелая конница, превосходящая числом в несколько раз сотню Урус хана. Прикрывая отход, хан развернул своих людей, и половцы рванули к лесу. Преследуя противника, персы выставили отряд самых метких стрелков из лука. Они понимали, что легких всадников, шайтан кумычи, так просто не догнать.
В минуту передышки Урус хан придержал коня, чтобы оглядеть и оценить поле сражения. Именно в этот момент вражеская стрела впилась ему в левое плечо, пробила его навылет и осталась торчать там, как бы насмехаясь над тщетностью человеческой жизни. Ему сделалось нехорошо, он почувствовал, как внутри что-то оборвалось и ухнуло в бездну. Мигом вскипела, завертелась и булькнула перед глазами лиловая пелена.
– Прочь! Это все мое воображение, я воин! – промелькнуло у него в мозгу.
Урус хан собрался с силами и подхлестнул своего жеребца. Сопровождавший его воин, заметил ранение своего хана, сломал и выдернул стрелу из плеча. Отпустив поводья и зажав рану, Урус хан прокричал:
– Отступать. Быстрее скачите к лесу!
Тем временем, оставшиеся в засаде половецкие сотни, были готовы к отражению врага. Всадники натянули тетивы тугих луков, и в воздухе сделалось черно от их стрел. Залп, еще залп. С детства привыкшие к стрельбе по движущимся мишеням, они просто не могли промахнуться. С глухим чавкающим звуком их стрелы вонзались в тела неприятеля, убивали и калечили лошадей, втыкались в землю. Персидская конница остановилась, дрогнула, но некоторые воины успели сделать ответные выстрелы по удирающей сотне.
Сделав удачную вылазку, Урус хан уходил от погони. Внезапно конь остановил свой галоп, заржал, встал на дыбы, замолотил в воздухе передними копытами, упал на подломившиеся ноги и завалился на бок.
– Къузгьум, тору ат!* – завопил Урус хан, будучи вне себя от бешенства.
Вся самоуверенность и значимость слетела с него в этот момент, как скорлупа со свежесваренного в крутую, и затем резко охлажденного, яйца. До перелеска оставалось совсем ничего. Оставшись один на поле боя, он перестал быть ханом и сделался обыкновенным раненным воином, совершенно растерявшимся от случившегося.
– Ворон… – тише прокричал Урус хан, подползая к бьющемуся в агонии животному, морщась от боли в простреленном плече.
Конь был смертельно ранен. Персидская стрела поразила его в основание шеи, из раны фонтаном хлестала алая кровь. Тяжело дыша, Ворон смотрел на хозяина огромными глазами. В его взгляде словно читалась немая просьба:
– Помоги мне, хозяин или добей меня!
– Ну, давай же! Давай, поднимайся! – хрипел Урус хан, готовый разрыдаться над конем.
Он гладил бок верного друга, который тяжело вздымался и плавно опадал. Раненный хан, позабыв про опасность, шептал на ухо коню что-то бессвязное, будто молился неизвестно какому богу на непонятном языке…
А опасность была уже рядом. Почувствовав щедрую награду за голову половецкого хана, персидские всадники, не обращая внимания на град стрел, без страха устремились к Урус хану. Тот поднялся с земли, повернулся лицом к врагу и выставил вперед клинок, прикрываясь щитом. Урус хана злила собственная беспомощность. Верный Ворон убит, и ничего нельзя с этим поделать. Навернувшиеся на глаза слезы мигом высохли.
– Нет, я просто так не сдамся, – возникла шальная мысль. – Не от старости пал верный гнедой, не в теплом стойле над корытом овса испустил он свой дух. Конь погиб на поле, как настоящий боец, а теперь, пришел и мой черед!
Подстегивая лошадей, к нему приближались двое конных персов.
– Этим собакам еще не ведомо с кем предстоит скрестить саблю!
Урус хан забыл про боль в раненном плече. Он ощущал в груди лишь раздражение и досаду и совершенно не обращал внимания на то, что происходило у него за спиной. Сделав еще один губительный залп, половецкие сотни, под
* Къузгьум, тору ат – (ворон, гнедой конь – кумыкский язык) предводительством Овлура, выскочили из-за кустов и бросились на выручку своему хану.
Еще несколько мгновений и перед Урус ханом оказались два всадника. Ближайший ткнул в него копьем, но Урус хан, шутя, парировал этот выпад своей саблей и одновременно взмахнул щитом перед мордой кобылы, несшей другого врага. Испуганное животное взвилось на дыбы, а Урус хан, крутнувшись на месте, ловко перерубил подпругу его седла. С громким криком перс свалился на землю, потеряв в падении шлем, он ударился затылком так, что хрустнули кости. Урус хан поймал кобылу за узду и одним махом взлетел к ней на спину, изо всех сил сжав коленями ее бока.
Удержаться на спине, обезумевшей от страха лошади, было очень трудно, но кое-как, совладав с ней, он бросился на развернувшегося к тому времени копьеносца, уклонился от удара пики и точным ударом сабли полоснул его по левому боку. Противник взвизгнул, разжал ослабевшие пальцы, выронил копье и повалился вперед. Урус хан перемахнул на круп его коня, спихнул истекающего кровью врага наземь, пересел в седло и упер ноги в стременах. С обеих сторон конница уже сошлась в сабельном бою. Пригибаясь к конской гриве, прикрываясь щитом, Урус хан ринулся на персов, раздавая удары.
Ошеломленный неожиданной контратакой, враг затушевался и дрогнул. К тому же персидские военноначальники, не знали, передовой ли это отряд кыпчакской конницы напал на их лагерь, или вся орда находится где-то поблизости и уже окружает их стан. Урус хан воспользовался этой заминкой и развернул свой отряд. Начало смеркаться.
– Отходим! – скомандовал он, отшвырнул от себя ставший уже ненужным щит и пустил коня к лесу, подавая пример остальным.
Боясь нарваться в темноте на засаду, персы не стали преследовать отступающую половецкую конницу. Так неожиданно закончилась первая схватка. Половецкие сотни рассредоточились и стали уходить на север к месту назначенного сбора.
Урус хан был легко ранен еще раз, теперь уже саблей в левую руку, как раз там, где заканчивался рукав кольчуги. Эта царапина не беспокоила его, она даже одушевляла, возвышая его в глазах воинов. Весь оставшийся путь он проделал с все возрастающем мрачном озлоблением. Желание отомстить за смерть своих людей и потерю любимого коня нарастало вместе с чувством досады на самого себя, за то, что так глупо вышло при первом отступлении, за то, что воины рода рисковали своими жизнями ради его спасения.
– Ты ранен? – сочувственно спросил догнавший хана Овлур.
– Пустяки, хвала Тэнгри, могло быть и хуже.
– Прекрасная вылазка, не так ли, враг потерял больше пяти сотен.
– Ты нарушил мой приказ, Овлур, хотя я и благодарен тебе за это. Больше так не поступай. Жизнь сотника или даже хана не стоит жизней сотни удальцов. В этом походе решается не моя судьба, а судьба целого народа! Что мы будем делать, если лишимся своей силы?
Урус хан подстегнул коня и направил его к долгожданному оврагу. Перевязав раны, он дождался возвращения всех групп, самолично расставил дозоры, затем опустился на землю, уронил голову на сложенные руки и тихо застонал. Но не боль была тому причиной. Перед его взором, в памяти всплыло лицо друга, того, ради спасения которого он и ввязался в эту авантюру.
